Михаил, который ждёт - Роман Солнцев

- Вот все и уехали отсюда?

- Да. Перебрались выше по течению. Там, считается, вода хорошая. Хотя рыба, вы понимаете, не знает границ. Вот почему мы сразу вам посоветовали брать воду из колодца по эту сторону села. Любые соли, любые яды диффундируют вниз. Здесь я измеряла радиацию - не больше восемнадцати.

- Микрорентген в час? Но это тоже много. - Михаил немного разбирался в радиационной безопасности.

- Это немного. Нормальный фон. Если вы измерите радиацию любого мха, будет больше. - Старуха, морщась от дыма, погасила папироску в тарелочке с желтыми пятнами на дне. - А уехали… тоже из невежества. В конце концов, испарения… дожди… нет на земле места, где был бы чистый зеленый рай. Я из принципа осталась. В городах, между прочим, радиация повыше - ГРЭС и ТЭЦ топят углем. А уголь "фонит", только все молчат об этом. Вы сами родом откуда?

- Из Ачинска.

- Родители живы?

- Да. Папа - инженер на глиноземном.

- Что такое глинозем, знаете?

- Ну, да. Оксид алюминия. Его из нефелиновой руды выпекают.

- Правильно. А далее по цепочке алюминий, так? А сопутствующие бяки какие? Фтор, бензопирен… А это что такое? Рак легких… туберкулез…

Вспомнив, как отец уже много лет кашляет (правда, и курит!), Михаил молча сидел, опустив голову.

- Когда все в городах начнут задыхаться от дыма, слабеть от токсичных веществ, народ побежит к природе.

- Вы думаете, и сюда вернутся? - с недоверием хмыкнул Михаил.

- Думаю, вернутся. Это же для кого-то родина. Тут могилки наших близких. По западной окраине тайга чистая. Ну, рыба, да… с красными язвочками… так не надо ловить налимов и осетров, они жуют ил… но щука, например, бегает вверх-вниз… да и слышала я, в теле этой хищницы радиация не задерживается, потому что она кормится верховой мелочью.

- Вы всё знаете… - удивленно пробормотал Честнов. - А вот ко мне Настя не едет… наверное, ей рассказали про наше село.

- Да вряд ли, - покачала седой головой с собранной на затылке шишкой волос Софья Григорьевна. - Таких деревень в наших краях много. А у нашей и название потерялось. Была Андреевна, потом Сталинка (говорят, тут проходил вождь народов в начале прошлого века), потом Новая Андреевна, потом село Тихое… а теперь уж тише некуда.

И старуха сипло рассмеялась и встала.

- Так что вы на этот раз хотели попросить? - Михаил к ней приходил время от времени за хорошей книгой. Ту, которую он читает, он обертывает в старую газету, и это очень понравилось бывшей учительнице. - Вот, не желаете ли воспоминания маршала Жукова?

- Я читал, спасибо.

- А воспоминания генерала Гудериана?

- Это немецкого генерала? - удивился Михаил.

- Да. Купила на вокзале, когда в город ездила к внуку. Умная книга. И о русском солдате хорошо говорит. Он же учился в СССР, в Академии генерального штаба…

Михаил слышал об этом в армии. И наверное, мемуары фашистского генерала очень интересны. Но ему бы сейчас что-нибудь про любовь…

Старуха догадалась - протянула парню томик Бунина, "Темные аллеи".

5

Но почему же не едет милая Настя?

Пишет снова, что мать хворает… что сменщица заболела и никак нельзя оставить работу в кафе…

"Миша, я тебя часто вижу во сне и целую, целую, целую… А ты вспоминаешь обо мне?"

"Конечно, вспоминаю. Даже не то что вспоминаю - все время помню. Вот нашим бабулям сухостой везу - а о тебе думаю, у нас-то березовых полешек полные сени. Если даже мороз до мая - хватит".

"Милый Миша! Сегодня проснулась, а в окно стукнулась синица. И смотрит, и смотрит. Думаю, не от тебя ли привет? А мама говорит: синица не к добру, даже к смерти бывает она. Я вся в тревоге: как ты там? Говорят же: закон - тайга, медведь хозяин. У тебя ружье-то есть? Береги себя. Настя".

"Милая Настенька! Медведей сто лет здесь не видели, а и зайдут - у нас целая артиллерия. У старика Петра Павловича двухстволка-переломка, у меня от прежних хозяев берданка, жаканами заряжена, да у Аллы Митрофановны "тозовка" со старых времен в сенях висит. Так что никто сюда не сунется. Когда же ты приедешь? У меня припасены и малосольные огурцы, и помидоры, и всякая ягода… Одна бабуля кутенка мне подарила, белая

пушистая лайка, ну прямо как шар. Я учу его разговаривать, а иногда перед горящей печкой мы песенку про тебя и меня сочиняем… он подпевает…"

"Я очень тронута, что ты с собачонкой песенку про нас сочиняешь. Значит, по-настоящему любишь. А как зовут песика?"

