Самозванец. Кровавая месть - Станислав Росовецкий

Если иезуиты сами рвутся расчищать грязные дыры мироустройства, Бог им в помощь. Нунций вздохнул, устроился в своем мягком кресле поудобнее и постарался выбросить коадъютора ордена Иисуса, ничтожного Игнация, из головы.

9 октября 1604 года

Некрасивому юноше, называющему себя царевичем Димитрием, внезапно захотелось наружу, на свежий воздух. Ибо едва ли не кожей и уж точно тонкой материей в ушах ощутил он, как давят на него десятки саженей земли, нависающие над узкой рукотворной пещерой. Пусть, как объяснил ему отец Лазарь, киево-печерский келарь, Бог создал Печерскую гору из почвы светлой, легкой и твердой, в которой копать не трудно, тем более если помолиться сперва святым отцам Антонию и Феодосию, а подпорок, как, например, в силезских подземных рудниках, тут вовсе не требуется. Пусть нечего здесь бояться — душа его стремилась на волю, под скудное октябрьское солнышко.

А тут еще вой. Ухающий, содрогающийся какой-то и с каждым мгновением все большую наводящий тоску. Не то волчий, не то собачий, а если собачий, то не ученая ли собака воет? Рассказывали ведь ему про собаку, умевшую протявкать несколько слов по-немецки. И в этом вое человеческое слышится — когда «Не виновен!», когда «Помоги!».

Невысокий юноша остановился. Шедший вслед за ним доверенный его слуга Мишка Молчанов ткнулся в спину своего государя и едва не сбил у него с головы (подбородком, наверное) роскошный бархатный берет, последний модный писк столичного Кракова. Проводник, келарь отец Лазарь, тоже остановился, однако повернулся к знатному гостю не сразу. А тогда открылась и свеча, ранее заслоненная его широкой черной спиной. Сразу посветлело.

— Что это здесь у тебя воет, святой отец? — спросил некрасивый юноша по-русски.

— Да бесноватые наши. Посажены в самых дальних пещерах на цепях, — неохотно ответил келарь. — Почуяли они, что большой господин идет.

— А откуда ведомо, что бесноватые? Не просто ли — того? — И державный юноша дернул было правой рукой, держащей роскошный, дли знатных гостей предназначенный подсвечник, однако опомнился и довольно неловко покрутил у виска левой.

— Уж коли таковый Святую Троицу уничижает, в Бога Духа Свитого не верит — како же не бесноватый?

Молчанов хмыкнул. Некрасивый юноша вовремя припомнил, что вот уже полгода поступает как ему заблагорассудится, а не как начальствующие велит, и распорядился:

— К бесноватым не пойду. Покажи мне еще Илью Муравленина, свитой отец, и возвращаемся.

— Возвращаемся? Да так тому и быть, государь, — легко согласился келарь. — А святого Илью-богатыря почему бы не показать? Его мощи тут же, в Дальних пещерах, почивают, прямо за поворотом.

Снова потянулась пещера. Стены темные, неровно округленные сверху, а вдоль них выкопаны ниши со свитыми мертвецами, и те продолговатые дыры — уж вовсе непроглядно черны, пока не подойдешь со свечкой. Безучастный юноша предпочитал не всматриваться в попеременно проявлявшихся там и снова укрывающихся в темноте поджарых мертвецов в темных коконах. С детства он побаивался мертвых, и чудесный дар Божий, благодари которому похороненные в здешних пещерах чернецы только высыхали, а не гнили, вызывал у него, скорее, смущение и даже раздражал. Наверное, непонятностью своей.

— А вот и он, наш свитой Ильи!

Эта ниша была выкопана длинной — под стать положенному в ней трупу. Был Ильи в обычном монашеском куколе, с лицом, покрытым лиловым шелком, однако на поверхность высунулась худая коричневая рука.

Некрасивый юноша склонил голову и положил на себя православный крест. Молчанов за его спиной снова хмыкнул. Спросил в своей уже известной принципалу нахально-заискивающей манере:

— А не будет ли свитой отец столь снисходителен ко мне грешному, что дозволит мне у него вопросить?

— Спрашивай, сын мой, коли твой государь разрешит тебе.

— Да, разумеется, — бросил покладистый юноша, приближая свечу то к угадывающемуся за шелком грубому лицу, то к руке славного богатыри. — Спрашивай, Михалка.

— Довелось мне, свитой отец, прочитать свитую книгу — «Патерик Печерский». И там о мощах преподобного Илии ничего не написано.

