На странных берегах - Тим Пауэрс

– И чайка их поймала? – спросила она.

– Вне всякого сомнения, – подтвердил Шанданьяк, подходя к столику. Теперь он даже пожалел, что не брился сегодня. – Хотите, и ваш брошу?

Девушка отодвинула стул и удивила Шанданьяка еще больше, сказав:

– Я брошу сама… раз вы уверены, что она не побрезгует червями.

Шанданьяк повернул голову и бросил взгляд на парящую птицу:

– Во всяком случае, это не слишком ее пугает. С легкой дрожью отвращения она взяла со столика прогрызенный червями сухарь и подошла к перилам. Шанданьяк обратил внимание, что сегодня утром девушка держится куда увереннее, чем раньше, и морская качка уже не так тревожит ее. Глянув вниз, девушка слегка отпрянула от перил, поскольку корма возвышалась на добрых десять футов над кипящими волнами. Ухватившись левой рукой за ограждение, она подергала его, словно проверяя на прочность.

– Не хотелось бы мне свалиться за борт, – с нервным смешком заметила она.

Шанданьяк встал рядом и ухватил ее за левый локоть.

– Не бойтесь. – Он почувствовал, как сердце неожиданно забилось быстрее, и даже разозлился на себя за это.

Девушка широко размахнулась и швырнула сухарь вверх. Чайка послушно спикировала, вновь подхватив угощение у самой воды. Девушка весело рассмеялась – Шанданьяк впервые услышал ее смех за все время путешествия.

– Готова поспорить – чайка встречает все прибывающие корабли, зная, что люди рады избавиться от остатков провизии.

Шанданьяк кивнул, и они вернулись к столику.

– Конечно, у меня не слишком тугой кошелек, но знаете, о чем я мечтаю? – спросил Шанданьяк. – Я намерен сегодня с шиком поужинать в Кингстоне. Бифштекс с кровью, свежие овощи и нормальное пиво, а не эта прокисшая бурда, к тому же отдающая дегтем.

– А мне вот мясо не разрешают, – поморщилась девушка.

Шанданьяк передвинул стул чуть левее, в тень паруса. Он ощутил прилив интереса к этой девушке, и ему хотелось получше видеть ее лицо.

– Да, я заметил, что вы едите одни лишь овощи, – сказал он, поднимая салфетку. Она кивнула:

– Питательное и целительное – вот как это определяет мой врач. Он утверждает, что я заполучила мозговую лихорадку от промозглой атмосферы шотландского монастыря, где я воспитывалась. Он специалист и, наверное, прав, хотя, признаюсь, чувствовала я себя гораздо лучше, пока не стала следовать его предписаниям.

Шанданьяк рассеянно ухватил одну из ниточек и стал вытягивать ее из салфетки, потом другую.

– Ваш врач? – спросил он как бы между прочим, опасаясь нарушить ее сегодняшнее веселое настроение и превратить ее вновь в ту неуклюжую, молчаливую пассажирку, какой она была весь прошлый месяц. – Не тот ли… грузный мужчина?

Девушка рассмеялась:

– Да, бедняга Лео. Говорите же прямо, не стесняйтесь. Скажите толстый, скажите жирный. Да, это он – доктор Лео Френд. Он кажется неловким и неповоротливым, но мой отец клянется, что лучше медика не сыскать.

Шанданьяк поднял глаза от салфетки.

– Вы нарушаете предписания… вашего врача? Сегодня вы кажетесь мне гораздо бодрее, чем обычно.

Ее салфетка лежала на столе, и он принялся теребить ее тоже.

– Это правда, вчера я выкинула в окно все, что лежало на тарелке. Надеюсь, бедная чайка не додумалась это пробовать: в салате ничего не было, кроме трав и сорняков, которые Лео так старательно выращивает в ящиках у себя в каюте. Потом я прокралась в камбуз и выпросила у кока сыра, маринованного лука и рому. – Она застенчиво улыбнулась. – Мне так отчаянно захотелось вдруг нормальной еды, а не этой преснятины.

Шанданьяк пожал плечами:

– Не вижу в этом ничего плохого.

Он выдернул из каждой свернутой конусом салфетки по три нитяные петли, просунул в них пальцы, и салфетки превратились в подобия человеческих фигурок, шагающих навстречу друг другу. Затем Шанданьяк заставил одну фигурку поклониться, в то время как вторая присела в реверансе, и обе самодельные куколки – одной из которых ему даже удалось придать некоторую женственность – принялись танцевать по столу, выделывая замысловатые пируэты, поклоны, прыжки.

Девушка восхищенно захлопала в ладоши. Шанданьяк приблизил куколок к ней – одна присела в низком реверансе, а вторая склонилась перед девушкой в галантном гасконском поклоне – после чего он небрежным движением скинул салфетки с пальцев. – Благодарю вас, мисс Харвуд, – церемонно произнес он.

