Пропавшая экспедиция - Станислав Рем

— Да, да… — Дмитриев залез во внутренний карман рубашки. — Вот. Паспорт. Моя визитка. Я занимаюсь всем, что связано с электроникой. В основном компьютеры…

— Это несколько меняет дело, — слегка успокоился Урманский, покрутив в пальцах кусочек глянцевого картона. — Продаёте?

— И это тоже. Но в основном настройка, интернет, связь и всё такое. В своё время окончил Высшее инженерное училище во Владивостоке, по специальности «радиосвязь». Вот так и тружусь. Но это к слову. Теперь по поводу моего визита и вашего журнала. — Михаил Юрьевич перевёл дыхание. — Дело в том, что первой ваш альманах увидела моя мама. Если бы не она, я бы к вам не пришёл. Но она… Сами понимаете, человек в возрасте. Отказать нельзя. Хотя, честно говоря, я и сейчас сомневаюсь в смысле моего прихода.

— Что-то ничего не пойму. При чём здесь ваша мама? Ваша мама первой увидела альманах и… И что она в нём нашла? То стихотворение, я правильно понял? И что? Чем её заинтересовало стихотворение Виктории Рыбаковой?

Дмитриев собрался с духом и выпалил:

— Тем, что это стихотворение было написано за год до рождения его автора. В шестьдесят восьмом году. Моим отцом. Пропавшим без вести.

— Он на кафедре. Общается с Урманским.

— Учительница?

— В школе.

— Ждите. Скоро поедет к ней. Интересно, кого он задействует для прокачки информации? Ладно, посмотрим. Готовьте людей в Зее.[1]

— А может, не стоит торопиться? Думаете, не обойдётся?

— Уверен! Пусть подготовят площадки.

— Будет сделано.

— И подойдите к делу ответственно. Не как с альманахом.

— Мы сделали всё возможное. Перекупили весь тираж. Не допустили его выхода через сеть «Роспечати». Кто мог подумать, что мамаша пойдёт в библиотеку и там наткнётся на этот журнал?

— Не в мамаше дело! Надо было следить за Савицким!

— Простите, но я с вами не соглашусь. Наблюдение было организовано на высоком уровне. Сорок лет без сбоев. Больно хитер оказался старичок. Обвёл нас вокруг пальца.

— Не досмотрели — значит, совсем не «высокий уровень».

— Вторично прошу прощения, но, если бы Савицкого в шестьдесят восьмом не вывезли с объекта, сегодня одной проблемой было бы меньше.

— Перестаньте дискутировать!

— Только констатация факта.

— В шестьдесят восьмом, как вы должны помнить, решения принимал не я. И не нам оспаривать минувшее. А потому прекратите спорить! Где старик сейчас?

— На даче.

— Глаз с него не спускать!

— А может, провести акцию, пока не поздно? Подстраховаться? Старик, сами видите, хитёр. Наверняка станет искать возможности уйти от нас. А так…

— Выполняйте то, что вам сказали! И никакой самостоятельности! Ясно?

Виктория Рыбакова, по внешнему виду, как представлял Дмитриев «училок младших классов», вовсе на таковую не походила. И очки с толстыми линзами на носу отсутствовали. И волосы на голове не были скручены в тугой жгут… Причёска «училки» оказалась вполне современной: каре. К тому же, как с удовольствием отметил Михаил, Виктория оказалась высокой, с привлекательным бюстом фигуристой особой, чем-то напоминающей древнегреческие статуи богинь.

Вика, в свою очередь, из-под тёмно-русой чёлки, которая тщетно пыталась прикрыть высокий, без единой морщинки, лоб, на Дмитриева смотрела не столь оценивающе. Весёлый, стреляющий взгляд вскользь окатил его с ног до головы, и на лице молодой женщины заиграла светлая, какая-то детская улыбка. Весь вид «училки» говорил о том, что она готова внимательно выслушать «Карлсона», как она мысленно окрестила незнакомца.

«Дай бог, чтобы все учителя были такими оптимистами, при их-то зарплате», — мысленно пробормотал Михаил Юрьевич и тут же перешёл к делу:

— Это из-за меня вам звонил Александр Васильевич. Точнее, по моей просьбе.

Виктория присела на край парты: разговор происходил в её классе.

— Давно не общалась с Васильевичем. Признаться, удивилась, когда услышала его голос. Только не поняла, о чём идёт речь? О каком стихотворении он говорил?

— Вот об этом. — Михаил во второй раз за день извлёк из полиэтиленового пакета альманах «Амур», взятый в областной библиотеке сроком на десять дней. — Вы прислали стихотворение Урманскому. Он его опубликовал на страницах университетского издания…

— Покажите. — Вика быстро перехватила издание, пролистала. Подняла тёмные, как показалось Михаилу, вишнёвого цвета глаза на собеседника. — Действительно, напечатано под моим именем. Но я ничего никому не посылала. И это, — журнал дрогнул в тонких пальцах девушки, — я не писала.

Дмитриев растерянно уставился на учительницу:

— То есть?

— Так и есть. Ничего и никуда я не высылала. Хотя стихотворение мне знакомо. — Девушка захлопнула альманах. — Ошибка! Повторяю: никому и никуда, в том числе и в «Амур», я ничего не посылала. Тем более, чужие стихи, да ещё под своим именем. У меня есть свои, как говорят славяне, допотопные вирши. Собственные. Чужое мне не нужно.

— Стоп! — Михаил бросил пакет на парту. — Вы не посылали, но знаете автора этих строк?

— Нет, не знаю.

— Опять ничего не пойму. Вы же сами только что сказали, будто вам знакомы эти стихи!

— Ну да. — Виктория ещё раз окинула взглядом обложку журнала. — У меня есть это стихотворение. И я его не отсылала. И понятия не имею, кто его автор! Что непонятного?

— Всё непонятно. Ерунда какая-то получается. — Дмитриев еле сдерживался. Трудно общаться с красивыми женщинами, которые знают себе цену. — У вас есть этот стих, но автора вы не знаете.

— Точно! — спокойно отозвалась Вика. Господи, до какой степени эти мужики, иногда, могут быть бестолковыми… — Он, то есть, как вы выразились, стих, записан в песеннике. Простом, девичьем песеннике. В тетрадке. Понимаете? В клеточку. Когда-то, давным-давно, во времена моего детства, были популярны такие тетрадки — песенники. В них ещё приклеивали вырезанные картинки из открыток. Для красоты. И по ним песни пели. Садились по вечерам и пели…

— Я не идиот и прекрасно знаю, что такое песенник, — «И не так уж красива, эта училка». — И тетрадь с этим стихотворением у вас?

— Была. И не у меня. У тёти. С тётей желаете познакомиться?

— Нет. — Мишка хотел добавить ещё пару слов, но поперхнулся и растерянно посмотрел на обладательницу потрясающих вишнёвых глаз.