Закрой глаза. Тебе понравится... (СИ) - Нил Натали

Папа бьётся лбом в стену из гранита. Похоже, всё против меня. В кабинете Гаранина, на двери, на столе только мои отпечатки пальцев. Конечно, я же заходила тогда в кабинет, смотрела книги. Да, чтоб они сгорели, эти чёртовы инкунабулы! Моих оправданий не слышат. Я брожу во тьме по своим кругам ада.

А потом всё вдруг закончилось…

Инкунабулы… Их было у папы всего две. Одну из них ему передала очень старая француженка. Её муж был известным коллекционером, и отец часто летал к нему, проводил экспертизу, делал оценку или реставрировал экспонаты из его частной коллекции. Я часто ездила с ним. Отсюда и моя безраздельная любовь к Франции, и не всем понятное желание выучить не очень популярный сегодня французский язык.

Когда коллекционер умер, оказалось, он завещал отцу одну из инкунабул. Его жена, мадам Долорес, не стала оспаривать волю супруга. Папа забрал книгу себе, как память об их многолетней дружбе. Ею отец особенно дорожил. Так вот… именно её он и отдал Льву Дмитриевичу за то, чтобы тот замял дело, и меня оставили в покое. Твари! Гореть вам всем в аду!

Папа гладил меня, рыдающую, по голове и ласково уговаривал:

— Агатик, всё это такая ерунда, кукла моя перламутровая. Подумаешь, куча старой бумаги в переплёте… Ничего, детка, прорвёмся. Главное, это ты, солнышко…

Я не хотела возвращаться к учёбе, но папа настоял. Вернее, он попросил не бросать университет. Как я могла отказать? Стиснув зубы, вернулась в храм науки…

Ко мне обращались не иначе, как «слышь, ты, воровка». В моём присутствии девочки демонстративно прижимали покрепче к себе сумочки, проверяли на месте ли кошельки. Я впервые столкнулась с откровенным буллингом. Поддерживал меня только Саня Щуров. Но тогда мне было всё равно.

А потом я осталась одна… Папе стало плохо прямо на работе. Он умер в скорой ещё до приезда в больницу. Его бедное сердце не выдержало всего этого ужаса. Я одна… Мне всего девятнадцать. Мама умерла, когда мне было шесть. Я плохо её помню, но мне всегда её не хватало. Моим миром всегда был папа. Теперь же я осталась полной сиротой. Меня медленно поглощал мрак…

Друзья отца организовали похороны. Они занимались всем. Я на автомате отвечала на их вопросы, искала, что они говорили — документы, одежду, туфли… Меня поддерживала моя, ставшая единственной, подруга. Мы дружили с Таней со школы. И во всю эту чепуху с воровством она ни на йоту не поверила. Она держала меня за руку, кормила какими-то таблетками, выбирала соответствующую одежду.

Я не плакала. У меня просто не было слёз. Я высохла, выгорела, умерла вместе с папой…

На кладбище неожиданно появился Стас. Он не подходил ко мне. Просто стоял в стороне. Мне было не до него. Я прощалась с самым близким мне человеком…

После похорон я остро почувствовала, что отца больше нет рядом. Вам знакомо это чувство? Когда кто-то умирает, неважно — близкий человек или просто знакомый, на его месте образуется пустота в этом мире, энергетическая дыра, которую никто не может заполнить. Такая же дыра образовалась в моём сердце.

Я на автомате ходила в универ. Адвокат помог мне открыть наследство. Папа не оставил завещание, но я оказалась единственной наследницей. Я никогда не интересовалась, сколько у нас денег, где они лежат. Папа всегда давал мне больше, чем было нужно… Теперь же я оказалась совсем неготовой к самостоятельной жизни.

Деньги у нас были и, как оказалось, много, но папа хранил их все в банке на счетах. А значит, и доступ к ним я получу только после вступления в наследство… В его сейфе оказалось не так много налички и проклятая инкунабула. Наличку я отдала коллегам отца на похороны.

Мне банально оказалось не на что жить, нечем платить за квартиру. Домашняя девочка Агата оказалась неготовой к реалиям самостоятельной взрослой жизни…

Глава 4

Два года назад

Я устроилась мыть небольшую стоматологию по вечерам. Платили мне каждую неделю, и каждый раз я рыдала над этими грошами и своими руками, покрытыми никогда не сходящими цыпками. Мои пальцы немели, я просыпалась по ночам от боли в руках… Когда-то беззаботная девочка забыла о маникюре и превратилась в Золушку, даже без мачехи.

