Журнал «Вокруг Света» №06 за 1974 год - Вокруг Света

В песне «Я родился под «Юнион Джек», которую распевают оранжисты в таких случаях, есть слова:

Фоллз — чтобы жечь.

Тейги — чтобы убивать.

Если тейги — чтоб убивать,

то кровь — чтоб текла.

Если ружье — чтоб стрелять,

то черепа — чтоб раскалывать

Нет лучше тейга,

чем с пулей в спине.

Фоллз — католическое гетто Белфаста. Тейги — его обитатели, и трудно ожидать, что, заслышав подобную песню, они не примут мер защиты. Впрочем, организаторам парада того и надо. В прошлом от искры маршей оранжистов разгоралось пламя кровопролитных столкновений.

Так было и в минувшем столетии, и в 1921 —1922 годах, когда шла ожесточенная борьба против навязанного Лондоном раздела Ирландии на Свободное ирландское государство, получившее статус доминиона (1 С 1949 года — Ирландская республика.), и Северную Ирландию — шесть (из девяти) графств исторической провинции Ольстер, оставшиеся под властью Англии. Так было и в августе 1969 года, когда банды оранжистов и чернорубашечники из «специальных сил Б» двинулись после парадов ордена в католические гетто Белфаста и Дерри жечь, грабить и убивать.

Мирный исход уличных мероприятий Оранжистского ордена — скорее исключение, чем правило, и не случайно в июле и августе Северную Ирландию наводняют толпы газетчиков, репортеров радио и телевидения со всего мира.

Познакомиться с коллегами поближе не привелось. Меня остановил хрипловатый голос: «Эй, мистер, вы кто? Турист или репортер?» Рядом выросла пара дюжих парней в куртках цвета хаки военного покроя со множеством карманов, избавляющих от необходимости носить сумки и чемоданы. Двое взрослых мужчин с лицами младенцев, не отягощенных грузом мыслей. Многозначительно поигрывают увесистыми дубинками. Сразу видно, ребята решительные. Тот, что повыше ростом, по-видимому, заинтересовался моим фотоаппаратом.

— Ну так как? — подозрительно допытывается он.

— Репортер, — отвечаю.

— Откуда?

— Из Москвы.

Такого поворота событий они никак не ожидали.

— Русский, что ли?

— Нет, украинец.

Мои новые знакомые были несколько озадачены. Об украинцах, видимо, слышать не приходилось. Их знание географии ограничивалось территорией Британских островов да странами бывшей Британской империи. Остальная часть земного шара удобно укладывалась в рамки понятия «проклятые иностранцы».

— Коммунист? — потребовали с надеждой в голосе.

— Коммунист, — подтверждаю. Теперь все стало на свои места.

Перед ними был коммунист из Москвы, а во всех бедах и злоключениях Северной Ирландии, как твердо заучили эти оловянные солдатики, виноваты «красные», и если что не клеится, цены растут или погода пошаливает, есть готовое объяснение — «рука Москвы». Об этом денно и нощно твердят газеты, радио и телевидение Белфаста. Бдительная бульварная пресса то здесь, то там усмотрит «красную опасность». А то еще засечет «русскую подводную лодку». Благо воды вокруг Британских островов хватает, и пойди разберись, что там в глубине плавает. Такие сообщения подаются на первых полосах под крикливыми аршинными заголовками, а опровержения, когда их никак нельзя избежать, печатаются мелким шрифтом где-то между рекламой мыльного порошка и средства от головной боли.

А здесь коммунист из Москвы оказался в опасной близости от парада Оранжистского ордена. Скорее всего шпион, да и фотоаппарат налицо. Надо бы пройтись по нему дубинкой, чтобы другим было неповадно. Но с представителями прессы велели держать ухо востро и без причины не уродовать. Опять же называет себя украинцем, а кто знает, с чем их едят? Парням было явно не по себе.

Из затруднительного положения их вывел веселый окрик: «Эй, Брайан, а не пора ли по пинте?» Мои стражи заколебались. Промочить горло хотелось отчаянно, но и оставить мое присутствие без последствий они по долгу службы никак не могли. И когда я поддержал предложение зайти в ближайшую пивную, они вздохнули с облегчением.

Сомкнутыми рядами двинулись в «Хантерс лодж» — «Охотничий приют» — паб современной постройки, состоящий из общего бара, где спиртное на пенс дешевле и стулья с жесткими сиденьями, и более уютного помещения с табличкой «лаундж». Брайан направился в «лаундж» — не хотел ударить лицом в грязь перед иностранцем. За тяжелой дверью встретил густой гул голосов и сизые клубы табачного дыма — не продохнуть. На стенах были развешаны седла, уздечки, фотографии гончих и картинки псовой охоты. Над стойкой бара — охотничьи ружья и трофеи, как и положено в «Охотничьем приюте».

