Человек-компьютер - Майкл Крайтон

Они направились к лифту.

Лифт остановился на втором этаже. Там, в вестибюле, его ждали посетители, чьи родственники находились в палатах на верхних этажах. Увидев сидящего в кресле Бенсона, Морриса и двух полицейских, они в нерешительности остановились.

— Пожалуйста, подождите следующего лифта, — вежливо сказал Моррис.

Двери закрылись. Лифт пошел вверх.

— А где доктор Эллис? — спросил Бенсон. — Я думал, он будет здесь.

— Он в операционной. Скоро придет.

— А доктор Росс?

— Вы увидите ее на демонстрации.

— Ах, да! — Бенсон улыбнулся. — Демонстрация!

Полицейские обменялись подозрительными взглядами, но промолчали. Лифт остановился на седьмом этаже, и они все вышли.

На седьмом этаже находились специальные хирургические палаты, где лежали больные с самыми тяжелыми и сложными формами заболеваний. В сущности это было экспериментальное отделение. Сюда помещали пациентов, страдающих острой формой сердечных, почечных и эндокринных заболеваний. Моррис подкатил Бенсона к столику дежурной сестры в стеклянной кабинке на пересечении двух коридоров.

Сестра посмотрела на них. Увидев полицейских, она как будто удивилась, но ничего не сказала.

— Это мистер Бенсон, — объяснил Моррис. — Семьсот десятая готова?

— Ну конечно, — ответила сестра и ободряюще улыбнулась Бенсону. Он уныло улыбнулся в ответ и покосился на пульт управления компьютером в углу кабинки дежурной сестры.

— Автоматический дежурный? — спросил он.

— Да, — ответил Моррис.

— А где находится главный компьютер?

— В подвале.

— В этом здании?

— Да. Он требует много энергии, а кабели подведены к этому зданию.

Бенсон кивнул. Морриса его вопросы не удивили. Просто Бенсон старается не думать об операции, а к тому же он специалист по электронным вычислительным машинам.

Сестра протянула Моррису историю болезни Бенсона. Стандартная голубая пластиковая обложка со штампом университетской клиники. На ней были наклеены ярлычки: красный — «нейрохирургическое отделение», желтый — «тщательный уход» и белый, который Моррис еще никогда не встречал на картах своих пациентов. Он означал «меры предосторожности».

— Мое досье? — спросил Бенсон, когда Моррис покатил его по коридору к палате номер 710. Полицейские шли сзади.

— Угу.

— Интересно, что там внутри. Я об этом давно думаю.

— В основном неудобочитаемые пометки.

В действительности же история болезни Бенсона была толстой, вполне удобочитаемой и содержала все заключения, выданные компьютером.

Они остановились у двери с номером 710. Один из полицейских вошел внутрь и закрыл за собой дверь.

Второй остался стоять в коридоре.

— Так положено, — объяснил он.

Бенсон посмотрел на Морриса.

— Они очень меня оберегают, — сказал он. — Это даже лестно.

Первый полицейский вышел в коридор.

— Все в порядке.

Моррис вкатил Бенсона в палату. Она была большая и выходила окнами на юг. Бенсон окинул ее взглядом и одобрительно кивнул.

— Это одна из лучших палат во всей клинике, — сказал Моррис.

— Можно мне теперь встать? — спросил Бенсон.

— Да, конечно.

Бенсон встал, подошел к кровати и сел. Он несколько раз подпрыгнул, проверяя, мягок ли матрац, а потом начал нажимать кнопки, поднимая и опуская кровать. Он нагнулся и принялся рассматривать механизм снизу. Моррис подошел к окну и задернул занавески, умеряя яркость света.

— Ничего сложного, — сказал Бенсон.

— О чем вы?

— Да этот механизм. Очень простой. Вам следовало бы установить здесь устройство обратной связи, чтобы движения лежащего компенсировались… — Бенсон умолк.

Он открыл дверцу стенного шкафа, посмотрел внутрь, потом заглянул в ванную и вернулся назад. Моррис подумал, что Бенсон держится не как обычный больной. Чаще всего люди в его положении робеют, но он вел себя так, словно снимал номер в отеле.

— Ну что ж, подходит, — сказал Бенсон и засмеялся. Он сел на кровать и посмотрел на Морриса, потом перевел взгляд на полицейских.

— А им обязательно оставаться здесь?

— Наверное, они могут подождать и в коридоре, — сказал Моррис.

Полицейские молча кивнули и вышли, закрыв за собой дверь.

— Я, собственно, спросил, должны ли они вообще оставаться в клинике?

— Да, — сказал Моррис.

— Все время?

— Да. Если только мы не сможем добиться, чтобы ваше дело было прекращено.

Бенсон нахмурился:

— Это было… то есть я… Так плохо?

— Вы подбили ему глаз и сломали одно ребро.

— Но опасности нет никакой?

— Ни малейшей.

— Я ничего не помню, — сказал Бенсон. — Все блоки памяти у меня стерты.

— Я знаю.

— Но я рад, что он серьезно не пострадал.

Моррис кивнул.

— Вы привезли свои вещи? Пижаму и прочее?

— Нет, но это можно устроить.

— Хорошо. Я скажу, чтобы до тех пор вам выдали казенное белье. Больше ничего не нужно?

— Ничего. — Бенсон улыбнулся. — Разве что укол-другой?

— Вот без этого, — Моррис улыбнулся в ответ, — вам придется обойтись.

Бенсон вздохнул.

Моррис вышел из палаты.

Полицейские поставили у двери стул. Один сидел, а другой прислонился к стене. Моррис открыл записную книжку.

— Вам, конечно, нужно знать расписание, — сказал он. — Через полчаса сюда зайдет администратор с документами, которые Бенсон должен подписать. Отказ от денежного возмещения и прочее. Затем, в три тридцать, Бенсона отвезут вниз, в главный амфитеатр на демонстрацию. Минут через двадцать он вернется. Вечером ему обреют голову. Операция назначена на завтра, на шесть часов утра. У вас есть ко мне вопросы?

— Можно, чтобы доставляли еду сюда? — спросил один из полицейских.

— Я скажу, чтобы сестра заказала лишние порции. Вы будете дежурить вместе?

— Нет, по одному. По восемь часов каждый.

— Я скажу сестрам, — сказал Моррис. — Когда будете уходить и приходить, отмечайтесь у них. Они любят знать, кто находится на этаже.

Полицейские кивнули. Наступило молчание. Потом один из полицейских спросил:

— А все-таки что с ним?

— У него одна из форм эпилепсии.

— Я видел парня, которого он избил, — сказал полицейский. — Большой, сильный парень. Похож на шофера грузовика. И в голову бы не пришло, что такой хиляк, — он ткнул пальцем в сторону двери, — способен так его отделать.

— Во время эпилептического припадка он буйствует.

— А что это за операция?

— Это операция мозга, которую мы называем процедурой третьей степени, — сказал Моррис и не стал больше ничего объяснять. Полицейские все равно не поймут. А поймут, так не поверят.