Коля и перочинный ножик - Аделаида Котовщикова

А когда Коля в раздевалке стоял в очереди за пальто, перед ним внезапно возникла решительная, со вздернутым носом физиономия Тольки. Толька округлил глаза и, мимоходом дернув Колю за рукав, шепнул ему угрожающе:

— Помни, Огуречкин, что у меня есть право!

У Коли похолодели руки. И тут его внезапно пронзила мысль: есть выход! Один-единственный! Он все расскажет маме, да, да. И она даст ему три рубля, и он кинет их Тольке в зубы: «Возьми, подавись!» Обо всем, обо всем расскажет. «Мама, — скажет он, — я не врал, я просто не говорил, что ездил с мальчишками…» Немножко мама поплачет, посердится — что ж делать! Все лучше, чем этот страх перед Толькой!

Коле открыл дверь сосед Виктор, молодой парень, слесарь-ремонтник, работавший на одном заводе с мамой. Он бросил на Колю пристальный взгляд и спросил:

— Пришел?

— Да, я пришел, — сказал Коля и попытался вломиться в комнату, но безуспешно: дверь была заперта. «Нет, значит, мамы. Ну, сейчас придет».

Он сунулся под корыто, висевшее в коридоре на гвозде: они с мамой оставляли там ключ.

— Не ищи ключ, он у меня. — Из кухни вышла Прасковья Анисимовна и по-хозяйски открыла Колину дверь. — Положишь книги, вымоешь руки и иди ко мне обедать.

— Почему к вам?

— Заболела твоя мамашенька. Острый приступ аппендицита. С час назад «Скорая помощь» отвезла ее в больницу. Ты мне порученный. Говорила я Наде, что давно надо операцию. Нет. А вот теперь на «скорой» пришлось отвезти.

Коля стоял посреди комнаты пораженный, растерянный. Мамы нет! Этого он никак не ожидал. Он еще и не рассказал ей о том, что натворил, а она уже заболела… Как могло случиться такое ужасное несчастье? И кому же он теперь расскажет про свою беду?

Как часто Коля досадовал на маму за всякие запреты: «После школы немедленно домой!», «Вечером поздно не гуляй!», «Не таскай в комнату грязи!», «Палки стругай только возле печки!» — всех запретов и ограничений и не перечислишь. Сколько раз Коля мечтал: «Вот бы мне делать что хочу!»

Теперь мечта сбылась: все было можно. Но, как назло, пользы от этого не было. Любого щенка принеси и положи на кровать — никто этого и не заметит; но, хотя луж на улице и во дворе сколько угодно, щенков ни в одной из них не попадается. Во дворе болтайся хоть до самой ночи, но погода до того скверная, что ребят из второго-третьего классов почти не видно. Толькины приятели толкутся на лестничных площадках, играют на подоконниках в шашки, в домино, в карты. Там весело, но… больше всего на свете Коля боялся встретиться с Толькой…

Какое это было мученье! Коля пробегал через двор и по своей лестнице с воробьиной поспешностью, озираясь по сторонам. В школе на переменах он жался поближе к дверям своего класса, напрашивался почаще дежурить, потому что дежурные могли совсем не выходить в коридор на перемене. Если Толька окликал его во дворе, Коля спасался бегством.

В школе Коля хвастался: «А я один живу!» Ребята смотрели на него с интересом и с уважением.

— А кто же, Травников, тебе обед варит? — спросила учительница.

— Наша соседка, Прасковья Анисимовна.

Все-таки дня через три учительница навестила Колю. Она застала его в комнате Прасковьи Анисимовны. Он ужинал вместе с соседкой и Трофимом, который расправлялся с котлетой под столом.

— Он мне матерью порученный, — сказала Прасковья Анисимовна.

Учительница успокоилась. В Колину комнату она не зашла, поэтому не заметила, что все вещи там потеряли свои места. Без мамы прятались куда-то чулки, штаны, шапка, даже учебники. Строгать палки теперь можно было хоть на обеденном столе и стружки путались под ногами, висели на радиаторе парового отопления, завивались колечками на проводе репродуктора. Мусор Колю не беспокоил. Его угнетало, что, придя из школы, он как-то не знал, куда себя девать. Завидев Колю, Прасковья Анисимовна первым делом спрашивала: «Есть хочешь?» Часто, вернувшись из школы, Коля находил на столе в своей комнате кастрюлю с едой, завернутую в теплый платок. Это значило, что Прасковья Анисимовна ушла в больницу на вечернее дежурство. Кормила она Колю сытно, но записок, как мама, не оставляла и ни о чем, кроме «Есть хочешь?», не спрашивала. Ворча и ругая Трофима на чем свет стоит, она все-таки разговаривала с этим «псом» больше, чем с мальчиком.

Как-то под вечер, когда Коля возвращался из школы, Толька поймал его в подъезде, ухватил за рукав.

