Конец вечности - Богдан Агрис

Через десять минут мы сидим на стволе сломанной в девяносто восьмом ураганом березы, рядом — сгоревший бревенчатый дом (а ведь Шаболовка!), пиво, гитара, листки со стихами. Четвертый Верхнемихайловский полого уходит вверх.

После мы заходим в редакцию за Александрой, а также за моим гонораром.

Сашка чуть нервозна нынче, но тем паче искрит, иронизирует, играет словами… Спрашиваю, чем занимались сегодня. Пожимает плечами: «Бездельем. С твоей стороны было мудрым решением не мчаться сюда с утра. Твою зряплату Катя сунула мне, — получите. Благородные доны, вы готовы к марш-броску? Примите рюкзак, дон Агрис. Там боевое снаряжение, ноутбук, он больно бьет по спине… Аскеза, батенька, аскеза. Вам, Сергей, увы, ничего, кроме стационарного ПК предложить не решусь: Вы более продвинуты. Тяжело, зато минут через пятнадцать полное умерщвление плоти. Не хотите? Я так и думала. Ну, полетели, голуби. Вы в курсе, что по-французски „пижон“ — это голубь?»

Мы перебрасываем друг другу цитаты — явные, скрытые, а вот и первая инверсия, мы наэлектризованы, хохот, не надо никакого шампанского, хотя мы, естественно, выпьем, но выпьем массандровского портвейна, и не здесь, а в центре.

Такой вот гурьбой развеселившихся столичных божков, мы, выныривая из переулка…

Конечно, Елена. На полной скорости наперерез, чуть не сбив Сергея.

Каждый участник внезапно превратившегося в квартет трио выдал в ближайший эфирный космос по гамме. Эмоций, естественно.

Здоровается она — нехотя со мной, натянуто с Александрой, с Сергеем церемонно и уважительно. Мы молчим. Я боковым зрением замечаю презрительный прищур Александры. Опомнившийся Сергей талантливо изображает радушное изумление, но чувствуется, что он не в своей тарелке. «С работы?», спрашиваю я, чтобы сказать хоть что-то. «А вы гуляете?», — вопросом на вопрос пытается она расставить все точки над i. Я вижу, как из ее грудной клетки метнулась к гортани инстинктивная злоба, она, испугавшись, трудно сглатывает ее, теперь она глядит настороженно, почти по-детски. Ждет наказания. На часовне Даниловского кладбища ударили в колокол. «По ком звонят?», — спрашивает она вдруг ни с того ни с сего, смотрит мне прямо в глаза, и я понимаю, что шок встречи сделал свое. Голос Александры довершил остальное. «Никогда не спрашивай, по ком звонит колокол…» Произнесенная донельзя ангелическим тоном цитата действует на мою бывшую, как удар арапника. Она отпрянула, и, опустив голову, быстрыми мелкими шагами двинулась прочь.

«Шаркающей кавалерийской походкой…», — откомментировала Александра, лукаво посматривая ушедшей вслед. «Только вот плащик не белый, — подхватил Сергей облегченно. — Как ты с ней жил? На меня такая лунная одурь накатила…»

«Жил как-то», — ответил я с некоторым сомнением. И добавил, помолчав: «Забыли про красный подбой».

На Патриаршие, куда же еще…

Штопор пришлось покупать. Сэкономили на бумажных стаканчиках. На абрикосовой не экономим. Ее попросту нет.

Под вторую «Массандру» пускаемся на поиски Бегемота. Ладанка у Сереги всегда при себе. Вот уже первый подвернувшийся под руку черный кошак угощается колбасой из ближайшего продуктового (Сашка — Сергею, туда за оной отправленному, вслед: «Только не „Краковской“, дружище, я тебя умоляю…») и отпускается восвояси. Зверюга сыт, но напуган смертельно. Дискутируется сложнейший вопрос — возместим ли моральный ущерб такой, простите, низменностью, как материальная компенсация. «С теологической точки зрения это не есть правильно», — проповедует Александра, выделываясь под профессора-еврея и театрально поправляя указательным пальцем отсутствующее пенсне. И тоном записного карбонария — «Долой гражданский кодекс! Это же первое искушение Великого Инквизитора… Он его и писал». «Значит, он коллективный у нас, хоть и Великий, — занудствую я. — Правда, непонятно, как Верховный Совет розлива восемьдесят второго года мог хоть в чем-то оказаться велик. Подумаешь, Национальный Конвент… Инквизитором мог, не спорю». «Он не великий. Сказано же — Верховный!», — Сашку не сбить. — «Почувствуйте разницу! Оппозиция „великое — малое“ живет на обычной квантитативной дифференции. Тогда как оппозиция „верховный — приниженный“ предполагает ценностно иерархизированную топологию». «В предварительно поляризованном пространстве, радость моя!», — не выдерживаю я. — «Ибо „верховное приниженное“ есть апгрейт более фундаментальной оппозиции „верх-низ“». «Да и иерархизация, вроде, не ценностная, а по степени властной мощи», — личный вклад Сергея в разбушевавшееся сумасшествие. «Не-е», — мы с Александрой реагируем одновременно, я уступаю слово даме. Та продолжает: «В добавке „— овный“ слышится именно что указание на сакральное измерение власти, а не на ее субстанциальную мощь. Отсюда и ценность…» «А если точнее, мощь здесь производная от сакрального, — устало подытоживаю я. — Священное выделяет силу, как печень желчь. Прямо-таки сочится ею. Не спрашивай почему, Саша: у Священного цирроз. И не говори, Сергей, что цирроз скоро будет у нас. О чем я? Ах, да. Взаимокорреляция власти и смысла. Параллелизм рядов сущего. Короче, harmonia predistabilita. За что следует, однако, выпить. Айда, ребята, за третьей!»…