В пабе царила обычная суета, знаменующая приближение момента, когда раздастся предупреждающий окрик хозяина: «Джентльмены, время истекло. Прошу!» — после чего отпуск спиртного прекращается, остается допить уже взятое и идти домой.

Посетители, тесно сгрудившиеся у стойки, приветствовали Брайана и его спутников, как старых знакомых. На меня особого внимания не обратили. Я было вызвался купить на всех пива, но Брайан мрачно буркнул, что «первый раунд за хозяевами», и решительно протиснулся сквозь толпу к стойке. В пабах есть такой обычай — один берет пиво на всех, потом наступает очередь второго, третьего и так далее — по числу народа в компании. Нужно иметь очень крепкую голову или отказаться от друзей, чтобы выстоять.

Во время отсутствия Брайана помолчали. Вернувшись с четырьмя большими кружками светлого пива, он сразу же перешел в атаку: «Возможно, вы предпочитаете «Гиннесс»? Придется нас простить. Здесь «Гиннесс» не подают. Это для республиканцев», — намекая, что темное бархатистое пиво производится по ту сторону границы, в Ирландской республике, где оно национальный напиток. Газеты и листовки оранжистов, с которыми я познакомился в гостинице, заполнены призывами «бойкотировать товары Эйре, покупать только британское». Причем авторы воззваний непрозрачно дают понять, что нарушителям не поздоровится.

После второго «раунда», когда мне удалось поймать за полу шустрого мальчишку, пробегавшего мимо с подносом, языки развязались. Навалившись на стол, Брайан внушал, что «католики — враги государства, бунтари. Они хотят воссоединения с Ирландской республикой. Им нет места в Ольстере».

— Мы — британцы, — кричал Брайан, колотя себя кулаком в грудь. — Мы родились и умрем британцами.

— А как же англичане? — поинтересовался я. — Они-то называют себя англичанами, а жители Шотландии — шотландцами, уроженцы Уэльса — валлийцами. Выходит, вы единственные британцы в Соединенном королевстве Великобритании и Северной Ирландии. Да и в Лондоне, помнится, вас зовут ирландцами. Неувязка получается.

Вместо ответа Брайан засопел. Мир Брайана не выходил за рамки тесных закоулков родной Шэнкилл-роуд, вечерней пинты в обществе единомышленников, шумных митингов оранжистской ложи, номера «Ньюс леттер», ежедневного евангелия правоверных юнионистов, да треска ольстерского телевидения. Такие, как он, даже передачи Би-Би-Си не смотрят, считая их «слишком либеральными». Брайану крепко вбили в голову, что его благополучие зависит от сохранения связи Северной Ирландии с британской короной, что католики, дескать, покушаются на его заработок. На самом деле Брайан и ему подобные имеют работу и квартиру только потому, что десятки тысяч католиков лишены ее и загнаны в трущобы.

Но Брайан не привык к дискуссиям. По-видимому, до сих пор он обходился кулаками, когда требовалось доказать свою точку зрения. Конечно, следовало одернуть этого зарвавшегося репортера, возомнившего, что разбирается в вопросах британского подданства. Жаль только, прессу велели не трогать. Даже специально предупреждали, что в сомнительных случаях журналистов следует передавать по команде. А этот русский из Москвы какой-то странный. На коммуниста, какими они представлялись Брайану прежде, не похож. «Вот что, — решился Брайан, — спорить мне с вами некогда. Если хотите, могу познакомить с ребятами, которые вам все растолкуют... Только ничего твердо обещать не могу, — тут же добавил он. — Может, они еще и не захотят с вами встречаться. У нас строго». На том и расстались.

Откровенно говоря, я никак не ожидал, что Брайан сдержит слово. За два года жизни в Ирландии успел привыкнуть к тому, что обещания раздаются щедро, но выполнять их не спешат. Звонок Брайана на следующее утро был приятным сюрпризом. «Я в холле, — сообщил он. — Спускайтесь». У подъезда ждал юркий «авэнджер» модного золотистого цвета, носящего в рекламных плакатах звучное название «Золото ацтеков». «Хорошая машина», — похвалил я и тут же пожалел о сказанном. Коллеги Брайана никогда не пользуются по своим делам собственным транспортом. У «авэнджера» наверняка был другой владелец, который уже не раз докучал полиции расспросами о пропаже. Брайан подтвердил мою догадку, угрюмо промолчав.