На выбор (сборник) - О. Генри

Покурив и насытив свой слух вулканическим храпом Генри Огдена, я невзначай глянул в окно в направлении загона для стрижки овец, где что-то вроде тропки ответвлялось от чего-то вроде дороги, пересекавшей вдали что-то вроде ручья.

Вижу – пять всадников направляются к дому. У каждого – поперек седла ружье. Один из них – тот самый шериф, который тогда навестил меня на выгоне.

Они приближаются с опаской, расчлененным строем, в полной боевой готовности. Присматриваюсь и определяю, который из них атаман этой конной шайки блюстителей закона и порядка.

– Добрый вечер, джентльмены, – говорю я. – Не угодно ли вам спешиться и привязать ваших коней?

Атаман подъезжает ко мне вплотную и вращает стволом своего ружья так, словно хочет поймать на мушку сразу весь мой фасад.

– Замри на месте, – говорит он, – и пальцем не шевельни, пока я не удовлетворю своего желания некоторым образом с тобой побеседовать.

– Замру, – говорю я, – слава Богу, я не глухонемой – зачем мне шевелить пальцами и оказывать неповиновение вашим предписаниям?

– Мы ищем, – сообщает он мне, – Черного Билла, который в мае месяце задержал экспресс на Канзас – Техасской и ограбил его на пятнадцать тысяч долларов. Сейчас мы обыскиваем всех подряд на всех ранчо. Как тебя зовут и что ты здесь делаешь?

– Капитан, – говорю я, – моя профессия – Персиваль Сент-Клер, а зовусь я овчаром. Сегодня я загнал в этот корраль своих телят… то бишь овчат. Ищеи… то есть брадобреи, прибудут завтра, чтобы причесать их, в смысле обкорнать.

– Где хозяин ранчо? – спрашивает атаман шайки.

– Обождите минутку, – говорю я. – Не было ли назначено какой-то награды за поимку этого закоренелого преступника, о котором вы изволили упомянуть в вашем предисловии?

– За поимку и изобличение преступника назначена награда в тысячу долларов, – говорит тот. – За сообщение сведений о нем никакого вознаграждения никак не предусмотрено.

– Похоже, не сегодня-завтра соберется дождик, – говорю я, глядя со скучающим видом в лазурно-голубое небо.

– Если тебе известно тайное убежище, дислокация или псевдомины Черного Билла, – говорит он на самом свирепом полицейском жаргоне, – ты ответишь перед законом за недонесение и укрывательство.

– Слышал я от одного прохожего, – говорю я скороговоркой нудным голосом, – что в одной лавчонке в Нуэсесе один мексиканец говорил одному ковбою, которого зовут Джек, что двоюродный брат одного овцевода недели две тому назад видел Черного Билла в Матаморасе.

– Слушай ты, мистер Язык-на-Привязи! – говорит капитан, оглядывая меня с головы до пят и прикидывая, сколько можно выторговать. – Если ты подскажешь нам, где захватить Черного Билла, я заплачу тебе сто долларов из моего собственного… из наших собственных карманов. Ты видишь, я щедр, – говорит он. – Тебе ведь ровно ничего не причитается. Ну, как?

– Деньги на бочку? – спрашиваю я.

Капитан посовещался со своими молодчиками. Они вывернули карманы для проверки содержимого. Совместными усилиями наскребли сумму в сто два доллара тридцать центов и кучку жевательного табаку на тридцать один доллар.

– Приблизься, о мой капитан, – сказал я, – и внемли!

Он так и сделал.

– Я очень беден, и общественное положение мое более чем скромно, – начал я. – За двенадцать долларов в месяц я тружусь в поте лица, стараясь держать вместе кучу животных, единственное стремление которых – разбежаться во все стороны. И хотя я еще и не в таком упадке, как штат Южная Дакота, тем не менее это занятие – страшное падение для человека, который до сей поры сталкивался с овцами только в форме бараньих отбивных. Я скатился так низко по воле необузданного честолюбия, рома и особого сорта коктейля, который подают на всех вокзалах Пенсильванской железной дороги от Скрантона до Цинциннати: немного джина и французского вермута, один лимон плюс хорошая порция апельсинной горькой. Попадете в те края – не упустите случая испробовать на себе. И все же, – продолжал я, – мне еще не приходилось предавать друга. Когда мои друзья купались в золоте, я стоял за них горой и никогда не покидал их, если меня постигала беда.

