Уркварт Ройхо - Василий Сахаров

Я встал со своего места и первым подписался на контракт, захотелось романтики, а спецназ это круто. За мной последовало еще человек десять, тоже изъявивших желание стать "контрабасами". А вот на то, чтобы остальных набрать, майору понадобилось три часа. Но, где угрозами, где уговорами и посулами больших денег и свободы, он своей цели достиг, и нужное количество подписей получил. И уже к вечеру я и мои сотоварищи оказались в "десятке".

С утра началась армейская жизнь. Мы приняли присягу, нас раскидали по отрядам, я стал разведчиком, и понял, что, подписавшись неизвестно на что, сильно сглупил. Думаете, виной тому дедовщина? А вот и нет. В российской армии такое понятие уже в прошлом, поскольку дедовщину вытеснили землячество и дядьковщина. С землячеством все понятно, а смысл дядьковщины в том, что сильный и уверенный в себе человек может посылать старослужащих далеко-далеко и, отстояв свою свободу и мнение кулаками, спокойно продолжать служить родине. Так что, в этом отношении все ровно, разок подрался, получил по голове и сам противнику врезал, и служба пошла.

Меня не устраивали другие разделы армейского бытия. Например, то, что за увольнение в город или за залет, было необходимо дать ротному на лапу, мелочь, пятихатку или штуку, разумеется, рублей, но все-таки деньги. Ведь поскольку контрактник вроде меня не полноценный "контрабас", который может разорвать контракт в любой момент и уехать домой, то на меня и подобных мне парней было легко надавить. Это один момент, а другой заключался в том, что по плану у подразделения минно-подрывное дело или рукопашный бой, а все три ротные разведгруппы дружно топают на разгрузку "камазов" с землей. Практически, строительный батальон, так что за первые шесть месяцев службы, я выбирался на полигон всего пять раз, а все остальное время уходило на караулы, работы, вывоз мусора из офицерского городка, уборку территории и прочие хозяйственные работы. В общем, перечислять всю чепуху можно очень долго, но я скажу только, что мне это все надоело, и я перевелся в отряд, который скоро должен был отправиться в командировку.

В новом отряде и роте все было немного по-другому, так как подразделение часто посещало горячие точки, хотя уборки территорий и работы с караулами донимали меня, как и прежде. Но это не вина офицеров, а неправильная структура всей бригады, которая состоит из боевых подразделений, но не имеет тыловиков-хозяйственников и отдельной караульной роты. А в целом, перед командировкой, за месяц я получил столько знаний в военном деле, сколько никогда до этого. Тут тебе и мины, и тактика, и боевое слаживание подразделений, и учения на полигоне, и стрельба, и беготня по лесам. Так что можно было сказать, что я понемногу превращался в нормального бойца, не супер-спешэла, конечно, но и не рядового из стройбата.

И вот, наконец-то, командировка в Чечню, и наша разведгруппа, семь молодых парней вроде меня и восемь взрослых мужчин, не нашедших себя на гражданке, в составе нашего доблестного отряда прибывает в Бамут. Полноценные боевые действия, как таковые, в Чечне давно не велись, хотя небольшие банды духов по горам и лесам шарились, а наша задача состояла в том, чтобы их выискивать. И за полгода нахождения в командировке, с июля по декабрь 2006-го, за мной числилось пятнадцать боевых выходов в среднем по семь дней каждый. Нормально. Выходишь из лагеря или вылетаешь вертушкой в точку, и начинается поиск. Если встретил боевиков или их базу нашел, вызываешь подкрепление или пару "крокодилов", а нет, и не надо. Нас дома мамы и жены ждут, а у духов тоже семьи, и стрелять, ни у кого охоты нет. Такие вот дела.

Командировка подходила к концу. Мы уже начинали паковать вещи и готовиться к смене и возвращению в Краснодарский край. Но, неожиданно, сверху был сброшен приказ на выход, и наша рота, погрузившись в вертушки, вылетела на прочесывание хребта Корилам. Вроде бы, где-то там, возможно, прятался Дока Умаров, и мы его должны были поискать.

Долетели нормально. С трехметровой высоты, разведгруппы десантировались в расщелине у подножия хребта, собрали свои рюкзаки и оружие, и полезли на вершину. Густой туман накрывал окрестности, видимость не более четырех метров, груз привычно оттягивает плечи, а мой АКС лежит на полусогнутых руках и, в случае чего, мне остается только снять его с предохранителя, рухнуть на рюкзак и открыть огонь. Однако воевать на хребте было не с кем. Мы вскарабкались наверх и осмотрелись. Следов человека нет, зато имеется масса живности, косули, которые не очень боятся человека, и кабаны, истоптавшие все вокруг. Слева, когда под порывами ветра, изредка рассеивался туман, был виден заснеженный хребет Дзохорилам, а справа, извилистой серебристой ниткой по равнине петляла речка Фортанга. Красивые виды, и сделав фотоснимки на память, рота остановилась на ночлег.

Наша тройка, левый боковой дозор группы, бывший мент из ППС с позывным Дубок, бывший начальник птицефабрики, Калаш, и я, просто Леха Кир, расположилась на откосе. Саперными лопатками мы подравняли землю, на звериной тропке, уходящей вниз, построили баррикаду из бревен, на которую пристроили ПКМН, а чуть дальше, перед позицией, поставили МОН-50, провода от которой подсоединили к подрывной машинке, и присыпали их листвой. Затем натянули между деревьями четырехметровый брезент и, определив очередность, в какой будем сидеть на фишке, поужинали.

— Вот чем люблю выход, — с набитым ртом, пробурчал Калаш, сухопарый тридцатилетний мужчина, поверх камуфляжа натянувший на себя шуршун, — так это за сухпаек. Баночку тушенки умял, и вроде бы сыт. Не то что в лагере, с выхода придешь, а тебе словно собаке, макароны с червячками и просроченными рыбными консервами дают. Интендант — шкура, на пару с комбатом мутит, а мы отдуваемся.

— Это точно, — поддержал его Дубок, который сидел к нам спиной, возле пулемета, и всматривался в темноту. — Я перед выходом к торговке за сигаретами ходил, и у нее видел колбасу, фрукты и печенье, которое в отряд Краснодарский край как гуманитарную помощь прислал. Нам с вами на троих один апельсин, а остальное местному населению продают. Курвы! Мало комбату морду били. Надо будет этого козла еще кумарнуть. Вернемся домой, узнаем, где он живет, контракт разорвем, как собирались, и выцепим гаденыша ночкой темной.

— Делать нечего, — проворчал Калаш. — Он же нас застучит и при его бабках, которые этот полкан на нас нажил, мы точно сядем.

Старшие камрады замолчали, и я поинтересовался у бывшего мента:

— А ты к кому за покупками ходил?

— К тете Розе. А чего спрашиваешь?

— Я машину зампотыла в Асиновской видел, когда с водовозами в охранение ездил, так что подтверждаю свои подозрения.