Ружемант 4 (СИ) - Евгений Лисицин

ведь она правда беспокоится за нас, как за родных. Совесть точила вилку: будет есть за то, что снова смел в ней сомневаться.

Все еще не отвечал, высунулся в проем. Танк больше не двигался. Ната осматривала его, покачала головой — какой бы там ИИ ни стоял, сейчас он мертв.

— За мной, — выдохнула Бейка. — Шевели ножками, Потапов. Помоги тройняшкам. Я во главе.

Сразу дала понять, что мной разочарована. Что ж, у меня будет возможность реабилитироваться.

Глава 2

Огонь разводить не стали, грелись цилиндрами. Модуль «хамелеон» помогал укрыться от вездесущей оптики.

Спал в обнимку с Натой. Тройняшкам обещал лечь с ними на следующую ночь. Едва не потеряв меня в огне скверны, смотрели по-другому. Из героя в их глазах обращался писаной торбой: вот-вот начнут носиться.

У Наты большая шикарная грудь, больше только у Влады. Жаждала рук, ласки, поцелуев, дал ей все, что просила. Уставшая, она уснула прямо на мне.

— Куда? — одна из тройняшек спросила, стоило мне сделать шаг. У них и вправду до нечеловеческого чуткий слух. Вгляделся в темноту, взглядом сверлила Старшенькая.

Расческа, жар теплой воды, аромат чая, камуфляжный плед — не иначе, прислали из дома.

Разделила надвое сахарный крекер, не ест, бережет для сестер.

— Прогуляюсь. А ты чего не спишь? Не устала?

Спрашивать последнее у той, что тащила в одиночку основной боезапас было наглостью. Тут же прикусил язык, девчонка ответила в репертуаре.

— Драки хочешь? Караулю с командующей. Мы тут по очереди. Ещедва часа, и пусть Сано стережет.

Словно в ответ на последнее, близняшка заерзала во сне.

— Держи, — покопался в карманах куртки. Зерновой батончик упал в руки.

— Не ешь, не спишь. Не заболел? — смотрела снизу вверх, но лакомство из пайка приняла.

— Всепонемногу. Я к Бейке.

— Она на тебя зла.

— Знаю. Но поговорить есть о чем.

Старшенькая выдохнула, решив не мешать. Припала глазом к линзе ночного видения на пулемете — врагов не наблюдалось.

Под самый вечер вертолетное звено из трех машин пробурчало винтами над головой. Ракетным беспощадным ударом накрыли опустевший, полуразрушенный склад, спрятавшаяся внутри минометная техника окончила дни под завалами. Сквозь бинокль Бейка видела, что наши выводили шавов. Обескураженные рабы не знали, что делать. Оболваненные, ждали свежих указаний от хозяев, а хозяева все не шли. Смотрел потом и сам, грузили несчастных в автобусы.

Вздрогнул, вспомнив, как выкрашенная в серо-черный «Щука» зависла над нами, возвращаясь с атаки.

Замедлила ход, жало пулемета механически вздрогнуло, уставившись прямо на Фелицию. Снайпер обратилась в каменное изваяние.

Пилот четырехлопастного легкого штурмовика принял нас за диверсионную царенатскую группу.

Держался за «Ареса», задаваясь вопросом: что делать? Стрелять? По своим?

Елена замахала руками, глупо указывая на свои уши: надеялась сказать, что зверолюд.

А все знают, что с зверолюдьми делали в Царенате.

Бейка связалась с пилотом по сети. Не сказала ни слова, общались мысленно, но был уверен, летчик побелел, как мел и поседел. «Щука» умчалась вслед за товарками на крейсерской скорости.

Выбрали ночлег в опустевшем доме на пересечении трассы. Судя по картам, когда-то здесь была улица Веселая.

Бейка решила держаться особняком, забралась на этаж выше.

Скакать по лестнице не было желания, через окно по остаткам водосточной трубы забрался наверх.

