Experimentum Crucis - Алекс Мустейкис

-- Все дело в понятии комфорта, -- гнула свою линию заведующая. -- Комфорт бывает внешний и внутренний. Или, если хотите, моральный и материальный. Есть, конечно, такие, для которых моральный внутренний комфорт значит гораздо больше. Для них видеть, что кто-то голодает -- хуже некуда, конечно, если сами более-менее сыты. Возникает моральный дискомфорт, который они устраняют якобы безвозмездной помощью. А сами-то получают больше! У них уже есть моральный комфорт и чувство правоты своего дела, когда у окружающих -- комфорт только материальный.

Она схватила Мартина за плечо и сильно тряхнула.

-- Не гонись за моральным комфортом, будь материалистом! Иди к милиционеру, он сумасшедший и все тебе объяснит!

В полном смятении Мартин вышел из сверкающего чистотой храма Общепита и оказался на оживленном перекрестке. Взад и вперед, вправо и влево, безо всякого порядка, сразу с четырех сторон непрерывным потоком текли автомобили, мотоциклы, автокраны, велосипеды, трамваи, дорожные катки, железнодорожные цистерны. Механизмы сворачивали, сталкивались, прыгали друг через друга, разбивались, и все же движение не затихало ни на секунду. Над перекрестком стоял ровный шум двигателей и лязг столкновений, грохотание цистерн на стыках рельсов и шуршание велосипедных шин об асфальт. В середине всего этого хаоса, подложив под соответствующее место вышитую подушечку, невозмутимо стоял на голове поджарый йог в белой чалме. Машины его не задевали, он был единственно непоколебимым островком покоя в море лязгающих волн.

Мартин размышлял недолго. Он разделся, аккуратно сложил одежду стопочкой на ступеньках, прижал обломком кирпича, чтобы не разметал ветер, и, внутренне поежившись, спустился к бушующим железным волнам. Они с грохотом налетали на берег, окатывая Мартина жемчужной пылью нитроэмали. Мартин пощупал воду кончиком пальца. Вода была холодной. Он зажмурил глаза и отважно кинулся вниз головой в бурлящий водоворот. Вынырнув на поверхность, он отдышался и брассом поплыл к островку с йогом.

Он вышел из воды на песчаный берег, отряхнул воду с головы, попрыгал на одной ноге, вытряхивая капли из уха, и направился к йогу. Йог заметил его и принял символическую асану приветствия, отвернувшись от Мартина. Потом он, конечно, встал на ноги.

Йог оказался немолодым мужчиной лет тридцати пяти, одетым по общепринятой моде -- в поношенный сюртук и серые плавки. Рост у него был невысокий, и теперь он вопрошающе смотрел на Мартина сверху вниз.

-- Здравствуйте, -- сказал Мартин.

-- Здравствуй, -- ответил йог, поправляя галстук и отлично смотрящиеся на нем итальянские очки-капельки, лежащие, правда, во внутреннем кармане жилетки.

-- Я ищу милиционера, -- объявил Мартин.

-- Милиционер -- это я, -- самодовольно заметил собеседник и указал на приколотый к лацкану опознавательный знак -- крохотную фуражку с красным околышем.

-- Я путешественник, -- сказал Мартин. -- Я побывал во многих местах, где и по сей день не ступала нога человека. На моем костюме вы обнаружите звездную пыль и брызги Млечного пути. Но я хочу знать, куда мне отправляться дальше.

-- Идем со мной, сын мой, -- ответил милиционер, -- и я укажу тебе дальнейший путь твой, ибо таково мое предназначение -- направлять заблудших на путь истинный. Мое имя Агасфер, идем, я препровожу тебя туда, где ты должен быть и где ты окончишь путь своих скитаний по этой земле.

И они пошли по пустой темной улочке, только вчера заасфальтированной, еле освещенной желтыми огнями натриевых ламп, светивших в непроглядную темноту сквозь густые кроны тополей, кленов, акаций, елей, платанов, яблонь. Луна печально освещала сзади их одинокие фигуры, и струились перед ними по асфальту длинные дрожащие тени, темные, как абсолютно черное тело.

-- Вы не поверите, где только я не побывал, -- говорил Мартин, и его негромкий шепот разносился по всей улице, пугая бродячих кошек и летучих мышей. -- Я бы сам не поверил, если бы кто мне рассказал. Фантастика!

-- Фантастика, -- хмыкнул Агасфер, -- как мы пренебрежительно относимся к ней, что готовы назвать этим словом даже россказни трепачей! А ведь это мощный инструмент познания мира, заслуживающий гораздо большего внимания. С помощью него можно было бы создать альтернативу самому Эксперименту, если только концепция виртуальных миров была бы доведена до своего логического завершения.

-- Не смогли бы вы изложить свою мысль немного пояснее, -- попросил Мартин. -- Я столь много видел за сегодняшний день, сейчас мой мозг переполнен впечатлениями и плохо воспринимает подобные речи.

-- Ты точно заметил, что я могу пояснить именно свою мысль, а не чью-то там еще, -- сказал Агасфер. -- Было бы интересно пояснять мысль чужую, когда и о своей-то имеешь весьма приблизительное понятие. Ведь что есть мысль? Мысль -- это...