"Милая Настенька, до твоего приезда я решил ему имени пока не давать… вот как ты назовешь, так и будет… "

"Я так рада, что у тебя есть друг…"

Наверное, рада. Но письма-то все короче. Да и реже. Иной раз за две недели одно письмо. И тяжелые сомнения начинают одолевать Михаила. Упрекать Настю за нерешительность он не может - что же поделаешь, если у матери ноги больные… вон у Аллы Митрофановны в деревне вены какие на ногах, Михаил случайно подметил, когда ей шарниры на калитке смазывал (скрипят), а хозяйка на крыльцо вышла босая. И с тех пор мерещится Михаилу, что у Настиной матери точно такие же ноги - в буграх и синих выпуклых трубках вен…

И если сменщица захворала, ОРЗ подцепила, хрипит, то, конечно, до работы с клиентами ее допускать нельзя! Здесь, в деревне, у Клавдии Петровны, например, тоже нос красный и в груди клекот, холодной воды с утра попила… а может, радиация попала, как она объясняет соболезнующим.

И все кажется Михаилу, что сменщица у Насти ну точно такая же, как Клавдия Петровна, только моложе, понятно, но у нее нос такой же багряный и губы обметало… Тут бы и самой Настеньке надо подальше от нее держаться…

А время идет, рано смеркается, ноябрь. В прежние времена в эту пору, говорят старухи, свадьбы игрались, из деревни в деревню нарядные люди ходили с гармошками и пели.

Птиц давно уж нету, улетели на юг. Но снег до сих пор не выпал, на Сибирь не похоже. В ведрах за ночь вода разве что тонкой ледяной пленкой покрывается. Тепло! Временами сильнейший ветер с юга мчится, как поезд над тайгой, доносит запах гари… где-то лес горит…

И песик скулит на крыльце. Тревожно ему, и у Михаила тревога на душе. И решился Михаил: надо, пора съездить в город, повидать любимую. Долго колебался - не обидится ли? Толкнет в грудь и без всякого смеха воскликнет: ты меня подозреваешь в неверности?!

Последней каплей на невидимых весах сомнений стали слова Нины Тихоновны. Проходила эта маленькая старушенция в красном платке, в ватной фуфайке и драных "канадках" мимо ворот Михаила, а он стоял на крыльце, уныло глядя за речку, за холмы и сизые леса.

Старушка остановилась, прохихикала:

- Не уследишь отседа, милый дружок, мы, женщины, народ лукавый… - И дальше прошастала, Баба-Яга подковерная.

Вот и двинулся в дорогу Михаил - пешком до Поселка геологов, оттуда на попутном грузовике до райцентра, а дальше - на вполне еще не старом, длинном немецком автобусе до самого города…

Понятное дело, оставил собачонке без имени хлеба и костей. И прихватил у бабуль письма детям и внукам - перед отъездом всех обежал, и все ему торопливо конверты надписали, кроме старика Петра Павловича - обиделся на сына, больше не приезжает сын…

Михаил обдуманно оделся - на него с уважением поглядывали попутные женщины. На парне новый пуховик пепельного цвета, под пуховиком - сизый шерстяной костюм в мелкую полоску, на голове шляпа чуть косо нахлобучена (знай наших!), на ногах ботинки бразильские на протекторах.

6

Город после трех месяцев жизни в глуши показался Михаилу чужим, слишком шумным и бестолковым. Один только здесь был человек, которому Михаил доверяет абсолютно, - артист Артем Ильин. Прежде чем пойти в кафе "Чайнворд" или домой позвонить Насте, с матерью ее переговорить, надо все же с другом посоветоваться.

Уже подошло послеобеденное время, половина четвертого. У Артема работа в театре (спектакли) - с семи вечера. Утром - с одиннадцати до обеда репетиции. Сейчас самый момент его дома заловить.

Михаил позвонил в дверь, из-за двери послышался голос жены Артема:

- Кто там?

- Это я, - радостно ответил Михаил. Он страшно волновался. - Я, Миша Честнов.

- Артема нет дома… - сказала чужим голосом жена Артема. - А у меня голова болит.

- Извините… - стушевался Михаил. От волнения он забыл, как ее зовут. Кажется, Зина. Или Зоя? Конечно, Зоя. - Извините, Зоя. Я тут проездом. А где он может быть?

Помолчав, женщина ответила:

- Кто его знает. Наверное, в театре.

Недоумевая, Михаил вышел из подъезда и направился к театру. Во двор, к служебному входу не стал пробираться, стукнул пальцем в окошко кассы - появилось лицо женщины с накрашенными сердечком губами.

- Вам на какой спектакль?

- Извините. Не подскажете, мне бы найти Артема Ильина… артиста. Это мой друг.

Вскинув вверх глаза - видимо, на репертуарную афишу, - она ответила: