Яма - Гай Берт

— Знаете, чего мне хочется? — Алекс мечтательно зажмурилась.

— Наклюкаться? — мило подсказал Джефф.

— Очень смешно. Я хочу стул. Я бы отдала... ну, многое отдала бы, чтобы у нас появился удобный стульчик.

— Очень по-домашнему, — ответил Джефф. — Ты вечно напоминаешь мне чью-нибудь мамашу.

— Почему же ты не взяла стул? — спросила Лиз.

— Как-то не пришло в голову. Не думала, что мне будет так не хватать стула. Ведь когда мы утром встаем, то садимся на стул, так? А здесь сесть некуда. И мне неспокойно.

— Мне тоже неспокойно, — загадочно проговорил Джефф. — Но вовсе не из-за стула.

— Ладно, — сказал Майк. — Тогда я хочу ванну. Большую чугунную ванну с коваными ножками и большими медными кранами. И много горячей воды.

— Вот уж не думала, что мужчинам такое позволяется, — поддела его Алекс.

Майк нехотя улыбнулся.

— Что, мыться?

— Да.

— Хорошая шутка.

Алекс сморщила нос.

— Три дня без ванной. Фу.

— Я люблю принимать ванну, — протянул Джефф. — Но проживу и без нее.

— Конечно. Но сможем ли мы с этим мириться? — улыбнулась Алекс. — Знаете, это будет очень нелегко. Мне будет так не хватать всяких удобных вещей, что есть у меня дома. — Она на мгновение задумалась. — Например, чистых соседей.

— Что-то Фрэнки сегодня притихла, — заметил Джефф.

— Фрэнки чувствует себя разбитой, — буркнула Фрэнки. — Фрэнки не помешало бы поспать еще часика четыре. Но нет, Фрэнки должна делать то, что хотят другие, и терпеть их нападки за то, что она молчит.

— Вот и настали солнечные деньки, — радостно подытожил Майк.

Лиз понесла грязную сковородку в туалет. Вода из единственного крана с холодной водой капала в решетку на полу. Раздался громкий всплеск: Лиз сполоснула сковороду. На полу Ямы тихо посвистывала походная горелка. Фрэнки подозрительно ее разглядывала.

— У одного парня под кроватью стояла такая горелка, а потом взорвалась, — мрачно изрекла она. — Из окон стекла повылетали, и весь дом разрушился.

— Он умер? — с любопытством спросил Джефф.

— Его тогда в комнате не было.

— А.

— Никто не захватил жидкость для мытья посуды? — позвала Лиз.

— Нет, — крикнул Майк. — На трубе у двери кусок мыла.

— Хочешь сказать, что я только что ела из тарелок, вымытых этим мылом? — ужаснулась Фрэнки. — Отвратительно! Так можно подцепить какую-нибудь мерзость. Заразу или что похуже. В этой дыре веками не убирали!

— Я тоже давно не мылся, — бодро сообщил Джефф.

— Ты нарочно так говоришь, чтобы меня стошнило, — разозлилась Фрэнки.

— К тому же, — добавил Майк, — даже если здесь и есть микробы, зараза к заразе не пристает. — Фрэнки швырнула в него пустой коробкой от рахат-лукума, и та неровной спиралью завертелась в воздухе, рассеивая вокруг тонкие облачка белой пудры.

— Если уж Фрэнки так взъелась, может, выключим эту штуковину? — предложил Джефф, кивнув на горелку. — По-моему, горелки похожи на космические корабли из низкобюджетных фантастических фильмов. Нужно только перевернуть ее вверх дном, покрасить серебряной краской — и межгалактический звездолет готов.

Алекс убавила огонь, и вскоре жесткое голубое пламя задрожало и погасло. Вошла Лиз с чистой сковородой, и Майк, почувствовав в неподвижном воздухе Ямы запах несгоревшего газа, вспомнил, как однажды вытащил газовую горелку на лужайку на заднем дворе, чтобы поменять баллон. В старом баллоне еще оставался газ, и из клапана вытекла тонкая холодная струйка жидкости, растворяясь в воздухе. Травинки под тающим газом сразу же затлели. Майк мысленно улыбнулся: это было — дай бог памяти — лет десять назад. Может, и раньше.

