Ольга, лесная княгиня - Елизавета Дворецкая

Она говорила на северном языке, как было принято в Волховце, хотя знала и словенский. Олег же поначалу говорил только по-словенски. В Киеве, где он родился и рос, северный язык не был в ходу, и даже от деда он никогда его не слышал. Но за шесть лет он выучился языку своих далеких северных предков, который постоянно звучал вокруг.

Мальфрид принесла с собой горящую лучинку и зажгла масляный светильник. По избе разлился тусклый желтый свет.

Молодая женщина поставила светильник на ларь у лежанки: стала видна медведина, прикрывшая бревенчатую стену, резные по северному обычаю столбы кровати, подушки, для которых она сама собирала минувшей осенью коричневые початки рогоза, наволочки и настилальники – лен для них она спряла и соткала еще до замужества. Ее мать, Сванхейд, не уставала радоваться, как легко и дешево в Гардах можно достать лен: в одежде из него ходят все подряд селяне, в то время как в Северных странах это могут себе позволить только состоятельные люди, а остальные вынуждены довольствоваться кусачей шерстью.

– Что там такое? – Олег повернулся и заморгал, щурясь на свет и прикрывая глаза рукой. – Корова заболела?

– Нет.

Мальфрид села рядом с ним на лежанку. От ее овчинного кожуха пахло зимним холодом и хлевом, румяное от стужи лицо было непривычно серьезно.

– Это намного важнее. Там пришел один человек, рыбак… Он сказал: вчера к нему пришел его зять и рассказал… с юга идет обоз из Кенугарда, и там люди, которые едут к тебе. Они говорили… Это сказал тот рыбак, а ему – его зять… Якобы на том берегу уже все знают…

– Ну, так в чем дело? – Олег сел, удивленный таким длинным запевом.

– Они говорят, что умер твой дед, Одд Хельги! – решилась наконец Мальфрид и замолчала, давая ему время осмыслить новость.

Теперь он понял, почему она зашла так издалека.

Весть была слишком важна, чтобы вот так сразу ее принять. То, о чем болтают рыбаки и жители прибрежных весей, еще не обязательно правда, это может быть досужий слух, пущенный болтливыми торговцами, но все же…

Олег потер лицо ладонями, провел по коротким темно-русым волосам. В общем, ничего удивительного: дед был очень стар, мало кто живет так долго. С каждым новым годом вероятность его скорой смерти повышалась, хотя, как ни странно, если кто живет слишком долго, все привыкают к мысли, что он так и будет существовать бессрочно, словно время о нем позабыло. А когда Марена вдруг приходит за таким вот зажившимся стариком, это поначалу удивляет больше, чем смерть молодого.

Он не видел деда очень давно: шесть лет, почти треть всей своей жизни. Олег Киевский не качал внучка на коленях: у него были другие заботы. Поэтому сильнее скорби было смятение; взвился целый вихрь мыслей о переменах, которые эта смерть принесет ему, Олегу-младшему.

Он поднял глаза и взглянул на Мальфрид. Она смотрела на него внимательно и выжидающе, готовая отнестись к случившемуся так, как он скажет.

Мальфрид выросла у него на глазах, он с отрочества привык к мысли о браке с нею и не имел причин жаловаться. Высокая, крепкая, ему под стать, дочь Ульва обладала округлым скуластым лицом и настолько светлыми бровями и ресницами, что их почти не было видно на белой коже. Только весной, как выглянет солнышко, лицо ее принимало ярко-розовый оттенок спеющей брусники, и тогда беловато-золотистые брови и тонкая полоска таких же волос, видная из-под покрывала надо лбом, сияли солнечными лучиками. А глаза, обычно серо-голубые, становились ярко-синими, как цветущий лен.

Про нее не скажешь, что красавица, но Олег был не из тех, кто льстится на красоту. Почти с детства, едва узнав, что этот рослый неразговорчивый подросток – ее будущий муж, Мальфрид твердо решила, что у них общая судьба, и намеревалась остаться верной ей до конца. Они мало общались, хоть и виделись каждый день, но Олег всегда чувствовал ее молчаливую поддержку и был за нее благодарен. В свою очередь, он готов был во всем поддержать ее и ни словом не попрекнул молодую жену за то, что вот уже почти два года после свадьбы она все еще ходит «пустая». Мать ее отличалась плодовитостью, супруги были еще молоды, и Олег верил, что многочисленное потомство у них впереди.

– Если едут люди… – начал Олег. – Что за люди, тот рыбак не сказал?

– Он же их не знает. Но он сделал такое лицо… – Мальфрид попыталась изобразить некую важность на собственном личике: выпучила глаза и подняла брови. – Надо думать, это знатные люди. Хёвдинги.

