Цветные стеклышки - Галина Демыкина

Нюра завизжала от радости, спрыгнула на землю и схватила щенка. Щенок не стал вырываться, как Мура. Он задвигал лапами по Нюрашиному платью и положил мордочку ей на плечо. И задышал возле уха. От него так тепло пахло!

Нюраша понесла щенка в сени, к Муриному блюдцу. Мура своё молоко ещё не выпила.

Щенок пошёл, пошёл как-то боком, влез лапами в блюдце и разлил молоко. Потом понюхал мокрую лапу и облизал её красным язычком.

Нюра принесла ещё молока, и щенок стал быстро-быстро лакать. Он весь обрызгался!

Нюра снова подлила молока, а потом — ещё. Она вылила из кастрюльки всё Мурино молоко.

А Мура сидела на пороге и крутила хвостом: сердилась.

Тогда Нюра вынесла её на улицу, закрыла дверь.

А щенок всё пил, пил!

Бока у него раздулись, глаза стали сонными. Он заковылял по сеням, сделал лужицу, а потом лёг возле лавки и заснул.

Это был такой хороший день!

Щенок бегал по саду, а Нюра — за ним. Нюра сразу его догоняла!

Через забор заглянула тётя Саня, соседка.

— Это нашей Мохнушки щенок, — сказала она.

Нюра так и задрожала:

— Тётя Санечка! Тётя Саня!..

— Чего ты? — удивилась соседка. — Я ведь не отбираю. Только у отца спроси и у мамы.

— Они согласны! — закричала Нюраша, схватила щенка и потащила к дому.

А мама уже пришла. Она только что подоила корову и теперь процеживала молоко сквозь марлю. Молоко было тёплое, оно пенилось.

Мама не оглянулась. Налила Нюре полную чашку, поставила на стол.

Возле мамы вертелась Мура.

— Уйди, — попросила мама. Но Мура не ушла.

— Мама! — позвала Нюраша и протянула щенка. Лапы его болтались в воздухе.

— Ух, какой шарик! — засмеялась мама.

— Мам, а можно? А?

— Можно, — ответила мама. — Отец давно хотел собаку.

Нюра опять тихонечко завизжала от радости. Она стала пить молоко, а Шарика держала на коленях.

Но тут она увидела: кошка Мура залезла на лавку и тянется к ней, будто хочет что-то сказать.

— Уходи! — крикнула Нюра и посмотрела на маму. А мама внимательно — на неё.

Нюраша опустила щенка на пол. И покраснела.

Она догадалась, о чём хотела сказать Мура. И ты, наверное, тоже догадываешься.

Мура, хотела сказать: «Если у тебя завелись новые друзья, нехорошо обижать старых. Мальчик Казис никогда так не делает!»

Глава 9. Лента в клеточку

На подоконнике лежит коробка, а в коробке — Нюрашины ленты для косы. Косичка у Нюры маленькая, а ленты красивые: одна белая, другая голубая, третья красная, а четвёртая самая лучшая — в зелёную и коричневую клеточку.

Нюра вынула ту, которая в клеточку, и поглядела в окно. За окошком было темно, что-то шуршало, постукивало.

— Мам! — позвала Нюра.

Мама не слышала: она стирала на кухне. Папа возился с приёмником: вынимал и вставлял какие-то тёмные лампочки. Под столом спал Шарик. Нюра растолкала его. Щенок потянулся к ней сонной тёплой мордой, встал на мягкие после сна лапы и, шатаясь, пошёл.

Нюра схватила его в охапку, взяла с окна ленту и открыла дверь в сени.

Там было совсем темно.

Сквозь маленькое окошко просвечивало синее, тоже очень тёмное небо. Нюре захотелось шагнуть назад, захлопнуть поскорее дверь, но она не сделала так: она ступила через порог.

«Ко-ко-ко!» — затревожился на дворе петух. Он хотел сказать, что нельзя выходить так поздно.

— Ничего, — шепнула Нюра и скорее на крыльцо.

И совсем даже не страшно, потому что никакие волки в сенях не прячутся.

Шарик, как видно, заснул у Нюраши на руках. А теперь, на свежем воздухе, проснулся, забарахтался.

Нюра сказала:

— Мы с тобой, Шарик, только до калитки добежим. Оставим ленточку для Казиса, и всё. Пусть чайка Варвара отнесёт.

Нюра слезла с крыльца и пошла по дорожке. Она старалась не дышать.

И вдруг что-то как зашуршит под кустами! Нюра остановилась, прижала к себе тёплое тельце Шарика:

— Ничего, Шарик, ведь мы вместе.

А там всё шурх да шурх, всё ближе да ближе. И вот вылез на дорожку маленький зверь, меньше Шарика. Наскочил на Нюрину ногу, зафырчал, свернулся.

Нюра вздохнула и засмеялась: она уже видела такого зверя и сразу узнала — ёжик.

Она пошла дальше.

Вот дорожка чуть повернула, обогнула вишнёвое дерево. Значит, скоро калитка.

