Миллиорк - Алексей Елисеевич Крученых

пасть.

«Ом-чу гвут он

За-бью»

Опять «хлопасть»

Дальше: «гва-гва» – лягушачие трели и квак.

«Са-ссаку» – плюется

«Зарья???

Качрюк!???!» –

графичность вопросительного знака – кружение в военной пляске («вопросительный крючок» – выражение Пушкина)

Задорный вызов

«Чхо-хоа»!

увей чипля!

злукон! злубон!

шашимп!..

Фа-зу-зу-зу!..

(Крученых)

– шипенье, брызги, чахи, хлопанье лопнувшей камеры на всю Европу

Колючки осколки и брызги.

«Заюская гугулица» – (сравни: юсь, выусить как шерсть, моллюски) – тонкая, как волос блондинки, как математика. Гугулица – дикое у-у гу, – чудище на тонкой плюсне – ножке.

РИСУНКИ СЛОВ: (Терентьева, Крученых, И. Зданевич)

1 Свороченные головы – мочедан (чемодан), шрамное лицо, мрачья физиономия и др.

2 Двухглавые слова – я не ягений, випту исусами (отчаянно пьяный)

3 Сломанное туловище – мыслей (ударение на е), Овделия (исковерк<анное>: офелия)

4 Троичные в брюхе – злостеболь (злость и боль), брендень (бред, дребень, раздробленный день). Вчимдела.

5 Мохнатые слова – беден, как церковная лектриса (притягивает крысу), пеечка (мягкое, круглое, пенистое), случайка и др.

6 Третья нога – летитот (летит от) во сне на Козерога.

7 Однорельсные – жизь (вместо: жизнь), нра (нравится)

8 Трехрельсные – циркорий (вставная буква р)

9 Свыжатой серединой – сно (вместо сон)

Еще возможны композиции: из разных кривых, лучистая, симультане, пятнистая и пр.

– Легкость (вертикальная фраза) и тяжесть (хржуб).

В заумных словах, освобожденных от груза смысла, наибольшая сила и самостоятельность звука, крайняя легкость (фьят, фьят; мечтаянный пюнь) и крайняя тяжесть (дыр-бул-щыл, хряч сарча Крочо, хо-бо-ро, хружб).

Чередование обычного и заумного языка – самая неожиданная композиция и фактура (наслоение и раздробление звуков) – оркестровая поэзия, все сочетающая

Замауль!..

Азеф-Иуда-Хлебников

(Выпыт)

Превратна судьба творений В. Хлебникова: они при жизни баяча были как посмертные (против его воли): друзья «по дружески» стащили рукописи черновики да и тиснули – получились «Творения, том I», «Затычка», «Дохлая луна» и др. Так впрочем с Хлебниковым и потом поступали… И если не всегда речарь улыбался, зато читатель может радоваться: ему выпало счастье видеть слишком интимное творчество, по которому не прошлась даже рука цензора-автора!

Тут и законченные произведения и уцелевшие клочки и наброски, вплоть до дневников!

Поэт не только обнажен, но даже вывернут и вытряхнут!

Вот его богатое нутро:

Небистели небистели

Озарив красу любви

В нас стонали любистели

Хохотали каждый ин…

Ярь, Ярийца, Яроба…

Ярюта (божок любви?!)

Легки сверкающие небесные зайцы – смеянцы!

Их нежные милые личики

Сменялись вершиной кудрей

Из уст их струпилися кличики!

«Смотрите, живите бодрей».

(«Творения» 24 ст.

Да это они и смеюнчики, смеюневичи, смеюняне, смеянцы!

Уста их сахарно-влажные и голос снегоснежного серебра.

Неловко?

Очень уж сладко?

Но вы вслушайтесь в словотворчество это завершенность великой полосы жизни:

ЛЮБОВНИЦА.

Я любистель, я нечистель.

Я нелгиня, я богиня,

Быть смеянственно голей

Звездный иней, звездный иней

Будь, упав на звук, смелей!

И дальше

Красотою люботява и любиня и любитава

Любрава, Любер. Любр. Любхо

Я любистель! я негостель!

Да это сущий колдун! Улыбаются светлые глаза и не оторвешься – так и будешь повторять за ним:

Небистели любистели

Мизна. Мизнь.

Небязь. Небичь.

Грехач. Мерда. Морьба. Смердва.

Кажется это ничего не значит.

Вот хорошо, таково чистое колдовство, глухое, незнакомое!

Ведь это как в песне ведьм:

Шагадам, магадам, вакадам.

Чух! Чух! Чух!

(«Изборник»)

Не лучше ли оставить так это мамайство?

«Колдовство, если его разъяснить, не действует, но хочется узнать это магическое слово!

Сезам отворись!»

Хлебникова разъясняет признание Лермонтова:

«Я без ума от тройственных созвучий

И влажных рифм, как например,

на Ю»

Ю сокращенное ени (см. нашу заметку о Пушкине в «Тайные пороки академики»).

Игривое словоновшество

«Но чу! везде полет воюний!»

Долюбство… улюбнулся в любицу. Ягодина любви.

Эго «местоимение» великой вавилонской Лилю, «девы ночи», что являлась мужчинам во сне и мучила их неудовлетворенной любовью, тогдашней полицмейстерши, еврейской Лилит! (Сравни стихи Сологубящего о жене его – Лилит). Она явится при последней схватке мамулийцев.

«Улюбнула в любицу!»

Хлебников даже подыскал русское имя, ближайшее к Лиле (Лилит) –

«Любите носить все те имена,

Что могут онежится в Лялю…»

«Лялю на лебеде

Если заметите,

Лучший на небе день

Кралей отметите».

(«Творения».)

Этакая юная Леда!

«Ляля на лебеде – Ляля любов!..»

Как видение проходят у него белые мавки, ведьмы, русалки и вилы с лебяжьей грудью:

«Коса волной легла вдоль груди,

Где жило двое облаков,

Для восхищенных взоров судей

Для взоров пылких знатков».

. . . . . . . . . .

Когда то рисунки в книге поясняли слово, теперь затемняют.

Но если поверить художникам, украсившим книгу Хлебникова, и если допустить, что рисунки добавляют и раскрывают книгу, то что мы увидим?

На странице 5-й «Творений» Хлебникова поэма о лесной деве «Лиске», а перед этой страницей вкладной рисунок раздавленной (?) собаки с невозможно изломанной (повернутой задом) обнаженной женщиной в позе крайне двусмысленной.

Такая же дама с необыкновенно широким тазом, и перед ст. 22-й.

Как произведения Хлебникова, так и рисунки к ним (Д. Бурлюка), напечатаны без разрешения поэта – но может поэтому они пристали еще удачнее?

Как иначе нарисовать:

«Небистели, небистели

«Мизна

«Мерда. Смердва. –?

Или:

«Гопо, гоп, гопонюй?

«Пинцо, пинцо пей.

У Хлебникова все улыбочкой, т. ч. иному сперва померещится Фет и Верлэн, но в улыбке этой не видно ли смердва и мердва – морда Смердякова?

И еще?..

Небистели – постель и небо, которым привили дурную болезнь или обнажили в самую интимную минуту! Тут и «бла» и «на простине порока пятна». Если Хам посмеялся Хлебников?