Банкир на мушке - Николай Якушев

Давление оказалось, к ее удивлению, приемлемым – 80/40. Анастасия Степановна ожидала худшего.

– Чем его? – сварливо спросила она, вынимая из ушей фонендоскоп.

– Чем-чем! Если бы я знал, чем! – зло бросил один из охранников, сжимая мечтательно кулаки. – Без нас это было, дамочка, без нас, понятно?!

Анастасия Степановна хотела дать наглецу хорошую отповедь за «дамочку», но тут в смотровую мягким шагом вступил Пал Палыч – дежурный реаниматолог. Кивнув всем в знак приветствия, он немедленно подошел к носилкам и кошачьим движением положил пальцы на сонную артерию раненого. При этом он будто с интересом оглянулся по сторонам, но по выражению глаз можно было понять, что Пал Палыч в эту минуту никого и ничего не видит, а взор его устремлен куда-то внутрь на невидимого собеседника, от решения которого будет зависеть все.

Пал Палыч был высок, худ, имел седые виски и вытянутое печальное лицо, изрезанное преждевременными морщинами. Если ежедневно приходится вытаскивать людей с того света, здоровья и красоты это тебе не добавляет. В спокойные минуты по лицу Пал Палыча обычно блуждала улыбка, рассеянная и мирная. Но в критические моменты это лицо делалось сосредоточенным и словно каменным.

– Давление 80/40, Пал Палыч, – негромко подсказала Ромашкина.

Реаниматолог уставился на нее и покивал головой.

– Ну что ж, наверх! – произнес он. – Наверх! Будем работать… В экстренной уже готовы, Анастасия Степановна?

– Еще и не предупредили! – сразу перешла та в наступление. – У нас, чай, не десять рук! Если бы со «Скорой» по пути сообщили – другое дело. Но там мальчишка был неопытный, не догадался…

– Так предупредите! – тихо, но твердо сказал Пал Палыч. – Пусть готовят операционную! Там сегодня кто дежурит – Леснов? – Он свел брови у переносицы. – Наверное, Игоря Анатольевича вызывать надо…

– Так вызывать или не вызывать? – сердито спросила Ромашкина.

Пал Палыч незряче оглянулся и вдруг вскипел.

– Я же сказал – больного наверх! – крикнул он. – Мужчины, двое, поможете! – И, резко повернувшись, вышел из смотровой.

За ним покатили носилки, металлические колесики которых противно визжали на ходу. Из охранников подчинились не двое, а трое. Один, совсем молодой, светлоголовый парень с круглым невыразительным лицом, остался в смотровой. Немного помявшись, он опустился на кушетку, которая заскрипела под его крупным натренированным телом.

Анастасия Степановна припечатала пухлой ладонью направление «Скорой», лежавшее на столе, и буркнула:

– Алла, не забудь в журнал записать! А то потом всех собак на нас повесят!

– Они уже и сейчас… – с готовностью подхватила Алла. – Все мы виноваты! В хирургию-то звонить?

– Я сама позвоню! – решительно заявила Ромашкина, снимая телефонную трубку.

Она набрала номер экстренной хирургии и, услышав ответ, сурово сказала:

– Виктор Николаевич? Тут больной поступил, его сейчас в реанимацию отправили. Но он ваш – проникающее брюшной полости. Будете оперировать или Игоря Анатольевича вызывать? Больной тяжелый!

В трубке возникла секундная тишина. Анастасия Степановна злорадно вслушивалась в мерное потрескивание на телефонной линии и ждала, что скажет Леснов. Она почти не сомневалась, что ответит Леснов. Этот хирург работал у них недавно, в городе его близко никто не знал, но за ним уже укрепилась репутация честолюбивого и рискового человека. Переехал он из Подмосковья после какой-то, как поговаривали, некрасивой истории.

– Разумеется, буду оперировать, – наконец послышался в трубке холодный ровный голос. – Если возникнет необходимость тревожить заведующего отделением, я вас поставлю в известность!

– Фу-ты ну-ты! – в сердцах бросила Анастасия Степановна, опуская трубку на рычаг. – Его высочество поставит нас в известность! Слышали?

– Это Леснов, что ли? – с интересом спросила Алла, старательно выводя в журнале крупные округленные буквы. – Этот такой! Надо всеми возвышается! Противный мужик!

– Но руки у него, говорят, золотые, – задумчиво произнесла Ромашкина.

– Если руки золотые, что же его из Москвы выперли? – скептически отозвалась Алла.

– Не из Москвы – из Подмосковья, – уточнила Ромашкина, заглядывая Алле через плечо. – Сам, по слухам, уехал… Что-то у него там получилось в половой жизни…

– Или, наоборот, не получилось! – хихикнула Алла. – Одним словом – кадр!

