Рыжий Ангел (СИ) - Илина Дина

Я смотрел на него широко раскрытыми глазами.

«Он, правда, думал, что я мог куда-то с ним пойти?»

— А с чего это я должен, дядя, с тобой отправиться в какое-то кафе? Я тебя знать не знаю. Ты увидел побитого сопляка, и решил, что я с радостью соглашусь на все твои предложения, и, как бездомная собачонка, которой бросили косточку, виляя хвостиком, побегу за хозяином? Так вот, не дождешься! Ты иди своей дорогой, а мне домой надо. Я не бездомный пес. У меня есть крыша над головой, и с сомнительными личностями общаться не собираюсь, — закончил свой монолог, гордо задрав подбородок.

— А ты с характером, пацан, я сразу это понял, — он усмехнулся и протянул мне руку. — Игорек, для своих — Гарик.

Черт дернул меня тогда ответить.

— Дмитрий.

— Димон, значит, — сказал он и смачно плюнул. — Ну, пошли, Димон, в твою новую жизнь.

И, развернувшись на пятках, не оборачиваясь, направился к машине. К супер современному навороченному внедорожнику известной марки. Он ни разу не оглянулся, знал, что пойду за ним, и не ошибся, ведь я, как под гипнозом, поплелся следом, действительно, как побитый щенок.

Я часто прокручивал в голове свои действия, почему вдруг доверился незнакомцу? Как такое могло произойти? И пришел к выводу, что сработало сразу несколько факторов.

Первый — страх. Гарик был из другого мира: жесткий, властный, уверенный в себе мужчина. Глядя на него, у меня дрожали коленки. Он манил и как будто говорил: «Вот увидишь, ты сможешь стать сильным, у тебя получится». Конечно, я мечтал отомстить обидчикам, сделать так, чтобы они меня боялись, завидовали, уважали. Обычное желание подростка-изгоя проявить себя как личность.

Второй фактор — лесть. Он единственный, кто за долгое время поговорил со мной так жестко, по-взрослому, на равных. Выслушал, проявил внимание, вселил уверенность в завтрашнем дне, дал надежду на будущее.

И третий — любопытство. Дико хотелось узнать, что это за загадочное предложение.

Все сигналы опасности отключились разом, и Гарик, возможно, просто оказался в нужном месте в нужное время.

Он не обманул: у меня начался новый этап в жизни. Я стал самым крутым парнем в школе, уверенным, самодостаточным и при деньгах, которые получал за участие в подпольных боях без правил. Но не все было так безоблачно, как казалось: «соскочить» с их крючка не получалось. В восемнадцать лет я подписал контракт, по которому оставалось продержаться еще несколько боев до моего двадцатилетия.

Целых три года из меня делали бойца, учили направлять ярость и гнев в нужное русло, и теперь я должен был окупить вложенные силы и потраченные финансы. Но в последнее время становилось все тяжелее, ведь большинство участников таких соревнований являлись полными отморозками, выходцами из неблагополучных семей, за всю свою короткую жизнь повидавших такое, что многим и не снилось.

Жестокие уже с детства, так как многих били и калечили собственные родители, они зубами вырывали победу, ведь за нее срубали хороший куш. А самое главное: практически никто из них не боялся смерти, потому что возвращаться, в случае неудачи, им было некуда. Для этих людей существовало только два пути: накопить деньги и поменять будущее, или… умереть.

В первый год я был одним из лучших. Самый расцвет сил, злость и желание доказать, что чего-то стою, мотивировали. А потом запал прошел, начал проигрывать и уже один раз лежал в частной клинике на грани жизни и смерти. Но мне тогда с лихвой хватило накоплений, чтобы заставить врачей молчать. А с родителями получилось еще проще: их не было в городе целый месяц, поэтому, когда они вернулись домой, я уже в полном здравии посещал университет, и ничего, кроме новых шрамов, не говорило о недавней госпитализации. Конечно, мать замечала изменения в моей внешности, но вопросов не задавала, знала, что все равно не отвечу.

