Вера после Катастрофы - Элиэзе Беркович

На предложение принять двадцать тысяч детей из Германии американцы ответили отказом. Их аргументы как нельзя лучше отражают атмосферу того времени. Некоторые заявили, что иностранцы будут пытаться перестроить страну на свой лад.

Другие не считали детей беженцами, поскольку большинство из них — евреи. Третьи опасались активизации националистических групп. Самой оригинальной представляется позиция тех, кто утверждал, будто, позаботившись о еврейских детях, США уже не смогут гарантировать детям американских старожилов дарованные конституцией права на жизнь, свободу и стремление к счастью. Будущие юные иммигранты представлялись как тысячи бездомных, озлобленных нежелательных иностранцев, как потенциальные коммунисты и лидеры восстания против существующего строя. Чем эти "доводы" отличаются от аргументации нацистов, заносивших всех без исключения евреев, в "коммунистические агенты"? Разве есть разница между убийцами детей и теми, кто отказывался их спасать? Что может быть лицемернее, чем заявление лидеров Американского легиона: "Традиционная американская политика состоит в стремлении охранять семейную жизнь, и поэтому Американский легион решительно против разлучения семей, к которому приведет предлагаемый законопроект"[7]. Очевидно, американские патриоты презирали "жестоких" еврейских родителей, предпочитавших лучше спасти своих детей, чем погибнуть вместе с ними в трогательном единении (на самом деле в лагерях прежде всего отделяли детей от взрослых, мужчин от женщин). Но, пожалуй, всех превзошел конгрессмен Карл Е. Мундт, который был против смягчения иммиграционных законов на том основании, что "это не американский стиль — выделять одну какую-то группу"[8]. Итак, дети остались погибать в лапах нацистов, и гордая американская республика, территория которой лишь недавно была украдена у индейцев, избежала порабощения.

Антисемитизм нацистов встречал понимание в большинстве стран Запада. Ведь ненависть к евреям имеет глубокие корни в христианской цивилизации. На протяжении многих веков распространялась эта отрава. Но расцвет средневекового варварства не мог не вызвать общего падения морали народов. Насколько усилилась духовная деградация Запада можно судить, сравнивая отношение американского правительства к преследованию евреев в России, Румынии, Турции начала века и в нацистской Германии тридцатых — сороковых годов. Например, в 1902 году США сочли нужным заявить Румынии протест против бесчеловечного обращения с евреями, поскольку не могли "молча участвовать в таком зле"[10] (тогда еще понимали, что молчание означает соучастие). Спустя сорок лет, перед лицом куда худших зол совесть мира уже потеряла чувствительность. Перед второй мировой войной ответственный чиновник американского госдепартамента жаловался, что "еврейские интересы" вызывают слишком большой шум".

Гитлеру удалось настолько расшатать мораль Запада, что нормальные представления о добре и зле совершенно сместились. О деградации совести замечательно сказал еврейский поэт, писавший на идише, Ицхак Кацнельсон, жизнь которого легко можно было бы спасти, прояви Запад к нему чуть меньше равнодушия: "Народы мира не вмешивались и не протестовали, и не качали головой, и не предостерегали убийц даже шепотом. Похоже было, что вожди народов боятся, как бы убийства не прекратились"[12]. Впрочем, поэт не знал, что в марте 1944 года президент Рузвельт произнес кое-что и даже вполне внятно. К сожалению, Кацнельсон к тому времени уже был мертв, как и большинство еврейских узников концлагерей. Да, были отдельные личности, которые понимали, что речь идет о духовном здоровье нации. Один человек так сказал по поводу дебатов о приеме детей из Германии: "Не потерял ли американский народ способность реагировать на такие трагические ситуации? Если выяснится, что мы потеряли эту способность, значит Америка утратила большую часть своей души"[13]. Конечно, вопрос стоял не только об этих детях, но о спасении целого народа, обреченного на уничтожение. И ответственность легла не только на США, но и на все свободные страны. Оказалось, что не одна Америка утратила душу. Странное равнодушие проявило большинство народов. Евреи, знакомые с историей, могли задуматься над тем, а была ли вообще у христианской цивилизации душа?