Тенью слонялась по квартире… Каждый день я рыдала, уткнувшись носом в рубашки отца… Я ловила остатки его запаха… Так пах мой самый родной человек… Я старалась запомнить этот запах… Я кричала, упав на колени… Эта боль… она туманила разум, заставляла желать собственной смерти. Я обвиняла Его во всём!

Стас… несколько раз он пытался поговорить со мной. Но я даже видеть его не могла, всегда срывалась на крик, скатывалась в истерику. И он просто тихо исчез с моего горизонта. А что он хотел услышать?

После смерти папы вдруг пришло осознание, что со своей специальностью я никогда не буду хорошо зарабатывать… а с отметкой «проходила по следствию в качестве подозреваемой в хищении личного имущества в особо крупных размерах» мне в самый захудалый музей самого отпетого Мухосранска путь закрыт. Да, что музей! Ни одна нормальная компания не возьмёт меня на работу. Так, кем я смогу работать со своим высшим образованием?.. Эти мерзкие твари Гаранины испортили мне всю жизнь! Нет, не испортили — они лишили меня прошлого, настоящего и будущего!

Как-то я, как всегда, одна сидела в последнем ряду аудитории. Мои оценки давно съехали куда-то вниз и потерялись. Впервые в жизни мне было откровенно на это плевать.

Передо мной немногочисленные парни с потока активно обсуждали поход в один из самых крутых ресторанов города. Я невольно прислушивалась к их смешкам.

— Слушайте, там такие тёлочки… — Борис мечтательно выдохнул.

— Те тёлочки для особенных дядечек. — со знанием хмыкнул Макс.

— Да, понятно. Но девы стоящие. Хоть бы раз такую поиметь…

— Расслабься, чувак, и подбери слюни! — Денис ткнул Бориса в плечо. — У этих девочек за час ценник такой, что твоей стипендии за год не хватит!

Этот диалог засел в моей голове. «Тёлочки для стоящих дядечек…» Возможно, именно туда мне и дорога… в мир масок и разврата… Возможно, вот, где я смогу заработать себе на булочку со сливочным сыром… и всем плевать на твоё прошлое…

Всю неделю я штудировала интернет по теме «эскорт». Понятно, никто не будет рассказывать тонкости «работы», но общее представление об эскорте на высоком уровне я получила. Не плечевой же мне начинать… Там заканчивают.

В очередной раз получив свои копейки за мытьё полов в стоматологии, я сказала, что больше не приду. Хватит. Не хочу быть поломойкой. Не об этом я мечтала, не этого хотела. Решение пришло быстро.

Папа меня баловал, и у меня были кое-какие дорогие побрякушки. Я сгребла их все и совершенно спокойно, без капли сожаления, снесла в ломбард. Я долго вертела в руках чёртову инкунабулу. Всё из-за этих дрянных книг! Но я так и не решилась продать последнюю память об отце, о моём замечательном, прекрасном отце, ставшем воспоминанием…

Интересно, когда я перестану плакать? Даже сейчас мои глаза наполняются слезами.

Неделю я приводила себя в порядок — маникюр, педикюр, косметолог, ламинирование волос, наращивание ресниц… Только губы не решилась поправить. Боялась, что раны от инъекций гиалурона будут сходить долго. Обойдусь. Они у меня, итак, полные и красивые. Когда-то, не в этой жизни, Стас обожал их целовать…

Наконец, поход к стилисту. Я чётко поставила задачу — хочу выглядеть, как элитная эскортница. Меня услышали.

И вот я стояла перед зеркалом и не узнавала себя. Я красивая. Действительно, красивая. Нет, не так. Я роскошная. Именно этим словом можно описать меня сейчас. Я собираюсь продать своё тело. Усмехаюсь отражению… У меня и был-то всего один мужчина. Это трудно — перешагнуть через себя. Но живут же другие. И неплохо живут. И я смогу. Справлюсь… Всё лучше, чем загибаться, отмывая до блеска полы в стоматологии.

Резкий звонок мобильного прорезал вечную тишину моей квартиры. Подъехало такси. Что ж, пора… Прости меня, папочка… Не этого ты хотел для меня….