Артистическое кафе - Камило Села
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, и еще принесите булочку.
Росаурита, при удобном случае, украдкой поглядывает на молодого человека из провинции.
– Душенька!
У молодого человека из провинции пересыхает горло.
– Да, да, она недурна… Как бы это набраться решимости? Послушай, Росаурита. Росаурита, обрати на меня внимание. Росаурита, прими своего покорного слугу. Росаурита! Ах!..
Молодой человек из провинции внезапно возвращается к действительности. Успокоившись, он покидает художников и подходит к Росаурите. Будь у него мужество, он бы объяснился. Росаурита хороша как никогда. Росаурита разговаривает с дамой за соседним столиком, с усатой дамой, у которой такой вид, будто она была несчастна сначала с наглецом мужем, а потом с детьми – бандой неблагодарных мошенников.
– У меня есть сосед, владелец такси из этих новых, у которых немного спущен пол и на дверце надпись: «Вход свободный». Он за небольшую плату латает пояса, он очень уважаемый человек. У меня на поясе уже три заплаты, здесь, здесь и здесь. Не будь тут столько народу, мы пошли бы в туалет, и я бы их вам показала.
Молодой человек из провинции постарался побороть смущение.
– Добрый день, Росаура.
– Привет, моя прелесть!
Росаурита бросила презрительный взгляд на даму с порванным поясом и израненной душой.
– Привет, моя прелесть!
– Добрый день, как поживаете?
Росаурита кивнула, покорная и напыщенная, как индюшка перед влюбленным индюком.
– Как видите, друг мой.
Молодой человек из провинции подумал о своей матери, умершей во цвете лет. Молодой человек из провинции в ответственные минуты всегда думает о своей матери, умершей от тифа в расцвете лет.
Теперь позволим себе отступление: мотивы болеро оставляют осадок, то горький, то сладостный, в противоречивом сердце молодых людей из провинции, молодых любителей изящных искусств. Кое-кто холит, как редкостный цветок, юношеские прыщи, а другие зато, подобно безмозглым червям, всю ночь из кожи вон лезут, чтобы потом похваляться ученостью перед друзьями. По сути, это одно и то же: у людей не отобьешь ни аппетита, ни охоты давать советы ближнему. Росаурита хранит у себя дома, в ящике комода, пояс полный заплат и воспоминаний.
– Какой чудесный был день в Кольменар Вьехо! Какая коррида!
Росаурита хранит в вате, в коробке из-под геморроидальных свечей, белые четки своего первого причастия.
– Какое дивное утро на железных стульях бульвара Ре-колетос!
Росаурита хранит в мочевом пузыре песчинки, которые время, строптивое, как блудный сын, упорно не желает фильтровать.
– Какой прелестный был день, когда он взял меня за руку и сказал: Росаурита, поцелуй меня в висок!
Росаурита знала, что с ней заговорят.
– Послушайте, Росаура…
– Говори мне «ты».
– Послушай, Росаура..
– Зови меня нежней, скажи «Росаурита».
– Послушай, Росаурита…
– Что?
– Ничего, я забыл, что хотел сказать.
В Артистическом кафе летают с адским шумом сизые голуби.
– Вспомнил. Послушай, Росаурита.
– Что?
– Я хотел бы иметь крылья, как птицы или как херувимы и серафимы.
– Чтобы подняться над землей и летать?
– Нет, чтобы обмахивать тебя как веером…
Молодой человек из провинции сделал над собой невероятное усилие, ужасное усилие.
– Чтобы обмахивать тебя опахалом, как верный раб-китаец с раскосыми глазами, подвязанной косой и фарфоровым цветом лица.
Росаурита вздохнула так глубоко, словно делала шведскую гимнастику. Раз, вдох.
– Кальсадо… Два, выдох.
– Зови меня Кандидо.
Раз, вдох.
– Прости.
Два, выдох.
– Прощаю.
Раз, вдох.
– Кандидо.
Два, выдох.
– Что?
Раз, вдох.
– Ты выдающийся человек!
Два, выдох.
– Нет, дорогая.
Росаурита, немного успокоившись, стала дышать нормально и продолжала:
– Да, Кандидо, уверяю тебя, ты гигант!
У Кандидо Кальсадо Бустоса впервые по приезде в Мадрид словно спала с глаз пелена. Но то была лишь краткая вспышка. Что поделаешь!
– Я стою за старинную поэзию, за вечную поэзию. Эти нынешние стихотворения, которые можно читать сверху вниз и снизу вверх, мне ничего не говорят. Иногда, правда, я позволял себе кое-какие вольности, но где сонет, добротный сонет?..
– Разумеется, вот и я говорю: где добротный сонет? Сонет создан для любви, правда, Кандидо?
– Правда, Росаурита, это великая истина! Одиннадцати-сложник, как говорил дон Марселино Менендес-и-Пелайо!..
– Вот, вот…
Росаурита, которая была не глупей других, уже заметила, что молодой человек из провинции немного косит.
– Ба, ему это даже идет!