— Да куда ты бежишь, дурной? Погоди, я тебе что-то скажу! — Толька усмехался чуть смущенно, в руке у него был какой-то сверточек.

Коля вырвался с таким оглушительным ревом, что Толька выпустил его рукав, пробормотал растерянно:

— Вот псих-то!

Когда Коля ворвался в квартиру, Прасковья Анисимовна протянула ему письмо, которое принесла девушка, навещавшая маму в больнице. Это было уже третье письмо, и, как два предыдущих, оно состояло из вопросов о том, как живет Коля. Сытый ли он? Как учится? Пусть напишет письмо. В больнице ее еще задерживают. Мама очень соскучилась без своего мальчика и целует его много-много раз.

Коля, подавленный, отложил письмо. Сейчас надо было приняться за уроки, но он опять не поймет задачу, он и вчера не понял и просто скатал ее у Севки Белова.

Готовить уроки он в последнее время как-то не успевал.

Придет из школы, начнет чего-нибудь мастерить и думает: «Успею, еще весь вечер впереди». А вечер вдруг кончался. Коля ложился и старался побыстрей заснуть, чтобы поскорей прошло то тягостное и тоскливое чувство, которое его охватывало, когда, один в комнате, он забирался под одеяло. Как-то он затащил к себе в кровать Трофима. Но кот, угрюмый и некомпанейский, быстро вырвался и пошел рыскать по кухне.

По утрам Коля часто просыпал и тоже не успевал толком выучить уроки. Письменные задания он кое-как готовил наспех, устные же учил на переменах.

А вчера он получил двойку за контрольную по арифметике. Учительница его стыдила. Коля смотрел на носки своих нечищенных ботинок. После звонка Миша Песков сказал:

— Я про тебя заметочку напишу, что ты — двоечник. Забыл, что мы хотим выпустить газету?

— Пиши, пиши, — дрожащими губами прошептал Коля и пошел прочь от ребят. Хорошо бы совсем куда-нибудь уйти или уехать. Но куда?

А мама просит написать ей письмо! Да разве про все напишешь? Неужели она и сама не может догадаться, что он совсем запутался.

Чтобы отвлечься от печальных мыслей, Коля достал из укромного уголка за шкафом свой ножичек. Нож был пыльный, лезвия потускнели. А каким красивым подарил его Николай Иванович!

В газету про маму Николай Иванович тогда написал. Смеясь и смущаясь, мама показывала газетный лист Коле. Соседи ее поздравляли. Хорошо бы Николай Иванович опять к ним пришел! Ведь обещал навестить своего тезку. Внезапно Коле пришла в голову превосходная мысль: когда Николай Иванович к нему придет, он попросит у него три рубля, а потом мама ему отдаст. Коле стало весело. До чего же здорово он придумал!

Теперь дни наполнились ожиданием. На улице Коля вглядывался в прохожих. Домой из школы бежал во весь дух: а вдруг Николай Иванович пришел без него и дожидается? Не ушел бы, не дождавшись. Но газетника все не было.

Почти каждый день Коля спрашивал Прасковью Анисимовну:

— Когда мама-то вернется?

Ответ был один:

— Через недельку, глядишь, и дома будет.

Но у «недельки» явно не было конца, и Коля перестал верить, что он когда-нибудь настанет.

И вдруг Прасковья Анисимовна перевернула Колину комнату вверх дном: мела, мыла, убирала. И на Колю прикрикнула, как на Трофима:

— Не суйся под ноги!

А утром на другой день Коля и Сима, худенькая веснушчатая девушка, приносившая Коле письма от мамы, стояли в вестибюле больницы и ждали. Прасковья Анисимовна пошла куда-то наверх с теплым платком под мышкой.

Сима сказала, пристукивая каблучком:

— Сейчас Анисимовна оденет твою мамочку.

Коля взглянул на нее неодобрительно: «Выдумает тоже: маму одевать. Что она — маленькая?»

У подъезда стоял чей-то автомобиль с откинутым капотом. Колю занимало, что там делает шофер, и он становился на цыпочки, вытягивал шею, засматривая через стеклянный верх тяжелой входной двери.

Высокий дядька в белом халате, так похожий на Николая Ивановича, что Коля чуть к нему не бросился, спустился по лестнице и прошел в гардероб. На верхней площадке показалась Прасковья Анисимовна. Кого это она ведет под руку? Какую-то женщину, закутанную в платок…

И вдруг Коля забыл о шофере, Николае Ивановиче — обо всем на свете. Все куда-то провалилось, ничего не было кругом, кроме худого, бледного лица и сияющих глаз, которые с улыбкой смотрели на Колю.

Он оттолкнул Симу, стоявшую у него на дороге, бросился вперед, крепко схватил маму за руку и заплакал, сам не зная отчего.