Срок приговоренных - Чингиз Абдуллаев

— Кто купил? — спрашиваю я, все еще ничего не соображая.

— Мы купили, — он даже в этот момент не говорил, что это он купил. Как он мог купить квартиру? Откуда у врача, пусть даже такого опытного, как Андрей, могло появиться столько денег?

— Я дачу свою продал, чтобы купить их квартиру, — поясняет он, словно извиняясь. И он еще спрашивает моего разрешения!

— Подожди, — говорю я решительно, — почему ты должен что-то продавать? Продам я. У меня большая квартира. За мои две комнаты дадут больше, чем за ваши четыре. У меня в центре, в самом центре. Да еще в таком здании. За нее столько денег дадут, что я пять квартир купить смогу, — говорю и понимаю, что ничего не выйдет. Никто мне не разрешит продавать квартиру в таком доме. Это ведь почти что ведомственная квартира. И получил я ее недавно. Если даже плюну на все и продам, то нужно уходить с работы. Да еще могут действительно не разрешить. Я ведь ее даже не приватизировал.

— Нет, — говорит Алена, поворачиваясь к нам, — ничего ты продавать не будешь. Мы уже все решили. И вообще, я позвонила тебе, чтобы ты все знал. Андрей настоял, чтобы я позвонила и сказала тебе все. А помощь твоя нам не нужна.

Опять она стала превращаться в стерву, которую я так ненавидел.

— Подожди, — говорю я, чувствуя, как начинаю звереть, — при чем тут моя помощь? Я обязан помочь своему сыну. И никто тебя не спрашивает. Ты вообще помолчи, пока мужчины говорят.

— Вот видишь, — говорит она, обращаясь к Андрею, — я же тебе говорила, что ничего ему не нужно рассказывать.

— В общем, так, — я действительно начинал заводиться, — сейчас я иду к сыну и забираю его на сегодняшний день. А завтра мы с Андреем будем думать, что нам дальше делать. Что бы ты сейчас мне ни сказала, я все равно сделаю по-своему. Ты меня поняла?

Она, видимо, поняла. Она знала этот мой взгляд, когда я начинал звереть. Я вообще-то был человеком терпеливым, но, когда она меня заводила на полную катушку, я срывался с цепи и начинал все крушить. Говорят, что в этом виноват мой знак. Знак Овена. Знак барана, упрямого и злого. Еще говорят, что они очень работоспособные и талантливые. Насчет первого, наверное, правильно, а вот насчет второго… У меня никаких особых талантов не проявлялось. Нельзя же считать первый разряд по шахматам особым достижением.

Она замолчала, так ничего мне и не сказав. Только когда я пошел к подъезду, она вдруг громко сказала, как будто я был полным идиотом:

— Не говори ему ничего. Он ничего не знает. Вот почему я с ней развелся. Неужели она думает, что я такая бесчувственная скотина? И прямо сразу начну обсуждать с ребенком эту тему? Я ничего не ответил, вошел в подъезд и направился к лифту.

Я этот день на всю жизнь запомнил. Потом у меня много тяжелых дней было. Очень тяжелых. И вообще все началось именно в этот день. Но первый день я запомнил из-за сына. На службу я даже не вернулся. Позвонил Семену Алексеевичу, что-то промямлил. И весь день провел с сыном. Я смотрел на него и замечал сходство со мной, двенадцатилетним. Я видел, как он смеялся, как хмурился, видел, как он разговаривал. Я следил за ним и понимал, что могу его потерять. Наверно, в какой-то момент он уловил мой взгляд и, удивленно посмотрев на меня, вдруг очень тихо сказал:

— Ты сегодня какой-то не такой.

— Какой? — спросил я. Хорошо, что я не женщина, срываться не умею, но голос у меня все равно дрогнул.

— Не такой, — сказал он и больше ничего не стал объяснять. А я побоялся спрашивать. У моего терпения тоже есть какой-то предел. Целый день мы были вместе. Если попросить меня рассказать, что именно мы делали в этот день, я наверно, не смогу. Да и какая разница! Мы были вместе в тот день. А это самое важное! Вечером я отвез его домой. Когда он выходил из машины, я чуть наклонился, чтобы его поцеловать. Но мы никогда раньше не целовались на прощание. Каким идиотом я был! Просто кретином! Я сдержался усилием воли, и он вышел из машины, кивнув, как всегда, мне на прощание. И пошел в подъезд. А я застыл, наклонившись, и заставил себя улыбнуться. Он ушел, а я все еще сидел в дурацкой позе. И точно знал, что найду деньги на его лечение. И на его операцию, если она все-таки понадобится. Точно знал, что сделаю все, что смогу.