Глаза у молодого человека из провинции ие то что косят, они каждый сам по себе, глядят в разные стороны, как рожки улитки.
IV
Сирило один перед столом с ворохом исписанной бумаги, исписанной часто, с двух сторон, думает об этих трех элементах, традиционных, классических, основополагающих.
– Да, дон Серафин прав. Без экспозиции, завязки и развязки нет романа. Достоевский первым делом набрасывал в тетради экспозицию, завязку и развязку. Потом садился писать, и все выходило наилучшим образом. Критики всегда отмечали, что он очень старался. Жена говорила ему: Федор Михайлович, как там у тебя с завязкой? И Достоевский отвечал: хорошо, Мария Дмитриевна, кажется, получается.
За соседним столиком молодой человек из провинции наблюдает за Сирило.
– У этого лед уже тронулся. Будем надеяться, что скоро тронется и у меня.
Сирило, последовательный во всем, не удостаивал его даже взглядом. Как будто его тут и не было.
– Да, несомненно. В морозные московские вечера Достоевский, устремив взор на самовар, боролся с завязкой, пока она не подчинялась ему. Мария Дмитриевна, налей мне еще чашку ароматного чая из нашего старого, дымящего самовара; кажется, эта завязка наконец далась мне в руки. И Мария Дмитриевна, заботливая, как нежная мать, вставала и наливала чай Федору Михайловичу. Пей, Федор Михайлович, подкрепи свой измученный работой организм ароматным чаем из нашего старого, дымящего самовара. Я счастлива, что ты прибрал к рукам эту завязку, больше она от тебя не уйдет. Прикрути ее покрепче, Федор Михайлович, на веки вечные! С этими словами Мария Дмитриевна опускалась на колени перед византийской иконой и долго молилась.
За тем же столиком, что молодой человек из провинции, сидел слюнявый, харкающий господин, который действовал Сирило на нервы.
– Какой негодяй! Если он не перестанет, придется идти в другое место. Так работать невозможно!
На больших листах бумаги Сирило вверху написал четким почерком: «экспозиция, завязка, развязка», каждое слово на отдельном листе.
– Это будет скелет, каркас, так сказать. Когда каркас построен, все пойдет как по маслу, знай себе пиши, пихай туда всякую всячину! Главное – иметь крепкую основу. Это вроде фундамента у здания. Нельзя строить дом с крыши!
От этой фразы про дом и крышу Сирило почувствовал угрызения совести.
– Ладно, общее место, согласен, но все-таки это правда и еще какая!
Молодой человек из провинции не спускал с него восторженных глаз.
– Скоро и я буду таким! Погруженным в размышления под пристальным взглядом моих поклонников!
На бумаге у Сирило дело шло довольно хорошо, уже почти созрело. Заглавия он еще не выбрал. У него было пять вариантов: «Невозможная любовь», «Участь двух сердец», «Неопознанная сестра», «За грехи отцов расплачиваются дети», «Голос крови», – но лучше пусть выберет дон Серафин. Что стоит показать, какой ты покорный и прилежный?
Экспозиция, завязка и развязка плыли при попутном ветре. Сирило окончил коммерческое училище и был скрупулезно аккуратен. Сервантес тоже был аккуратен; про него рассказывают знаменитый анекдот… Ладно, бог с ним!
На листке, озаглавленном «экспозиция», было написано:
ОНА.
Имя: Эсмеральда.
Фамилия: дель Валье-Флоридо.
Возраст: двадцать лет.
Внешность: высокая, белокурая, изящная, но скромная; глаза голубые, глубокие и мечтательные,
Родители: сирота.
Братья и сестры: одиннадцать, маленьких и склонных к туберкулезу. (По причине лишений.)
Профессия: стенографистка-машинистка. (Иногда, но не слишком часто, можно писать «стенмаш».)
Место работы: Национальный институт страхования, отдел охраны кормящих матерей.
Поведение: хорошее; начальники ее уважают и видят в ней образец испанской женщины.
ОН.
Имя: Карлос.
Фамилия: (придумать).
Возраст: двадцать четыре года.
Внешность: высокий, сильный, брюнет, волосы вьющиеся, глаза черные, грустные.
Сирота?: да, тоже.
Братья и сестры: замужняя сестра в Нью-Йорке.
Профессия: студент инженерно-строительного института.
Место работы: (не имеет, пока еще студент).
Поведение: хорошее; благороден и щедр, хотя немного злоупотребляет спиртными напитками.
ДЕЙСТВИЕ.
Они встречаются однажды в американском кафетерии «Girls of Wisconsin»[5]. Он через официантку посылает ей записочку, где говорится: «Стоило мне увидеть вас, как я сразу был покорен вашим очарованием. Если я смею надеяться, закажите клубничный мусс. Я пойму. Ваш смиренный обожатель К. Постскриптум: клубничным муссом угощаю я. Vale». Эсмеральда потупилась и заказала клубничный мусс. Из кафетерия они вышли, держась за руки. Сирило сиял от счастья.