– Постой-постой! – вдруг взволнованно проговорила Анастасия Степановна, вчитываясь в фамилию больного, запечатленную в журнале каллиграфическим почерком Аллы. – Так это кто же, выходит?.. Шапошников? Тот самый Шапошников?! – Она была по-настоящему потрясена.

– Ну! – довольно фыркнула Алла. – А вы только сейчас поняли? Шапошников Александр Григорьевич, сорока пяти лет… Я его сразу узнала, между прочим!

– Это который такой Шапошников? – с жадным любопытством подала голос Галина, она в этот момент вернулась, толкая перед собой пустую каталку. – Из машины, что ли?

– Да ты че! – вытаращилась на нее Алла. – Шапошникова, что ли, не знаешь?! Первый в городе бандит! – И тут же осеклась, почувствовав на себе тяжелый взгляд молодого человека.

– Думай, что базаришь! – после секундной паузы посоветовал он. – Александр Григорьевич – уважаемый человек, депутат! Между прочим, вам, коновалам, благотворительность оказывает…

– Знаем мы эту благотворительность! – не смущаясь, заметила Анастасия Степановна. – Одной рукой рубль дает, другой – десять забирает! Да ты меня глазами не ешь! Мне бояться нечего – с меня много не возьмешь.

Охранник поиграл желваками и демонстративно отвернулся, поняв, что бесполезно спорить с этой бесцеремонной бабой. Анастасия Степановна самодовольно усмехнулась и строго напомнила Галине:

– Каталку обработай как полагается! Вся в кровище! И перчатки не забудь надеть!

– А есть они, эти перчатки-то? – презрительно спросила санитарка. – Я лично их давно что-то не видела! Да я и без перчаток управлюсь…

– А если у него СПИД? – округлила глаза Алла.

– Нам это не страшно! – хвастливо заявила Галина. – У нас от всех болячек свое лекарство – надежное!

– Самогоночка? – сочувственно уточнила Алла. – Вот это правильно! Русский человек самогоном дезинфицируется, верно, Анастасия Степановна?

Ромашкина ничего не ответила, грузно опустилась на стул и задумалась.

Потом вздохнула и опять потянулась к телефону. Она не первый день жила на свете и знала, чем кончаются подобные происшествия. Шапошников – слишком известная в городе личность. Это вам не старушка, которую пристукнули из-за пенсии пустой бутылкой. Сейчас сюда все сбегутся – и милиция, и начальство, а расхлебывать ей – дежурному врачу. Нет, береженого бог бережет, решила Анастасия Степановна, набирая домашний номер заведующего хирургическим отделением.

Ответили не сразу – само собой, четыре часа ночи, нормальные люди в это время спят. Голос в трубке заспанный, женский. Ну, тут не до любезностей.

– Игоря Анатольевича, срочно! – отчеканила Ромашкина, без эмоций выслушав сердитое бормотание жены хирурга. – Что значит – покоя не дают? Я же не по личному вопросу звоню, правильно?

Жена не пожелала вступать в дискуссию, и через некоторое время Анастасия Степановна услышала знакомый прикашливающий тенорок Можаева, который взволнованно поинтересовался, кто говорит.

– Ромашкина! – объяснила Анастасия Степановна. – Игорь Анатольевич, вам, наверное, надо подъехать! Больной поступил, тяжелый! Огнестрельное ранение живота… Виктор Николаевич не велел вас беспокоить, говорит, сам оперировать буду, но мне кажется, вам обязательно нужно подъехать… Раненый-то знаете кто? Сам Шапошников!

Игорь Анатольевич несколько секунд озадаченно молчал, а потом покладисто сказал:

– Значит, это… Анастасия Степановна, скажите там – я выезжаю! Само собой, надо, как же иначе? Я, наверное, на своей поеду? Служебная-то машина, кажется, у нас на ремонте?

– Третий месяц как на ремонте! – подтвердила Ромашкина. – Так что жгите свой!

– Как? Не понял, – переспросил Можаев.

– Бензин, говорю, свой придется жечь! – повысив голос, пояснила Ромашкина.

– А, ну да! Ну, что ж поделаешь! – мягко сказал Можаев. – Так передайте там – я еду!

– Передам, передам, – пробурчала Анастасия Степановна, опуская трубку. – Сам приедешь и передашь…

Алла смотрела на нее как завороженная, открыв пухловатый рот.

– Чего уставилась? – грубовато-добродушно спросила ее Ромашкина. – Готовься, вставят нам сейчас по самое не могу!

– Кто вставит? – обиделась Алла. – За что нам вставлять-то, Анастасия Степановна?

– Вставят и не скажут за что, – загадочно пообещала Ромашкина, глядя в окно. – А кто – сама увидишь. Вон, уже едут!

Действительно, за окном, теснясь и подпрыгивая, вдруг возникло множество огней. Они выплеснулись откуда-то из темноты и теперь неумолимо приближались к зданию главного корпуса. Слышалось низкое урчание моторов.