– Это у них называется бояре, – отрешенно поправил Олег, будто пытался вернуться мысленным взором на свою далекую теплую родину. – А еще – нарочитые мужи.

– Я знаю, – по-словенски ответила Мальфрид, словно хотела дать ему понять, что готова жить среди людей, говорящих только на словенском языке.

– Если это бояре, то, наверное, их послало вече. Я надеюсь, что так. Но если нет… если вече хотело кого-то другого, но не сошлось во мнениях… если окажется, что мне нужно отстаивать свои права…

Олег обдумывал все возможности, не зная, к какому решению придет.

– Но ты же будешь их отстаивать?

– Разумеется! – Олег словно спохватился, вспомнив, что сомнение ему не подобает. – У деда не было мужчин-наследников, кроме меня, а если он и успел обзавестись еще ребенком, то это может быть совсем родишка…

– Мой отец тебе поможет! – уверенно сказала Мальфрид.

– Само собой! – Олег усмехнулся, видно было, что он мысленно готовится к предстоящим трудностям. – Не зря же он меня кормил шесть лет – не чтобы в овраг метнуть! Вели подать умыться.

Он откинул одеяло на куньем меху и взял с приступки вязаные чулки.

– Я выну тебе одежду получше! – Мальфрид метнулась к ларю. – Вдруг они уже сегодня будут здесь!

Большой обоз, пришедший с юга, на Ильмене разделился: разошлись по своим местам люди из Будгоща, обоих варяжских городцов, из Словенска на речке Прости. Поэтому новость о том, что с обозом едут нарочитые мужи из Киева, имеющие дело до Олега, Предславова сына, Олегова внука, разлетелась по берегам Ильмень-озера быстрее птицы. Старая чадь городцов и селений взволновалась: гордость мешала им явиться к Ульву без приглашения, но сильнее было желание узнать, с чем приехали киевляне и что будет дальше.

Зато без раздумий явился хозяин городца Варяжска – Ветурлиди ярл. Он был младшим братом Ульва конунга, и Варяжск перешел в их владение не так давно, лет десять назад. До этого там сидел Сигфус конунг, которого в словенской округе звали Синеусом. Сигфус был из людей Одда, который оставил его здесь, отправляясь на юг, и потому пользовался большим влиянием. Таким, что однажды попытался занять более выгодное место – Волховец. Но боги были не на его стороне, и старый Сигфус сложил голову вместе с дружиной, а в Варяжске водворился Ветурлиди сын Хакона. Одду в Киеве тогда было не до этой свары – других забот хвататло, – и он подтвердил мирный договор с Тороддовыми наследниками, оставив за ними главенство в Приильменье.

Признавал его и Гуннар ярл, сидевший в третьем варяжском городце – Ярилине.

Когда обоз – в него входили и ладожские купцы, которым предстояло ехать дальше вниз по Волхову, – дополз до Волховца, здесь все было готово к приему. Даже баню затопили, едва заметив вереницу саней на льду вдалеке.

Никто не набрасывается на гостей с расспросами на пороге, поэтому Ульв и его жена лишь приветствовали приехавших, и сразу челядь отвела коней в конюшни, людей – в баню и гостевые избы, а товары перенесли в клети.

Явились гости и в избу Олега.

Выйдя к воротам посмотреть на приезжих, он сразу увидел несколько хорошо знакомых лиц: кто-то помахал ему с лошади, еще кто-то – от саней.

– Яримка! – Олег устремился к всаднику. – И ты здесь! Остряга! Ох, Длуга, да неужто ты?

У него сильно забилось сердце: появление этих людей никак не могло быть случайным и подтверждало дошедшие слухи.

– Идем все ко мне! – позвал он. – Много ваших здесь? Мала! Малоня! – Он огляделся, выискивая жену. – Смотри, кто здесь! Это родня моя киевская! Мы их к себе возьмем!

– Ну ты и здоровый вырос… – невольно охнул Ярим, щуплый молодец с хрящеватым носом, от изумления забыв даже поздороваться.

Он запомнил Олега обычным подростком, лишь чуть выше него, а теперь перед ним стоял великан с широкими плечами и темной бородкой, обрамлявшей подбородок, но оставлявшей пустое место под нижней губой – точно как у его отца, Предслава Святополковича. Разумеется, за шесть лет бывший отрок должен был сильно измениться, но такого волота киевляне увидеть не ожидали. Ярим, старше Олега на год, рядом с ним казался мальчишкой.

Вскоре гости уже топали на рогоже перед дверью, а челядь обметала веничками снег с их одежды и обуви.