Прошел сквозь туалетную комнату. Разрывом снесло перегородки. Фаянсовый трон осколками лежал на колотом плиточном полу.

Щелчок взведенного курка заставил вздрогнуть. Застыл, словно там, перед танком.

— Приказ «отбой» дается для всех, рядовой. Даже если мнишь себя младшим лейтенантом.

Бейка изволила быть в гостиной. Диван подтащила к самому окну. Так вот, значит, чем гремела здесь?

Плоский пистолет в руке дулом смотрел мне в грудь, но через миг нырнул обратно в кобуру. Стало спокойнее, когда услышал мягкий шелест предохранителя.

— Я…

— Хотел со мной поговорить, Потапов? Давай попробуем.

Все ещезлится. Знает, что напрасно, но не отпускает обиды. За то, что заставил поволноваться. Самому не легче.

Я потеребил волосы на затылке.

— Этот танк, он… заговорил со мной.

Стальной взгляд стальной девы. Ничего не выражающее, будто ставшее маской, лицо Бейки. Не верит ни единому слову.

Почуял себя маленьким мальчиком на допросе у директрисы: кто разбил стекло? Да что я, в самом деле!

Наплыв злобы на самого себя вернул уверенность.

— Он говорил со мной, просил добить. Так бывает?

— Нет.

— Уверена? Щебекин говорил, они вселяют души в эти машины. Чтобы те обладали толикой человеческих чувств. Сомневались, искали, подозревали…

— Неудивительно. Щебекин верующий.

— Рабы, резервуары, некроманты… Как-то слишком много подтверждений, чтоб было неправдой.

Командующая выдохнула. Моя наивность ее заводила, заставила улыбнуться, как прежде.

— Они используют не души, лишь эманации.

— Эманации?

— Концентрат. Представь, Потапов, что большинство людей не похожи на тебя. Там, где ты хватаешься за винтовку, падаешь в грязь и спешишь дать отпор, большая часть попросту расставит руки, выпучит глаза.

— Я сегодня тоже был не на коне, — признал ошибку. Она кивнула, но возразила:

— Может. А может, и наоборот: ты прострелил танку реактор, отрубил от управления и питания. Если машина в самом деле просила добить ее, сделал, как просила. Быстро, четко. Я даже не видела, как и когда ты вскинул винтовку. Мой ИИ говорит, что сделал за доли секунды. Люди так не умеют, Потапов, — выдохнула, припала к биноклю. А вот был бы с нами заказанный мной дрон, подумалось, можно было бы доверить ему охрану и патруль…

— Эманации, мальчик, это часть жизненной энергии. Не характер, лишь отголосок. Некромант вытаскивает из общей субстанции… да вот ту же подозрительность, мешает с чужой агрессией. Вживляет в чип, прикладывает магической печатью. Те, с кем мы воюем, не душами взятых в плен управляют. Это я к тому, что много ли науправляет «Драконом» завзятый трус? И кто захочет? Заставляет механизм и устройство машины? Тогда зачем им осознанность управляющего? Теперь понимаешь суть задумки?

— Ты хочешь сказать, что в машине некому и нечему заговорить?

— Схватываешь на лету, рядовой. Может статься, когда-нибудь поднимешься в моих глазах до ефрейтора. Лет через двести.

— И всеже, — пропустил ееукол мимо ушей, — я отчетливо слышал! Неужели не мог попасться осколок здравомыслия в поверженной машине?

Она умолкла, я терпеливо ждал, чтоскажет. Услышал лишь раздражение.

— Ты слишком громко дышишь, рядовой! Мешает думать, сбивает с толку.

— Простите покорно, — изобразил смешной реверанс. Бейке понравилось: по резко изменившемуся настроению понял, что прощен.

— Нет, Потапов, такого быть не могло. Разве что ты ошибаешься, с тобой говорили не осколки эманаций, а что-то другое.

— И что могло со мной заговорить?

Спросил и чуть не прикусил язык. Вспомнилось, как бился со Скарлуччи: попытка