Эпизод первый

Утром, проснувшись с тяжелой головой, он с досадой вспомнил, что это результат вчерашней вечеринки. «Нельзя напиваться до такой степени», — раздраженно подумал Резо. Голова раскалывалась от боли, как будто по ней били, как по мячу, одновременно со всех сторон. Кажется, вчера они сначала выпили коньяк, потом с девочками в баре пили текилу. Что было потом, он плохо помнил, но, кажется, потом они пили водку, заедая ее какими-то экзотическими фруктами. Кто-то из девушек захотел шампанского… Лучше не вспоминать, голова болела еще сильнее. Многие предлагают рецепты мгновенного выздоровления после любой пьянки. Одни советуют пить квас, другие предлагают опохмеляться стаканом водки. При одной мысли о спиртном его начинало мутить. Нет, спиртного на вчера было вполне достаточно.

Из столовой донеслось чье-то непонятное мычание. Резо удивленно прислушался. Кажется, девочек они к себе не привозили. Кто это может быть? Он встал и, пошатываясь, прошел в столовую. Так и есть. Никита спал на полу, положив под голову подушки, взятые с дивана в гостиной, и прикрывшись его халатом. Здорово они вчера перебрали. Свинство!

— Никита, — позвал товарища Резо, — вставай, уже полдень.

Тот крякнул, раскрыл затекшие веки, взглянул мутными глазами на Резо и снова прикрыл веки.

— Вставай, — лениво повторил Резо, — поздно.

Никита с трудом приподнял голову. Потом, опираясь на руки, сел, прислонившись к креслу. Сказал, весело скалясь:

— Здорово погудели.

Резо с отвращением посмотрел на друга. Никите шел тридцать второй год, конечно, в таком возрасте все кажется прекрасным. Небольшого роста, из тех крепышей, которые невольно внушают уважение, он был сильным, ловким, подвижным малышом. Вместе они работали уже несколько лет, их туристическая компания, занимавшаяся не только туризмом, но и разного рода посредническими услугами, процветала. На счету компаньонов скопились довольно солидные деньги.

Резо, разменявший тридцать шестой год, не без оснований слыл красивым мужчиной — высокий, с шапкой густых черных волос без признаков седины, с пышными усами, он был типичным представителем Востока. Впечатление от его внешности немного портили выпирающий живот, появившийся несколько лет назад, и расплывшиеся щеки.

Впрочем, эти детали удачно работали на удобный для него образ «чайника», приезжавшего с юга, которого легко «обштопать». Многие попадались на эту удочку, не зная, что у Резо красный диплом Московского института международных отношений и что он несколько лет уже успел проработать за рубежом в качестве дипломата, представлявшего бывшую нашу общую страну.

В середине восьмидесятых в МИД пришел Шеварднадзе, и число грузин, которые могли занять ответственные дипломатические посты, было резко ограничено. Шеварднадзе более всего не хотел, чтобы его обвинили в землячестве. И поэтому некоторые из его помощников даже переделывали грузинские фамилии на русские. Однако Резо Гочиашвили добросовестно отработал в МИДе до конца восьмидесятых, пока не понял, что пора уходить. Он ушел на год раньше министра и начал с организации туристического бизнеса в ту европейскую страну, с которой у него существовали самые надежные связи. Тогда, в конце восьмидесятых, это было еще невероятно. Советские люди начали впервые познавать вкус заграничных поездок. И Резо быстро развернулся, сумев организовать свой бизнес. Уже к середине девяностых он был вполне состоятельным и состоявшимся человеком.

Правда, когда уезжала жена и дети, он позволял себе устраивать загульчики, обычно по субботним вечерам, чтобы успеть прийти в себя до понедельника и появиться в офисе в рабочем состоянии. Раньше такое было невозможно, жена неотлучно находилась в Москве, не помышляя о поездках в Тбилиси, где сначала к власти пришел Гамсахурдиа, потом началась гражданская война, а затем грянул период нестабильности. И лишь когда положение отчасти наладилось, он разрешил жене и детям выезжать летом в Тбилиси, повидаться с родителями, сумевшими выжить в это непростое время. Отец жены не только выжил, но и стал членом правящей партии Союза граждан Грузии, поддерживающих курс Шеварднадзе. Резо не очень жаловал бывшего министра, полностью провалившего, по его мнению, работу МИДа и сдавшего все позиции. Но это была личная точка зрения Резо. В Тбилиси же Шеварднадзе делал невозможное, балансируя на грани различных интересов и медленно, очень осторожно выводя страну и свой народ из кризиса. Здесь ему не было равных, и это Резо признавал.

Он снова взглянул на Никиту. Неужели у него все в порядке?

— У тебя голова не болит? — подозрительно спросил он.

— Нет, не болит, — весело ответил Никита. — Ведь здорово гульнули, а?