Этот вопрос приходится задать, когда изучаешь официальное отношение христианства к преступлениям фашистов против евреев. Действительно, было несколько отважных церковных деятелей, решительно выступивших против геноцида. Многие священники Франции и Голландии, рискуя жизнью, спасали преследуемых. Но что они могли сделать в одиночку? Требовалось, чтобы протесты исходили от самой христианской церкви. Но, как сказал Кацнельсон, никто не выразил

неодобрения даже шепотом. В этом смысле не было разницы между католиками и протестантами. Мы процитируем здесь некоторые высказывания католических лидеров, но их мнения целиком совпадали с мнением протестантских руководителей. Конечно, нечего говорить о церковниках Германии или оккупированных нацистами стран. Они были настоящими пособниками фашистов. Г. Леви в своей книге приводит массу документов. Например, благословляя молодежь в соборе Трира, католический епископ Борнвассер нашел для нее такие вдохновляющие слова: "С поднятой головой, твердым шагом мы вошли в новый рейх и готовы служить ему всеми силами нашего тела и нашей души""[14]. Другой священник заявил, что его коллеги не только признали новую власть, но и служат ей "с горячей любовью и всеми силами"[15]. Известному теологу из Тюбин-гена принадлежит оригинальная идея о том, что "национал-социализм и католицизм сопутствуют друг другу, как природа и красота"[16]. Эта мысль получила развитие в сочинениях немецких теологов. В ежемесячнике иезуитов вдумчиво исследовалось сходство между свастикой и крестом: "Символ природы находит свое воплощение в символе красоты". Здесь же утверждалось, что "личность Гитлера стала символом веры немецкого народа"[17]. Хайль Гитлер и Иисус! Если бы когда-нибудь была написана история немецкой протестантской церкви периода нацизма, мы увидели бы, что она еще позорнее истории католической церкви. Однако здесь нас в основном занимает позиция Ватикана.

В 1942 году геноцид еврейского народа был уже в разгаре. Личный представитель американского президента запросил государственного секретаря Ватикана о том, есть ли у папы какие-либо предложения о мерах по мобилизации общественного мнения цивилизованного мира против нацистского варварства. В официальном ответе было сказано, что сообщения о действиях против евреев достигли Ватикана, но подтвердить их не оказалось возможным. Другое важное лицо намекнуло, что папа полон беспристрастной любви ко всем народам и именно поэтому вынужден вести себя с большой сдержанностью. Оказывается, ничегонеделанье перед лицом гибели шести миллионов человек — не преступление, а проявление "беспристрастной любви к людям" и "мудрой сдержанности"!

Даже в апреле 1944 года, когда решалась судьба четырехсот тысяч венгерских евреев, великий папа по-прежнему хранил мудрое молчание. Венгрия — в основном католическая страна. Если бы Ватикан занял тогда твердую позицию, многое можно было бы сделать. Подпольный Комитет беженцев прямо попросил папу вмешаться: объявить, что участники депортации евреев в лагеря смерти будут отлучены от церкви. Уклончивый ответ был послан регенту Венгрии с двухмесячным опозданием, когда триста пятьдесят тысяч евреев этой маленькой страны уже погибли в газовых камерах.

Такое отношение к судьбе евреев отняло у христианской церкви право претендовать на духовное руководство народами. Конечно, на позицию Ватикана повлияли политические соображения. Однако трудно поверить, что одна только политика помешала церкви исполнить первейшие требования человеческой совести. Есть достаточно свидетельств тому, что антисемитизм, присущий христианству в древности, привел в конце концов к безумию равнодушного молчания в недавнем прошлом. М.Вайсмандель, вспоминая о пережитом в Словакии, рассказывает о двух характерных встречах с представителями католического духовенства в этой стране. Священник Тиссо был здесь инициатором плана высылки евреев. Незадолго до праздника Песах 1942 года один уважаемый раввин обратился к архиепископу Словакии, с которым был знаком в лучшие дни, с просьбой повлиять на Тиссо — его бывшего личного секретаря. Раввин говорил только об угрозе депортации. Архиепископ же, с характерной христианской любовью, решил просветить его насчет истинной судьбы, ожидавшей евреев в Польше: "Это не просто депортация. Там вы не умрете от голода и лишений, там они (немцы. — Э.Б.) убьют вас всех, старых и молодых, женщин и детей, всех в один день. Это наказание вам за смерть нашего Спасителя. Вам остается только одна надежда: всем перейти в нашу религию. Тогда я добьюсь отмены этого указа"[18].