И вдруг Нюра увидала: там, около калитки, над изгородью блестят два огромных зелёных глаза.

Ну конечно! За забором — поле, за полем — лес, а в лесу кто живёт?.. Вот он и прибежал, встал на задние лапы, раскрыл пасть!..

Нюра хотела закричать, но крик не получился.

А зелёные глаза уставились прямо на неё.

Нюра выронила щенка. Шарик плюхнулся, но не завизжал, а побежал прямо туда, к этому зверю.

И тогда Нюра кинулась за ним:

— Шарик! Назад! Шарик, Шарик!

Он такой маленький, глупый, тёплый, а зверь такой злой, с огромной пастью!..

— Шарик, Шарик, назад!

Но тут вдруг зелёные глаза потухли, что-то мягко ударилось о землю возле забора, и тотчас же об Нюрину ногу потёрлась нежная шёрстка. Мура! Конечно же это Мура!

— Мура! Ты на заборе сидела? — спросила её Нюраша.

Нюрины глаза уже привыкли к темноте, и теперь была ясно видна загородка, и все деревья и кусты, и Шарик, как он катился по траве.

Нюра быстро привязала ленту к сучку вишни, схватила одной рукой Шарика, другой — Муру и побежала к дому. Папа увидел Нюрашу, отложил лампочки и винтики.

— Откуда это ты так поздно, дочка?

— Я ленту для Казиса на вишню повесила, чтобы чайка Варвара отнесла.

— Отнесёт! — улыбнулся отец. — Будет доставлено. А я-то думал: где ты бродишь?

— Это Мура бродит, — ответила Нюраша и перевела дух. — Там ведь и волки могут быть. Хорошо, мы с Шариком подоспели!

— Молодцы! — сказал отец удивлённо.

А чего удивляться? Это ведь всем известно: если хочешь стать храбрым, надо не бояться. Вот как мальчик Казис.

Глава 10. Будем знакомы

Садись поближе,Нагнись пониже,Погляди получше.

А теперь отгадай: как зовут этого мальчика?

Верно, Казис.

А почему у него нет косы?

Да ведь её никогда и не было. Разве мальчики носят косы?

Это он сам живёт на косе. А коса — это длинная, узкая полоса берега, которая вдаётся в море.

Тут, на косе, умещается дом Казиса, огород, ещё несколько домов с огородами. А на берегу много лодок. Это лодки рыболовецкого колхоза.

Казис проснулся от шагов, открыл глаза и увидел: отец собирается на лов.

— А я?

— Давай, — ответил отец. — Только быстро.

Казис быстро оделся, а ботинки надевать не стал: знал, что будет тепло. Потому что небо было ровное, сероватое, без облачка. Над морем прозрачно серебрился воздух, и казалось, что ветер вот-вот сдует эту воздушную пенку. А солнца не было. Оно ещё не вставало.

В окно было видно: возле лодок возились с сетями рыбаки в резиновых сапогах и широких резиновых шапках.

— Собери еду, — сказал отец.

Казис отрезал большой кусок белого сала, два ломтя хлеба, отсыпал соли в тряпочку, положил две луковицы, несколько яиц, сваренных ещё с вечера. Всё это сложил в целлофановый пакет и выбежал вслед за отцом.

— Лабас дьёна, — сказал отец рыбакам.

Ты, наверное, догадываешься, что по-литовски это значит «добрый день».

— Лабас, — ответили ему.

Отец отвязал большую широкодонную лодку, а Казис вскочил на ходу.

Лодка закачалась на волнах рядом с другими лодками. Все они были толстыми тросами привязаны к катеру. Катер шёл далеко впереди, и за ним тянулись усы из пены.

— «Ой, лари-лари-ла!» — запел Казис. Ему было весело.

— «Ой, лари-лари-ла!» — подтянули рыбаки. Они плыли и тихонечко, себе под нос, напевали.

Казис хотел быть таким, как эти люди — загорелые, сильные, молчаливые. И очень смелые. И очень верные друзья. Казне сидел на корме рядом с отцом и ждал, когда доплывут до того места, где поставлены сети.

Больше всего Казис любит, когда выбирают сеть: тянут её — и он тоже тянет! И сеть поднимается над водой, а там плещется, скачет, сверкает разноцветная рыба, а вода тяжёлыми потоками стекает обратно в море.

И вот уже рыбины на дне лодки, теперь можно разглядеть их. Казис рад, что такой хороший улов, и ему жалко рыб — как они разевают рты и раскрывают живые красные жабры, точно просят: «Воды! Воды!»

Он присмотрел одну рыбёшку, совсем маленькую, невзрачную, серенькую. Схватил её и выкинул за борт. Руки после рыбы стали скользкими и пахли морем, водорослями, рыбным духом.

Казис глянул за борт. Мимо лодки прошла та рыбёшка и золотисто сверкнула на него глазом. «Узнала, — подумал Казне. — Потом, наверное, приплывёт к берегу, приручится, как чайка Барбара. И я покажу её Нюре».