Вне закона - Энн Перри

Ройзин побледнела. Вид у нее был усталый, взгляд такой, словно поражение ошеломило ее. Когда она заговорила, ее было едва слышно:

— Отец, ты знаешь, не все в партии идут за тобой. Много тех, кто хочет хотя бы выслушать другую сторону, показать себя разумными, даже если в результате ничего существенно не удастся изменить. — Она потянулась к отцу, но замерла на полпути. — Опасно представлять дело так, будто мы ни за что с места не сдвинемся. — Дочь отводила взгляд, словно боялась, что ее остановят, прежде чем она выскажет то, что хотела. — Люди теряют терпение. Мы устали от убийств и смертей, от того, что видим, как это продолжается и продолжается, а жизнь не становится лучше. Если мы вообще намерены избавиться от этого, то надо с чего-то начать.

Печаль покрыла лицо Коннора, и у Бриджит, хорошо видевшей это, душу защемило от жалости. Она знала, что́ муж собирается сказать. Может, и был когда-то выбор, но те времена миновали давным-давно.

— Мы не начинаем с отказа от суверенитета, Ройзин, — вздохнул он. — Всю свою жизнь я старался найти с ними общий язык. Стоит нам на дюйм уступить, как они прихватят следующий, потом следующий — пока у нас не останется ничего. Им не примирение нужно, им нужна победа. Порой я даже не уверен, что они хотят мира. Кого они ненавидят, если не нас? И кого им винить всякий раз, когда что-то происходит не так? Нет. — Он покачал головой. — Мы стоим твердо. И не пытайся сбить меня с толку. Имонну скажи, пусть свои поручения сам исполняет, а не посылает жену. — Отец поднял руку, словно хотел дотронуться до волос дочери, но та отпрянула, и Бриджит увидела слезы в ее глазах.

— Я боюсь за тебя, — тихо выговорила Ройзин.

Коннор резко выпрямился. Движение дочери отозвалось душевной болью, и это удивило его.

— Когда стоишь за свои убеждения, всегда отыщутся люди, которые вступят с тобой в борьбу, — ответил он, плотно сжимая губы и не скрывая горечи во взгляде. — Некоторые из них — насилием.

Бриджит знала, что на уме у мужа тот, десятилетней давности, взрыв, из-за которого его наставник потерял обе ноги, а четверо бывших с ним внуков погибли. Тогда что-то разладилось в душе у Коннора, и боль от этого иссушила в нем чувство сострадания.

— Ты бы предпочла видеть меня трусом? — воскликнул он, глядя на Ройзин. — Смерть бывает разная. Свою я встречу лицом к лицу, веруя в Бога и в то, что он защитит меня, пока я служу ему. — Эмоции исказили лицо Коннора, на миг ставшее вдруг удивительно беззащитным. — Рози, неужели ты восторгалась бы человеком, который склоняется под ветром только потому, что стоять прямо ему может дорого обойтись? Разве этому я тебя учил?

Дочь покачала головой, глотая льющиеся из глаз слезы. Она подалась к нему, ткнулась губами в отцовскую щеку, но проскочила мимо раньше, чем он успел протянуть руку, чтобы удержать ее и ответить на поцелуй. Ройзин мельком взглянула на мать, стараясь улыбнуться. Голос ее слишком дрожал, чтобы она смогла выговорить что-нибудь, кроме слов прощания. Она поспешно ушла. Родители слышали, как простучали ее каблуки по коридору, как хлопнула входная дверь.

— Это все Имонн, — сурово произнес Коннор, избегая встречаться взглядом с женой.

— Я знаю, — кивнула та.

Ей хотелось оправдать Ройзин, дать мужу понять, какой страх владеет дочерью, страстно желающей оградить от бед ребенка, которого, Бриджит уже не сомневалась, она вынашивает. И ей хотелось смягчить обиду Коннора, в ком усомнилась и кому не поверила дочь, которую он любил, даже если она и представления не имела об этом, а он не знал, как ей сказать.

— Ему хочется произвести на нее впечатление, — попыталась объяснить Бриджит. — Ты вождь протестантизма в Ирландии, а он любит твою дочь. Ему нужно, чтобы она видела в нем еще одного сильного человека, вождя, а не последователя. Он искренне восторгается тобой, однако не в силах оставаться в твоей тени — особенно с Ройзин.

Коннор сощурился, устало провел ладонью по лицу, но все же наконец посмотрел на жену. Во взгляде его сквозило удивление и угадывалась признательность.