-- Мы отклонились от темы, -- перебил Мартин, -- а говорили мы о логическом завершении.

-- О да, я превосходно помню весь наш разговор, -- ответил Агасфер. -У меня все записано. И раз ты так упорно требуешь подробного объяснения, ты его получишь.

Он небрежным движением нажал кнопку на висящем у него через плечо маленьком магнитофоне. Мартин захотел рассмотреть его марку, но увидел лишь выдавленные в пластмассе слова "задатчик программы", да и то очень крохотным, почти незаметным шрифтом.

-- Здравствуй, Мартин, -- сказал магнитофон.

-- Здравствуйте, -- ответил Мартин.

-- Ты хочешь узнать, почему ты здесь, и для чего ты здесь, -- утвердительно сказал магнитофон.

-- Да, -- согласился Мартин. -- Этот вопрос мучает меня всю жизнь. Я бы все отдал, чтобы получить на него ответ, и...

-- Не спеши, Мартин, -- перебил магнитофон. -- Не ручайся за жизнь, которой, может, и не было, и не обещай отдать все, чего у тебя может не быть вообще. Ведь ты здесь -- и это Эксперимент.

-- Эксперимент, -- повторил Мартин, соображая. -- Надо мной, надо полагать?

-- Нет, -- сказал магнитофон. -- Глупо было бы считать задачей всего лишь изучение мозга. Вопрос в его связи с миром отражения и реальным миром, и для тебя, Мартин, это важнее прочего. Даже важнее того, кто на самом деле ставит Эксперимент, и над кем.

-- Это чушь, -- возразил Мартин. -- Я здесь, и это Эксперимент? Я здесь живу, живу уже тридцать три года, ничего не знаю, и вдруг это оказывается Эксперимент! Но что за Эксперимент? Что-то нужно сделать, чего-то достичь... Преодолеть трудности... Но это здесь! А там? Там -- тоже Эксперимент?

-- Ты сам сказал, -- ответил магнитофон.

-- Нет, -- ответил Мартин себе. -- Здесь -- это здесь, никакого "там" не существует. И я просто никогда не поверю в Эксперимент. Я не верю в слова. Тем более в байки незнакомого магнитофона.

-- Какая разница, кто сказал, -- заметил магнитофон. -- Ты мог услышать это где угодно. Мир пропитан Экспериментом, он все время кричит о нем. Впрочем, ты можешь и не верить. Но можешь и проверить. В конце пути, естественно...

-- Что проверять? -- спросил, уже совсем теряя самообладание, Мартин. -- Я точно знаю, что в моем реальном мире нет места вашему Эксперименту! -Он наклонился к магнитофону, у которого к тому времени отросла седая профессорская бородка, и крикнул прямо в динамик:

-- Не верю!

-- В этом-то и заключается цель Эксперимента, -- донеслось из-под бородки.

Мартин выпрямился и беспомощно посмотрел на Агасфера. Магнитофон заурчал и заиграл медленную, тягучую мелодию. В этой мелодии неслышно падали секунды.

-- Тебя ввели в искушение, брат мой, -- нарушил, наконец, молчание Агасфер. Он дернул магнитофон за бородку, и тот замолчал.

-- Воистину так, -- ответил Мартин.

-- Главное -- устоять перед кознями лукавого, -- сказал Агасфер. -- И стоит ли тем более задавать вопрос -- кто именно ставит Эксперимент, если, говорят, его-то и вовсе нет. Тебе, Мартин, остается вера -- ведь верить или не верить ты всегда в силах. Но ведь ты легко сможешь доказать свою правоту, не так ли? Дьявол задал тебе вопрос -- теперь ты, Мартин, смотри на все великолепие окружающего тебя мира, и ответь на него!

Мартин огляделся.

Они стояли на высоком берегу широкой величественной реки, медленно несущей свои воды мимо лесистых берегов, обрывистых излучин и песчаных островов. Над водой кружили и кричали чайки, они внезапно устремлялись вниз и выхватывали из серо-синих волн серебристую трепещущую рыбешку, подкидывали ее в воздух и заглатывали целиком, на лету. Противоположный, низкий берег желтел песчаным пляжем, на который медленно наступал зеленый цветущий луг. А на этом, обрывистом, берегу высились вековые сосны, они подходили к самому краю и иногда падали вниз, оставляя обрывки корней в глинистой стене, отвесно спускающейся к воде. Пахло хвоей, легкой сыростью реки и соснового леса, прозрачные стрекозы носились у самой кромки обрыва. Мартин прикоснулся рукой к шершавой, с липкими потеками смолы, с серыми наростами лишайника древней коре дерева. По коре полз маленький красный жучок с черными точками на надкрыльях. Добравшись до пальца Мартина, он взобрался на него и с легким, почти неуловимым жужжанием унесся в прозрачную синь неба, туда, где неторопливо бродили стадами высокие кучевые облака. Мир, несомненно, был реален, и его реальность была не меньше реальности самого Мартина.