Участники менялись, появлялась «свежая кровь»: молодые, натренированные тела, выдрессированные звери, готовые убивать. А у меня совсем пропал стимул, и это сказывалось на боях не лучшим образом. Воспоминания об унижениях больше не вызывали негативных эмоций, как раньше, ведь я отомстил обидчикам, что, кстати, оказалось делом несложным. Ну, подержал за ноги на крыше школы головой вниз лидера той шайки шакалов, всего-то, а остальных даже припугивать не пришлось, сами смекнули, что со мной не стоит связываться, и отвалили.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нет, в друзья никто не напрашивался, зато боялись и обходили стороной. Из-за вспышек неконтролируемого гнева прозвали психом, а из-за того, что ни с кем не общался, волком-одиночкой. Получился «психованный волк-одиночка» — термоядерная смесь. Но соглашусь, что они точно охарактеризовали меня. Как говорится «не в бровь, а в глаз», и это совсем не злило. На правду не обижаются.

Такое положение дел полностью устраивало, так было лучше для всех. Учителя стали реже вызывать к доске и явно завышали оценки, никто не хотел лишний год наблюдать мою личность в школе. Поэтому я внезапно пополнил ряды отличников, что не могло не радовать мать, а, что думал по этому поводу отец, не догадывался, так как редко его видел. Порой даже забывал, как родитель выглядит. Он постоянно находился в командировках, а в те дни, когда присутствовал дома, не обращал на меня внимание. Он почти не выходил из рабочего кабинета, но иногда мы все-таки встречались на кухне.

— Как дела, сын? — спрашивал он, задумчиво глядя в окно.

— Все хорошо, отец, — отвечал я.

Это наш обычный разговор: скупой, сухой, безразличный! Мыслями он всегда пребывал на работе, и я для него был пустым местом.

В детстве очень переживал по этому поводу и делал все, чтобы родитель меня заметил. Как-то раз разрезал все его любимые костюмы. Ожидал криков, ругани, серьезного наказания, в конце концов, а он, тяжело вздохнув, исчез на весь вечер в комнате. А, однажды, притащил домой грязную собаку, после которой весь первый этаж стал похож на поле боя. Но услышал лишь короткую фразу:

— Что ты наделал, сын?

В тот же вечер он уехал, оставив после себя горький привкус разочарования в моей душе и незаживающую рану на сердце. Я поклялся, что больше никогда не буду пытаться завоевать внимание отца. Ведь ужасно ощущать себя невидимкой в глазах любимого человека. Понимать, что работа важнее сына. Постоянно наблюдать равнодушие и безразличие.

Обида, боль, в какой-то момент даже ненависть, жили и крепли во мне, но спустя время, я остыл и смирился с полным отсутствием его персоны в моей жизни, и в ответ: тоже решил игнорировать родителя. Я принял правила игры, и мне стало легче: у него не было сына, значит, у меня не было отца.

Ну, а сейчас я спешил на свой очередной бой.

Глава 3

Она

Приехав домой, наполнила ванну, легла и закрыла глаза, наслаждаясь тишиной и покоем. Я снимала квартиру одна, так как моя младшая сестра жила у бабушки в соседнем областном городе, но она часто приезжала ко мне в гости.

Долгое время у нас была обычная полноценная семья, пока с папой не произошел несчастный случай на заводе, вследствие которого он умер. Мама, беременная вторым ребенком, от горя и переживаний родила раньше срока. Альку пришлось долго выхаживать. Сестренка росла слабым, болезненным ребенком, и плач стал постоянным спутником нашей жизни. Помощь присутствовала только со стороны бабушки по папиной линии.

В полтора года мама вышла на работу, там влюбилась в, как она потом сказала, лучшего мужчину на свете, и укатила с ним в неизвестном направлении, оставив нас с Алевтиной на попечение бабули. Мы никогда больше о родителях не говорили. Это была запретная тема, зачем бередить раны. Денег категорически не хватало. Я ходила в старых вещах соседской девочки, которые потом донашивала Алька.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

В школе со мной дети не общались и часто насмехались. А в пятнадцать лет, вдобавок, резко упало зрение, и пришлось носить дешевенькие некрасивые очки. Но, не смотря на все это, я считала себя довольно-таки симпатичной и, как все девчонки, мечтала о большой и чистой любви.