Бриджит улыбнулась:

— Такое случалось, когда юноши ухаживали за дочерьми великих людей, и, полагаю, так будет всегда. Трудно влюбиться в человека, который по характеру очень похож на твоего отца, только моложе и слабее. Он сам в чем-то должен преуспеть. Неужели ты не понимаешь? — Она сама испытывала такое чувство к Коннору двадцать пять лет назад. Видела таящуюся в нем силу, пламенную страсть к успеху. Самое большое впечатление производила его несокрушимая воля. Тогда она мечтала работать рядом с ним, делить горечь поражений и радость побед. Она так хорошо понимала Ройзин, словно все повторялось с ней самой.

Тогда Бриджит была такой же хорошенькой, как Ройзин сейчас. И в ней была страсть, изящество, вот разве что веселья чуть побольше… Однако дело становилось все суровее и беспощаднее. Много жестокости пережито с тех пор. Сердце сжималось от великого горя всякий раз, когда приходилось бывать на похоронах и молчаливо сидеть со вдовами.

К Коннору вернулась чопорность. Краткий миг пролетел. Муж взглянул на часы:

— Почти пора ехать. Через двадцать минут будьте готовы. А где Лайам? — Спросил, будто и не сомневался, что жена знает, хотя она все время находилась на кухне вместе с ним.

— Пошел к Майклу. Лайам знает, когда должен вернуться, — ответила Бриджит.

Ей не хотелось спорить сейчас, а потом до самого побережья ощущать напряженность. Лайам, конечно, сядет рядом с отцом и будет жадно ловить его одобрение. Бриджит видела, как сын неосознанно подражает Коннору, а потом вдруг, поймав себя на этом, нарочно делает по-другому. Мальчик все время следит, прикидывает, тесно зажатый между обожанием и порицанием. Ему хочется быть несравненным и независимым, и необходимо, чтобы с ним считались.

Коннор пошел мимо нее к двери, предупредив:

— Пусть только попробует не явиться домой через десять минут.

Поездка до побережья получилась лучше, чем она ожидала. Телохранители ехали сзади так незаметно, что большую часть времени Бриджит и не подозревала, что они рядом. Обычно она даже не знала, как их зовут, и, лишь внимательно разглядывая, замечала, как они напряжены, какой у них цепкий взгляд да и, пожалуй, как слегка топорщит их одежду оружие, когда они резко повернутся или когда порыв ветра сильно прижмет пиджак к телу. Порой раздумывала, что они за люди такие — идеалисты или наемники? Ждут ли их дома жены с детьми, платят ли они по закладным, есть ли у них собака? Или эти парни все время такие, какими она их видит?

Бриджит все еще сожалела, что они не поехали на Атлантическое побережье с его темными холмами, пурпурными зарослями вереска, обширными болотами и пронизывающими ветрами. Там такой простор, такая девственная земля — всегда повелительница человека, а не его прислужница. Хотя и этот, более смирный, берег вполне хорош. У них появится время побыть вместе и в покое, поговорить о важном, вновь обрести немного здравомыслия обыденной жизни. Возможно, даже удастся вернуть себе хоть немного былых веселья и нежности. Ну не могли же ни он, ни она измениться настолько, чтобы такого не случилось?

Мать говорила мало, довольствуясь тем, что слушала, как толкуют сын с мужем о футболе, как делятся своими соображениями о будущем сезоне или как обсуждают, будет ли по-настоящему хорошей рыбалка в эту неделю, в каких речушках и ручейках ловить лучше всего, где самые хорошие тропы, а где виды, на какие непременно стоит взглянуть с высоты, а также как они соревнуются в рассказах о потаенных местечках, найти которые под силу лишь людям смекалистым и сведущим.

Бриджит улыбалась при мысли о том, как эти двое займутся делами, в которых окажутся умелыми на равных — никакого предводителя, никакого послушника, — и была готова не напоминать о себе. Лишь бы эти двое нашли общий язык. Ее радовало, что у Коннора появилась возможность несколько дней не говорить ни с кем из партии, а главное — не выслушивать их ссоры и свары. Она и одна с удовольствием прогуляется по пляжу, прислушиваясь к шуму и плеску воды, кутаясь в его извечность и заживляя мелкие царапины непонимания, которые кровоточили и саднили дома.

Было чуть больше пяти вечера, когда они доехали до деревни. Солнце все еще нависало над холмами и только-только начинало смягчать воздух нежной предзакатной позолотой. Сделали остановку, чтобы купить свежего молока, яиц, яблочный пирог и обжаренных цыплят — вдобавок к привезенному с собой, а потом поехали дальше по дуге залива к дальнему мысу. Похоже, даже Коннора восхитил вид коттеджа, стоящего в защищенной от ветра излучине. Он озирался, разглядывая холмы, деревенские дома, в окнах которых зажегся свет, темную линию мола, разрезавшую золотистую воду, и неяркую арку угасающего неба над головой. Он ничего не говорил, но Бриджит видела, как исчезает напряжение в его лице, и вдруг поняла, что улыбается.