Василий Мудрый - Николай Иванович Смирнов

людьми, дети, нужно всегда жить хорошо. Трудиться честно, не зариться на чужое. Если у кого из соседей что-нибудь попросили на время, то обязательно нужно чужую вещь беречь и вовремя возвратить. Нельзя с людьми задираться, нельзя обманывать. Тогда и вас будут люди уважать и считать везде за людей. Это первое.

И второе. Я вам из своей жизни расскажу такой факт. Однажды пошел я в свое гумно, в клеть-амбар (оно было через улицу). Это было рано совсем, еще до восхода солнца. Вижу, из нашей клети выходит человек и несет впереди себя осьмину зерна — просо. Я сделал вид, что его не заметил. Итак, обошлось. Но зато он к нам стал очень хорошо относиться. А воровать он все равно продолжал. Мы его так и не отучили». Я с отцом не согласился: но он мне так и не сказал, кто это был. Тогда были у нас два вора в деревне. И все их знали.

Ни дедушка, ни отец наш ни в каких помещичьих службах никогда не участвовали. Честно трудились и тянули, как говорят, все лямки и тяжести, какие приходились от помещиков. А были они на каждом шагу. Все хозяйственные работы я познал с малых лет и их честно выполнял. Часто ходил на заработки: резать лес, сплавлять его весной по реке. Рано, помню, пошел на такие заработки, как копка канав у помещика. Лет пять подряд пас скот. Само положение заставляло: началась война 1914 года. Старшего брата, а потом и отца забрали на войну. Дедушка наш, Григорий Иванович, пошел к помещику снопы класть в стога. А оттуда как-то вечером шел он домой и упал нечаянно в воду, идя по кладкам. В результате — простыл и умер от воспаления легких.

Года два, если не больше, мне уже приходилось самому управляться с хозяйством. Семья, которая осталась без отца и старшего брата, врожденные понятия совести и порядочности, передававшиеся от старших к младшим, накрепко приковали меня к хозяйству. Были у меня, помню, внутренние какие-то порывы, внутренняя борьба с самим собой. Хотелось уйти из дому, чем-то помогать и отличиться в войне. Хотелось быть этаким Кузьмой Крючковым, которого тогда на лубочных картинках рисовали (он зарубил в одном бою шестнадцать немцев). Но внешняя обстановка, обязанности по хозяйству, необходимость содержания и кормления семьи отбрасывали эти дерзкие молодые порывы в сторону. А роковое время катилось неумолимо.

Оружейные выстрелы и разрывы снарядов уже давно были слышны в нашей местности, в районе Пинска и Барановичей. С фронта приходили раненые. Поступали многочисленные известия о погибших и без вести пропавших в ходе Первой мировой войны. Многие присылали письма уже из немецкого плена, в том числе и мой брат Степан.

И вот произошла Февральская революция 1917 года. Царь Николай II был низложен. Началось движение с фронта по домам, особенно из-под Барановичей. Солдатами и молодыми офицерами были запружены все деревни. Они почему-то приходили и приезжали в большинстве своем лесами, да «темными» обходными дорогами. Многие из этого бесконечного потока спрашивали дорогу на Речицу. При этом они торговали лошадьми, упряжью, возами, меняли на хлеб и деньги оружие, патроны. Я тоже приобрел драгунскую винтовку с патронами. А вот для чего она мне — конкретно не отдавал себе отчета. Захолустье и темнота-матушка тогда заедали. С тремя классами церковноприходской школы, ничего не подхвативши и своими глазами не увидевши, далеко от дому, как оказалось, не уйдешь.

Летом 1917 года вернулся отец. Он служил где-то в запасном полку. На русско-германском фронте ему побывать не довелось. Мне тогда уже стало уже легче управляться по хозяйству. И забота с меня свалилась. Но вот из волости приехали люди описывать и брать на учет помещичьи имения. Во главе с ними приехал мозырский уездный комиссар Федорович Семен Васильевич, уроженец деревни Гричиновичи нашей же волости. С ним также был в качестве бойца-красноармейца из той же деревни Мискевич Федор Никитич и другие. Выбраны были комитеты бедноты. Но с ними никто никакой работы не проводил. И роли своей они так и не сыграли. Имения вроде как были на учете, а управлял ими сам помещик. Так они и дождались, пока в 1918 году не пришли немецкие оккупанты».

История, как известно, не терпит сослагательного наклонения, поэтому, по-разному относясь в наш век к тем далеким революционным событиям, можно с уверенностью сказать одно — весь их ход, конечно же, диктовал необходимость создания в кратчайшие сроки структур, обеспечивающих оборону и безопасность молодого, еще только строящегося государства.

Уже 18 февраля 1918 года кайзеровская Германия начала боевые действия против тогдашней Советской России, и стальной каток германской военной машины прокатился прежде всего по белорусским землям. С 21 февраля немцы последовательно заняли Минск, Оршу и Полоцк. На неоккупированной территории Западной области стали формироваться первые части Красной Армии. Одновременно в тылу кайзеровских войск начали действовать в тот период отдельные партизанские отряды.

По условиям подписанного 3 марта 1918 года так называемого Брестского мира под немецкой оккупацией оказалась вся Минская и частично Витебская и Могилевская губернии. Но Западная область, административно-территориальная единица РСФСР, продолжала существовать с центром в Смоленске, куда из Минска переместились многие советские учреждения.

Брестский мир не дал Беларуси передышки, наоборот, он при нес немецкую оккупацию и поставил вопрос о необходимости вооруженного сопротивления ей. И в конце 1918 года в связи с революционными событиями в Германии, низложением кайзера началось изгнание германских войск с белорусской земли, которую они почти полностью оставили к середине февраля 1919 года.

Из воспоминаний В.З. Коржа: «Одновременно с приходом немцев начали появляться и наши пленные из Германии. В нашу Ленинскую волость, помню, приехал какой-то немецкий офицер и с ним несколько солдат немецких. Вызвали они нашего старосту в волость, объявили ему свои законы и дали на руки приказ. Приказ гласил: первое, сдать все оружие, боеприпасы и казенное имущество, кто какое приобрел. Второе, что кем было взято у помещиков, возвратить. За невыполнение приказа грозил расстрел. По деревням распространились слухи, что немцы имеют у себя списки, в которых указано, у кого есть оружие, кто и что купил из казенного имущества, кто, что взял у помещика и т. д. У страха, как говорят, глаза велики. Всем руководили помещики и их доверенные люди: лесники и всевозможные прихвостни, лакеи. За все время в нашем захолустье никто из большевиков, как их тогда называли, не побывал. И с людьми о советской власти никто толком не говорил. Из волости вместе со