КОНЕЦ СЮЖЕТА

Елене Качановой

По кромке осени — в путь…. Но прежде,как то положено по обряду,я прохожу, озираясь, междудвумя рядами деревьев. Рядомcквозит трамвайная перекличка,а я, подобие перифразы,литотой колокола в кавычкизажат, и снова теряю разум.Удар, другой… А я между, в чреверазбухшего, жадного тела ночи.То у Донского звонят к вечере,но ты ведь туда не пойдешь, — не хочешь.Нагорной проповеди осколокзасел у сердца, и ржой сочится.Оглохнуть лучше, чем слышать колок…На полуслове — обрыв. Так птицаНа взлете падает в глаз болота,и всхлип воды не особо слышен.Я озираюсь, супругу Лотанапоминая собою крышам.Кто обернулся — поставлен ниже,а то и попросту брошен в небыль.Я вновь оглядываюсь и вижу,что снова насмерть повздорю с небом.Но голос, ломкий, как смерть свирели,уже позвал в сердцевину боли.Не виноградным, но лунным хмелемтомится тело… Потеря волив повестке дня. Головокруженье,и сердце в серебряных швах и шрамах.Мне слишком памятен час рожденья.Я возвращаюсь под своды храма,Где ты, богиня смерчей и бликов,меня встречаешь сама у входа.Я таю в горьком свеченье лика,я погружаюсь в седые воды.И я держусь за трамвайный дребезг,как утопающий за тростинку.А близ, у берега — гибкий вереск,но слишком поздно менять пластинку.Я — закорючка, я — запятая,меня ведь нет, и не надо вовсе.Мне птиц предсмертная злая стаястучится в плоть. Я врастаю в осеньвсем телом. Видишь, аорта дышитзнобящей пасмурью, мелким снегом.Я разве зреньем держусь за крышираскосой хваткою печенега.Разрушен голос. По швам расхожимползет, расслаиваясь, сетчатка.Кто это здесь, на меня похожий,уходит в щйрбину отпечатка?Она смеется в конце аллеи.Зачем оттуда так много света?И кто-то шепчет: «Иди, смелее!Ты понял? Это конец сюжета».

ОДИН ДЕНЬ ИТ-ЖУРНАЛИСТА

Моим коллегам по издательскому дому «Компьютерра»

Я потерялся в трамвайных изводах,Я ошалел от цифири маршруток.Нет бы — махнуть в Баден-Баден на воды,Там иностранных раскармливать уток.

Где уж… Еще подвернулась халтура.Я путешествую разве на «мыши».Сеть, понимаете, инфраструктура…Кто же еще ее, падлу, опишет?

Хоть бы начальник сказал недовольно,Видя, что сгасла в коллеге сноровка:«Ты журналист, или хорь протокольный?»,И отослал меня в командировку.

Так ведь не скажет, он вежливый шибко,Да и меня не поймешь без устава,Что это, в тридцать три зуба улыбка,Или свело лицевые суставы…

Что до сознанья, — так сделалось падкоНа созерцание до сладострастьяОнтологического недостаткаИли не менее умной напасти.

Лучше бы тихо дошел до столовой,(Благо, находится в офисе просто),И под шумок поедания пловаПолюбовался пейзажем погоста.

В том, что редакция задним фасадомНа мусульманское смотрит кладбище,Кто виноват, разбираться не надо,Все же огромного парень умища.

Memento mori да memento mori…Помню, отстаньте, скорее бы лето,Мало того, что с Анютою в ссоре,И ни хрена не жуется котлета.

Падает сервер, — изящно, красиво,Я бы сказал, с планетарным размахом…Да, и зачем в пресс-релизе курсивомВыделил кто-то «…онлайн-альманаха…»?

Что ты хотел этим выразить, милыйСпециалист по общественным связям?Ну-ка, посмотрим… Неужто Камилла?Вот от кого не видал безобразий…

Вечер. И мысли с изрядным изъяном,К бывшей жене завернуть, — недалечеДама живет… Но без пары стакановЯ не решаюсь обычно на встречу.

Дома весь день дожидается «Дьябло».Верхний сосед выплывает на стрежень.Бог ему в помощь… Сыщу пару яблок,Съем, — и случайного монстра прирежу.

А за окном — фонари и пороша.Сон не идет. Подогнувши коленку,Думая: «Может, я тоже хороший»,Бьешься пребольно клыками о стенку…

СЕРДЦЕ ЭДЕМА