— В той книге, сын мой, не обо всех наших свитых написано есть, а только о древнейших, времен преподобных Антония и Феодосии. Впрочем, и в «Патерик» наш давно не заглядывал…

— А и в самом деле, — оживился любознательный юноша, — ведь рассказывал мне один старик, что тут, в Дальних пещерах, лежит богатырское тело славного Чоботка. Силача, дескать, так назвали, потому что он одним своим сапогом кучу татар положил.

Келарь посмотрел на своих гостей неласково. Посопел. Потом начал неохотно:

— Вообще-то, государь, паломников у нас водит по пещерам братья Онсифор Репник, Петр Сучок и Матвей Девочка, меня же, келаря, архимандрит наш, господин отец Елисей Плетенецкий, попросил обслужить тебя, государь, из уважении к твоей государской особе. Петр Сучок лучше всех пояснил бы тебе, как мощи Чоботка превратились в мощи Ильи Муравленина. А и просто знаю, что через чудо. Каковое именно, запамятовал, ты уж прости. У меня, государь, голова не с Успенскую церковь, чтобы еще и эти истории в ней держать. На мне, грешном келаре, не только все здешнее монастырское хозяйство висит, а еще два наших города, Радомысль и Васильков, сорок восемь сел да четырнадцать хуторов по всей Речи Посполитой. Да с рыбными ловлями, да с перевозами, да с мельницами и еще с пасеками. Вот бобровые гоны еще, едва не забыл. Мне не до свитых этих богатырей, прости Господи.

— Полно тебе, отец, сердиться, — развязно заговорил Молчанов. — Не знаешь так не знаешь, в том от нас тебе обиды нет. Так нам у отца Петра Сучка спросить, говоришь?

Снова помолчал отец Лазарь, посопел. Потом посоветовал:

— Тебе, сынок, никто ничего здесь пояснять не обязан. А ты, государь, лучше спроси у отца архимандрита Елисеи, понеже Сучок как собеседник тебе не по версте. А коли не желаешь более пещеры обсматривать, тогда давайте вернемся. Время дорого. Гм… Тут у нас ходы узкие, посему для всех наших гостей возвращение одинаково совершается. Разворачивайтесь все на месте, как я к вам развернулся. Поворачивайтесь ко мне задом. Тогда станут, прямо по слову Господа нашего Иисуса Христа в Евангелии, последние первыми — и вперед!

— Так, значит, я первым? — промолвил по-польски начальник охраны капитан Сошальский. И хохотнул. — Так вот когда я получил повышение!

— И подле московского царевича без паписта не обошлось, — пробурчал келарь. — Что за времена настали?

— Пан Юлиан не папист, — возразил державный юноша. — За этого ляха, святой отец, я семерых русских недотеп отдам. Топай, пане Юлиан!

Развернулись, снова пошли гуськом. Тут же почувствовал некрасивый юноша, что навстречу пахнуло свежей прохладой. Нет, почудилось только. Заговорил весело:

— Вот что уж точно по твоей парафии, святой отец. Скажи, каким чудом в наши времена монастырь остался православным и как православный монастырь сумел удержать все те богатства да угодья, коими ты бахвалился?

— Без чуда, государь, конечно, не обошлось, однако и люди нам крепко помогли. Когда накрыла православные земли Речи Посполитой зима еретическая, сиречь настала богопротивная уния, и православные митрополит и епископы изменили православной вере, подчинились папежу римскому, наш монастырь на то не соблазнился, — тучный келарь отдышался и продолжил: — А наш тогдашний архимандрит господин отец Никифор Тур, вечная ему память, времени не теряя, нанял казаков, прикупил оружия, в числе том и огненного, зелья да свинца, и начали киевские казаки монастырских слуг и крестьян учить военному делу. Лет шесть тому назад пришел под монастырь самозваный униатский архимандрит с королевским универсалом да с отрядом шляхты — так наш отец архимандрит препоясался мечом, сел на коня и шуганул безбожного самозванца с его войском не хуже Ильи Муравленина.

Загадочный юноша хмыкнул и уставился в поблескивающую серебряными нитями шелковую спину Молчанова: не хихикает ли тайком? Хитрый Михалка, похоже, затаил дыхание. Его государь ухмыльнулся, спросил небрежно:

— И что ж — его королевское величество стерпел обиду, нанесенную его жалованной грамоте?

— Тебе ли не знать, государь, что в Речи Посполитой порядка нет, а правит всем одна голая сила? На следующую весну его величество король, который одних иезуитов только и слушает. Да, король дал еще одну грамоту на наш монастырь другому уже шляхтичу-униату, тот пришел с большим войском и с пушками, однако отец Никифор и сего самозванца прогнал. Правда, и православные магнаты, князья Константин Константинович Острожский да Адам Александрович Корибут-Вишневецкий, помогли, защитили нашу обитель перед милостивым королем Сигизмундом.