– Благодарю вас, мистер Шанданьяк, – сказала она, – вас и ваши замечательные салфетки. Оставим формальности, зовите меня Бет.

– Отлично, – откликнулся Шанданьяк, – а я – Джон.

Он уже сожалел о порыве развеселить ее: у него не было ни времени, ни особенного желания заводить близкое знакомство с женщиной. Ему вспомнились уличные дворняги. Он частенько подзывал их просто так, чтобы посмотреть, как они на его зов потешно виляют хвостами, а потом они часами бежали за ним, не желая отставать.

Он поднялся с вежливой улыбкой.

– Что ж, – сказал он. – Пожалуй, я должен вас покинуть: мне предстоит обсудить некоторые дела с капитаном Чавортом.

Теперь, когда эта мысль пришла ему в голову, Шанданьяк решил, что ему и впрямь следует пойти к капитану. «Кармайкл» шел ходко и ровно, и было не лишним спуститься в каюту к капитану, хлебнуть с ним пивка и потолковать по душам напоследок.

Шанданьяк собирался поздравить Чаворта с явным успехом его рискованного предприятия: тот не застраховал свой груз, как того требовали законы. Шанданьяку, правда, придется принести поздравления в иносказательной форме, если они окажутся не одни, а заодно предупредить, чтобы тот больше не повторял подобных опасных попыток. Шанданьяк успешно вел собственный бизнес, во всяком случае, до сего времени, и потому прекрасно знал разницу между тщательно продуманным и рассчитанным риском и бессмысленной игрой, когда на карту ставится не только дело, но и сама репутация. Конечно, Шанданьяк выскажет свой упрек в шутливой форме, чтобы старый капитан не стал жалеть, что случайно проболтался в подпитии.

– А, – сказала Бет, явно разочарованная его нежеланием продолжить беседу. – Что ж, тогда я передвину стул к перилам и буду любоваться океаном.

– Давайте я помогу.

Шанданьяк взял стул, прошел к правому борту и поставил его рядом с одной из миниатюрных пушек, которые матросы называли вращающимися орудиями.

– Тень здесь довольно относительная, – сказал он с сомнением, – да и ветер дует вовсю. Вы уверены, что не будет лучше, если вы спуститесь вниз?

– Лео уж точно счел бы именно так, – заметила она, усаживаясь на стул и одаривая Шанданьяка благодарной улыбкой. – Но я бы хотела продолжить свой эксперимент и посмотреть, какую такую болезнь можно заполучить от нормальной пищи, солнца и свежего воздуха. К тому же мой отец занят своими опытами и вечно захламляет каюту бумагами, маятниками и камертонами. Он раскладывает это по всему полу, и тогда уж ни войти, ни выйти.

Шанданьяк поколебался, но любопытство все же взяло верх:

– Опыты? А что он изучает?

– Он… Я, право, не знаю. Одно время он интересовался математикой и естественной философией, но с тех пор, как шесть лет назад оставил кафедру в Оксфорде…

Шанданьяк видел ее отца лишь несколько раз за весь месяц путешествия. Солидный однорукий мужчина, который явно чуждался всякого общества, на которого Шанданьяк не обращал особого внимания. Но сейчас, услышав слова Бет, он возбужденно щелкнул пальцами:

– Оксфорд? Бенджамен Харвуд?

– Верно.

– Ваш отец…

– Парус! – донесся крик с мачты. – Слева по борту парус!

Бет поднялась, и они поспешно перешли к левому борту, стараясь высмотреть с кормы замеченный парусник; им мешал собственный такелаж «Кармайкла». Шанданьяку вдруг подумалось, что это еще хуже, чем глядеть сверху на сцену кукольного театра, когда все марионетки в действии и за перепутанными нитями почти ничего не видно. Это воспоминание слишком живо напомнило ему об отце, и он торопливо прогнал неприятную мысль и снова сосредоточился на море.

В конце концов он сумел разглядеть белое пятнышко на самом горизонте и указал на него Бет Харвуд. Какое-то время они пристально следили за парусом, но судно, похоже, не приближалось. Несмотря на солнце, ветер на этой стороне казался холоднее, и вскоре они вернулись к ее стулу.

– Ваш отец – автор… ммм… все время забываю название. Того опровержения Гоббса…

– «Оправдание свободы воли». – Она облокотилась о перила, подставляя лицо ветру. – Да, это он написал, хотя Гоббс и мой отец были друзьями, насколько я помню. Вы читали?

И снова Шанданьяк пожалел, что затеял весь этот разговор. Книга Харвуда была частью обширной программы, которую отец заставлял его изучать. Поэзия, история, философия, искусство! Все это замечательно, но вот римский солдат-невежда проткнул же Архимеда мечом, а орел сбросил черепаху на лысину Эсхила, приняв ее за камень, о который можно расколоть твердый панцирь.