Приключение петиметра - Всеволод Соловьев

— Дальше-то что?!. Чего тутъ по-пусту слова да время терять… Ваше сіятельство, вступи ты въ законный бракъ съ дочерью моей, Марьей.

Петиметръ даже вскочилъ со стула.

— Что это ты, почтеннѣйшій, или еще не вытрезвился? — воскликнулъ онъ. — Ты знаешь, кто я, а я знаю теперь, изъ разговора съ твоей дочкой, кто ты… Мы съ ней не пара…

Иванъ Парамоновичъ понурился и съ глубокимъ вздохомъ выговорилъ:

— Вѣстимо, не пара… да, видно, такъ Господу угодно… противъ Его святой воли не пойдешь, ничего не подѣлаешь… Мой грѣхъ, мой грѣхъ… Такъ ты вотъ и женись на Марьѣ, ваше сіятельство… что ужъ тутъ!.. Никакъ невозможно этакой срамъ оставить… вѣдь, весь домъ, чай, знаетъ, не утаишь такого дѣла. Одно слово, срамъ и позоръ… Такъ ужь ты женись, ваше сіятельство!

— Да я-то въ чемъ тутъ виноватъ! Напился пьянъ, учинилъ дебошъ и дерзость великую, заперъ меня въ темный чуланъ съ дочкой… Въ Сибирь ты долженъ идти… Я тебѣ прощаю… Такъ мало тебѣ и этого? Ты еще и подъ вѣнецъ меня тащить хочешь… силою что ль, по вчерашнему?

— Зачѣмъ силою? — очевидно рѣшивъ внутри себя всѣ сомнѣнія и уже совсѣмъ спокойнымъ голосомъ сказалъ Иванъ Парамоновичъ:- зачѣмъ силою?.. А ты вотъ что разсуди, ваше сіятельство: ты князь, а я купецъ, сынъ купецкій, — и все жъ таки намъ съ тобою породниться, при такомъ Божіемъ попущеніи, очень возможно. Покойный твой батюшка, царствіе ему небесное, — вѣдь знавалъ я его, — отъ родителей изрядное получилъ наслѣдство: и вотчинъ не мало, и палаты на Басманной улицѣ богатѣющія… А что онъ твоей княжеской милости оставилъ? — Немного, вѣдь… да и то немногое — гдѣ оно? Вѣдь, палаты то твои княжескія нынѣ, либо завтра продашь, съ долгами не раздѣлаешься, а самъ голъ какъ соколъ останешься… Какой же гы тогда, прости Господи, петиметръ будешь? Невѣсту богатую изъ дворянскаго рода искать станешь? Такъ, вѣдь, найдешь, либо нѣтъ… А тутъ тебѣ невѣста готова, моя Марья. Хоть купеческая дочь, да и передъ княгиней-графиней въ грязь лицомъ не ударитъ. Вѣдь, пойми, ваша милость, единственная она у меня дщерь, единственная наслѣдница, а достатки мои ты считалъ?

Петиметръ небрежно позвякивалъ своей золотой часовой цѣпочкой и загадочно глядѣлъ на Ивана Парамоновича.

— Не считалъ ты моихъ достатковъ! — горячо воскликнулъ старикъ:- да и самъ я имъ, поди, счетъ терять начинаю… Да и считать нечего! За Марьей выдамъ я тебѣ вѣрнымъ дѣломъ четыре милліона, а тамъ, какъ отзоветъ меня Господь, все вамъ же останется… Только чуръ, жалѣть да любить Марью, беречь ее, она дѣвка добрая, ласковая и разумная… Изъ себя, самъ знаешь, Богъ красотой не обидѣлъ, вальяжная княгиня будетъ, особливо при такихъ моихъ купецкихъ капиталахъ…

Иванъ Парамоновичъ замолчалъ и началъ пристально глядѣть на петиметра. Прошла минута, прошла другая. Въ комнатѣ царило глубокое молчаніе. Наконецъ, петиметръ тряхнулъ головою и улыбнулся.

— Намъ съ тобою, почтеннѣйшій, безъ дочки твоей этого дѣла никакъ рѣшить нельзя!.. — сказалъ онъ. — Попроси ее сюда… Быть можетъ, я ей не по нраву.

Иванъ Парамоновичъ подошелъ къ двери и своимъ громовымъ голосомъ крикнулъ: «Марья!» Черезъ минуту, робко и стыдливо, вспыхивая румянцемъ, на порогѣ горницы появилась Маша. Петиметръ глядѣлъ на нее и думалъ: «экая прелесть какая… Видно судьба… съ милліонами какой еще княгиней будетъ!.. Отъ Мещерскихъ madame Турнэ отходитъ, возьму ее, уѣдемъ на годъ отсюда… живо она мою княгиню французскому языку и манерамъ научитъ»…

— Марья! — строгимъ голосомъ возразилъ Иванъ Парамоновичъ:- вотъ пети… то есть князь тебя сватаетъ…

Иванъ Парамоновичъ вышелъ изъ горницы, а петиметръ подошелъ къ Машѣ. Она робко подняла на него глаза.

— Неужели? — едва слышно прошептали ея губы.

— Машенька, поцѣлуй же… Теперь, хоть мы и не въ темномъ чуланѣ на запорѣ, а цѣловаться можемъ невозбранно.

Говоря это, петиметръ крѣпко обнялъ Машу, а она не сопротивлялась. Такъ, обнявшихся, и засталъ ихъ Иванъ Парамоновичъ, вернувшійся съ иконой. Но онъ сдѣлалъ видъ, что ничего не замѣтилъ и благословилъ нареченныхъ…

По дому поднялось движеніе. Ставили самоваръ, готовили закуски. Молодые люди сидѣли рядышкомъ на диванѣ. Иванъ Парамоновичъ уходилъ, распоряжался, потомъ опять приходилъ, искоса поглядывалъ на князя и думалъ: «а все же ты петиметръ, и кабы не лукавый попуталъ меня, кабы не вино проклятое, не видать бы тебѣ, какъ ушей своихъ, мою Марью съ моими милліонами… Не для тебя добывалъ я ихъ, петиметръ-амурщикъ!.. Да ничего не подѣлаешь!».

1917