Агний - Галина Полынская

- Нет, не надо.

- А куда?

- Знаете метро "Водный стадион"?

- Конечно, туда отвезти?

- Да.

- Живешь там?

- Да, - соврала я.

Согретая включенной на всю катушку печкой, я погрузилась в подобие вязкой дремы и очнулась только тогда, когда мы подъезжали к Водному стадиону.

- Куда здесь?

Я объяснила дорогу, назвала улицу, но не стала говорить номер дома, наоборот, попросила остановить гораздо раньше, чем требовалось.

- Ну, счастливо тебе, дочка, - сказал мой безымянный водитель.

- И вам того же, - я выбралась из машины и зашла в первый попавшийся подъезд. На счастье там никого не было. Когда машина уехала, я вышла на улицу и обняв саму себя за плечи, чтобы хоть немного согреться, быстро, как могла побежала к нужному мне дому. Время было поздним, горело от силы три окна, включая и Вовкино. Володя Колосков был моим старинным другом, можно сказать братом, знакомы мы были больше десяти лет, именно к нему я и приехала. Отдыхая на каждой ступеньке, я вскарабкалась на третий этаж и переведя дух, позвонила в дверь. Долго не открывали, я позвонила ещё и ещё раз. Вовка наверняка был не один, но мне в тот момент не было мучительно стыдно за свое вторжение в личную жизнь Колоскова. Наконец за дверью послышались шаги и недовольный Вовкин голос спросил:

- Кто там?

- Вова, это я, Лера.

Загремели замки, дверь приоткрылась и показалась всклокоченная голова.

- Ле... - начал он и увидел мое лицо. На симпатичной Вовкиной физиономии отразилась небывалая гамма чувств.

- Можно войти?! - я держалась за дверной косяк, едва не падая на пол. Володька вышел из состояния ступора, подставил мне свое плечо, обнял за талию и втащил в коридор, потом поднял на руки, отнес в зал и усадил на диван.

- Лерик, я сейчас, - сказал он, продолжая смотреть на меня с такой растерянностью, будто не верил в то, что это я. Потом он вышел и закрыл за собой дверь. Вскоре из спальни раздался его голос:

- Наташ, ты извини, так получилось, ко мне сейчас мама... с папой приехали, так что это...

Что ему ответила Наташа я расслышала, но минут через пять разъяренно хлопнула входная дверь. Вернулся Вовка, он на ходу застегивал мастерку, надетую на голое тело.

- Бог мой, Лера, что случилось? - он присел передо мной на корточки и взял меня за руки.

- Какие-то уроды перепутали меня с какой-то Ингой и вот - результат, как говориться на лице.

В тепле, в квартире Вовки я почувствовала себя, наконец-то в безопасности и если бы не дергающая боль, можно было бы подумать, что все это мне приснилось. Вовка с ужасом и сочувствием смотрел на меня, потом опомнился и бросился к телефону.

- Куда это ты?

- В скорую.

- Стой, не надо.

- Почему?

- Потому что меня не отпустили, я сбежала и теперь меня будут искать. Боюсь, что в больнице меня найдут быстро. Я поэтому и домой не поехала.

Володя бросил трубку на рычаг. На скулах у него ходили желваки, а синие глаза стали почти серыми - он был в бешенстве.

- Найду скотов, голыми руками передушу! - сквозь зубы процедил он.

- У тебя есть водка?

- Есть коньяк.

- Водка тоже нужна.

- Сейчас сбегаю. Коньяк тебе налить?

Я кивнула. Володя принес из спальни сервировочный столик на колесиках, на нем стояли полбутылки коньяка и тарелки с почти нетронутой закуской. Пока он ходил за водкой, я выпила три рюмки и съела пару ломтиков красной рыбы. От выпитого боль притупилась, а тошнота и головокружение усилились. Я закурила и услышала, как открывается входная дверь. Вошел Вова с бутылкой водки.

- Как ты, Лер?

- Обалденно. Мне бы теплой воды и полотенце, до ванны боюсь не доползу.

- Сиди не двигайся, я сейчас все сделаю, - он сбросил с ног ботинки, швырнул на кресло куртку. Потом принес свой теплый спортивный костюм, снял с моих ног обувь и помог переодеться. Растревоженная боль усилилась и мне пришлось выпить еще. Сдвинув в сторону тарелки, Володя поставил на столик кастрюлю с теплой водой и протянул мне чистое полотенце.

- И зеркало, - вздохнула я. Не было никакого желания снова смотреть на себя, но пришлось. Смывая теплой водой свежезапекшуюся кровь и протирая водкой ссадины, я подумала, что, скорее всего никогда уже не буду выглядеть так как раньше. Накопившиеся страх, отчаяние и боль прорвались наружу и я разревелась в родных и добрых объятиях Вовки.

Глава четвертая .