– Но, – продолжал я, – какая тут к черту дружба? Двенадцать долларов в месяц – это же в лучшем случае шапочное знакомство. Разве истинная дружба может питаться красными бобами и кукурузным хлебом? Я бедный человек, у меня вдовствующая мама в Тексаркане. Вы найдете Черного Билла, – говорю им я, – в этом доме. Он дрыхнет на своей койке в первой комнате направо. Это именно тот человек, который вам нужен. Я смекнул это из разных его слов и разговоров. Пожалуй, отчасти он все же был мне другом, и будь я тот человек, каким я был когда-то, все сокровища рудников Голдонды не заставили бы меня предать его. Но, – говорю я, – бобы всегда были наполовину червивые и к концу недели я вечно сидел без топлива.

– Входите осторожнее, джентльмены, – предупреждаю их я. – Он временами бывает очень несдержан, и, принимая во внимание его прежнюю профессию, как бы вам не нарваться на какую-нибудь грубость с его стороны, если вы захватите его врасплох.

Тут все ополчение спешивается, привязывает лошадей, снимает с передков орудия и всю прочую амуницию и на цыпочках вступает в дом. А я крадусь за ними, как Далила, когда она вела Вилли Стимлена к Самсону.

Начальник отряда трясет Огдена за плечо, и тот просыпается. Он вскакивает, и еще два охотника за наградами наваливаются на него. Огден хоть мал и худ, а парень крепкий и так лихо отбивается, несмотря на их численный перевес, что я только глазами хлопаю.

– Что это значит? – спрашивает он, когда им наконец удается одолеть его.

– Вы попались, мистер Черный Билл, – говорит капитан, – только и всего.

– Это грубое насилие, – говорит Огден, окончательно взбесившись.

– Конечно, это было насилие, – говорит поборник мира и добра. – Поезд-то шел себе и шел, ничем вам не мешал, а вы позволили себе запрещенные законом шалости с казенными пакетами.

И он садится Генри Огдену на солнечное сплетение и начинает аккуратно и симптоматически обшаривать его карманы.

– Вы у меня попотеете за это, – говорит Огден, изрядно вспотев сам. – Я ведь могу доказать, кто я такой.

– Это я и сам могу, – говорит капитан и вытаскивает у него из кармана пачку новеньких банкнот выпуска Второго Национального банка города Эспинозы. – Едва ли ваша визитная карточка перекричит денежные знаки, когда станут устанавливать индентичность вашей личности. Ну, пошли! Поедете с нами замаливать свои грехи.

Огден подымается и повязывает галстук. После того как у него нашли эти банкноты, он уже молчит, как воды в рот набрал.

– А ведь ловко придумано! – с восхищением отмечает капитан. – Забрался сюда, в этакую глушь, где, как говорится, ни одна душа живой ногой не ступала, и купил себе овечье ранчо! Хитро укрылся, я такого еще сроду не видывал, – говорит он.

Один из его молодчиков направляется в корраль и выгоняет оттуда второго пастуха – мексиканца, по прозванию Джон-Смешки. Тот седлает лошадь Огдена, и вся шерифская шайка с ружьями на изготовку окружает своего пленника, чтобы доставить его в город.

Огден, прежде чем тронуться в путь, поручает свое ранчо Джону-Смешки и отдает всякие распоряжения насчет стрижки и пасения овец, словно рассчитывает вскорости вернуться обратно. А часа через два некто Персиваль Сент-Клер, бывший овчар с ранчо Чикито, отбывает в южном направлении на другой лошади, уведенной с того же ранчо, и в кармане у него лежит сто девять долларов – цена крови и остаток жалованья.

Краснолицый человек умолк и прислушался. Где-то вдали за пологими холмами раздался свисток приближающегося товарного поезда.

Толстый, унылый человек, сидевший рядом, сердито засопел и медленно, осуждающе покачал нечесаной головой.

– В чем дело, Окурок? – спросил краснолицый. – Опять хандришь?

– Нет, не хандрю, – сказал унылый и снова засопел. – А только этот твой рассказ мне что-то не нравится. Мы с тобой были приятелями пятнадцать лет с разнообразными промежутками, но я еще не видал и не слыхал, чтобы ты выдал кого-нибудь полиции, – нет, этого за тобой не водилось. А с этим парнем ты делил его хлеб насущный и играл с ним в карты – если казино можно назвать игрой, – а потом взял и выдал его полиции. Да еще деньги за это получил. Нет, никогда я от тебя такого не ожидал.

– Этот Генри Огден, – сказал краснолицый, – очень быстро оправдался, как я слышал, с помощью адвоката, алиби и прочих юридических уголовностей. Ничего ему не сталось. Он оказал мне немало одолжений, и я совсем не рад был выдавать его полиции.

– А как же эти деньги, что нашли у него в кармане? – спросил унылый.