Проснувшись утром, я поняла, что без врача все-таки не обойтись, вдобавок ко всему подскочила температура, и чувствовала я себя так, что умереть было бы самым лучшим и простецким выходом. Вовка позвонил на работу, просимулировал страшный внезапный грипп и остался ухаживать за мной.

- Вов, - проскрипела я пребывая в полубессознательном состоянии, может у тебя есть знакомый врач, который не стал бы про меня никому рассказывать?

Вовка глубоко задумался.

- Отец Кости Калугина! - осенило его. - И что ж я дурак вчера об этом не подумал?!

- Кто такой Костя Калугин?

- Институтский приятель, ты его не знаешь, он проучился у нас первый курс, потом перешел в медицинский, - Вова бросился к телефону. До Кости он дозвонился и, ничего толком не объясняя, попросил его приехать. Часа через полтора Костя прибыл. Он оказался высоким молодым человеком с холодным породистым лицом и ледяными глазами. Его русые вьющиеся волосы были аккуратно подстрижены и зачесаны назад, а под длинным темно-синим пальто оказался белый свитер с эмблемой Ив Сен Лорана и черные джинсы, на ногах немыслимо сверкающие туфли. Обаяния и очарования у Кости Калугина было не больше чем у скальпеля, и я очень усомнилась в его способности быть чьим-то приятелем. Он посмотрел на тело, возлежавшее на диване под пледом и повернулся к Вове.

- Когда её так?

- Вчера, - в руке Вова держал нож и морковку, он варил мне суп, какие-то ублюдки-отморозки. Она сбежала от них, теперь опасается что будут искать, вот я к тебе и обратился.

- Угу, - Костя присел на край дивана, отбросил плед и без всяких вопросов расстегнул молнию мастерки. Я собралась было возмутиться, но у меня не было сил. Прохладные пальцы прошлись по моим ребрам и по всему покрытому лилово-черными синяками и кровоподтеками телу. От Кости пахло тонким и свежим запахом со вкусом подобранной туалетной воды. Осмотрев также и мою многострадальную голову, Костя накрыл меня пледом и повернулся к Вове, все ещё стоявшему в дверном проеме с ножом и морковкой.

- Все кости целы, но есть сильные ушибы, нос сломан, челюсть выбита, сотрясение мозга. Однозначно. Температуру мерили?

- Тридцать восемь и четыре.

- Угу, - Костя вышел в коридор, извлек из кармана пальто мобильник и, вернувшись в комнату, сел в кресло. Набрав номер, он сказал: - Папа? Ты сегодня у себя принимаешь или в клинике? У себя? Пап, тут такое дело, подругу Володи Колоскова, помнишь Колоскова? Ну, да, он самый, так вот его подругу вчера сильно избили, посмотришь? Да, я на машине. Ну... - он посмотрел на часы, - со скидкой на пробки, минут через сорок. Ага, едем.

Он отключил телефон и поднялся из кресла.

- Володь, собирайтесь, я вас в машине жду.

- Пять минут! - Вовка бросил нож с морковкой на столик и вытащив из шкафа толстый свитер, осторожно надел его на меня, зашнуровал на моих ногах ботинки, оделся сам и, закутав меня в свой необъятный пуховик, на руках вынес на улицу. У подъезда стояла роскошная темно-синяя "Вольво". Володя устроил меня на заднем сидении, а сам сел впереди. Включив обогрев, Костя приоткрыл окно и они оба закурили. Не в силах держать себя в вертикальном положении, я сделала из пуховика подушку и прилегла. Мы выехали со двора, и Костя включил тихую классическую музыку. Вовка вполголоса делился с ним своим мнением насчет "козлодоев, избивших Леру" и планами на ближайшее будущее вышеупомянутых козлодоев.

- Ничего ты не сделаешь, Володя, - спокойно сказал Костя, - найти их будет очень трудно, может даже и невозможно. По закону посадить вряд ли получится, откупятся или же с Лерой что-нибудь сделают, а самому бригаду нанимать, сам знаешь, что это такое.

- Так что же, пусть все так и остается? Они же изуродовали Лерку ни за что ни про что!

Костя промолчал. Я тоже ничего не говорила, понимая, что он прав. От осознания этой правоты, от полного бессилия перед ублюдками, уверенными в своей безнаказанности, меня затрясло и залихорадило ещё больше, но не от температуры, а от злости, граничащей с ненавистью - с абсолютно незнакомым и несвойственным мне чувством.

Проживал Костя Калугин в большом сталинском доме. В вестибюле дежурил охранник. Володя на руках внес меня в лифт, и мы поднялись на четвертый этаж. На металлической двери с домофоном была привинчена табличка: "Калугин Николай Николаевич" и больше ничего, никакого номера квартиры. Костя открыл дверь своим ключом и мы вошли в огромный холл с кожаным диваном и креслами.

- Папа! - негромко крикнул Костя.

- Да! - раздался откуда-то голос, - проходите в зал, я сейчас!