— Вот бы сейчас подушку, — вздохнул Джефф.

Помню, я сидела на кровати в кабинете Мартина, стену заливало летнее солнце, вдали тихо играла старая песня золотых семидесятых. Нас было восемь; Вернон протирал листья одного из многочисленных растений, симметрично расставленных по комнате; Джефф изучал надпись на обложке одного из альбомов Мартина; сам Мартин с бокалом красного вина в руке улыбался и говорил о конце семестра.

— Меня просто немного... уязвляет, что в школе думают, будто я заинтересуюсь подобным делом. И директор такого же мнения. Заметили, как он старается не напрягаться сверх программы?

— Ему, как и всем, не терпится домой, — пробормотал Стив.

— Но наш уважаемый замдиректора — вот это исключение.

— Лоу — осел, — бросил Вернон поверх цветка. — Кажется, кто-то однажды почти сказал ему об этом.

— Лоу — не просто осел, а напыщенный осел, который заражает напыщенностью любого в пределах досягаемости, — поправил Мартин. — Думаю, пора заставить старину Лоу хоть раз посмеяться.

— Лоу не понимает даже грубого юмора, — заметила Лиза.

— Может, да, а может, и нет. Но, как не устает повторять наш директор, немудрено проиграть, если даже не пытаться выиграть.

— Золотые слова, — благоговейно пробормотал Вернон. — Можно мне еще вина? Спасибо.

— Это вино, — Мартин поднял бокал, — из Венгрии. И пусть оно не такое изысканное, как те напитки, к которым мы привыкли — не смейся, Стив, — одно нельзя отрицать: оно очень дешевое, и у меня его много.

— Откуда ты его взял? — поинтересовалась Лиза.

— Так-так, правила тебе известны.

— Ладно. Но очень дешевое — это за сколько?

Вернон прекратил терзать цветок и выпрямился.

— Вероятно, бесплатно. Главное — знать, где искать.

— Гиббон на территории, — сообщил Джефф. — У тупого ублюдка весьма злобный вид.

— До сих пор дуется из-за машины, — предположила Лиза.

— Гиббон, — тихо сказал Мартин. — Вот еще один, кому не мешало бы слегка повеселеть.

Без суеты обычных дел, заполняющих день, привычный каркас нашей жизни стал расползаться; в Яме прошедшие часы, утро и вечер, паузы в разговорах превратились в текучую субстанцию, меняющую форму и смысл вместе с обитателями. Майк осознал, что наблюдает за остальными гораздо внимательнее, чем раньше. В то первое утро он притих больше обычного; он и не подозревал, что узнает так много нового о людях, с которыми в школе сталкивался каждый день. Он научился различать их дыхание, запомнил, как они сидят — Алекс скромно, скрестив ноги; Фрэнки чаще всего сворачивалась калачиком на боку; Лиз молчала и время от времени пролистывала маленький блокнот.

Кое-что его раздражало, а другое — неожиданно радовало и трогало. Краем глаза он все время видел дверь высоко в стене, над головой Алекс. Еще три дня — и они выйдут из Ямы.

— Мне кажется, — рассуждала Фрэнки, — что неважно, врешь ты нарочно или по ошибке. Результат в обоих случаях одинаков.

Алекс нахмурилась.

— Вовсе нет. Ведь если я соврала, значит, сознательно поступила плохо. Если же просто ошиблась, никто не виноват.

— Я понял, в чем разница, — обрадовался Джефф. — Если соврешь кому-то и потом человек об этом узнает, ты в дерьме. Но если ты просто ошибся, он не обидится.

— Нет, обидится, — возразила Фрэнки.

Джефф задумался.

— Пожалуй, — согласился он. — Наверное, может и обидеться.

— А как же ложь во спасение? — вмешался Майк.

Алекс сдвинула на кончик носа маленькие очки в металлической оправе.

— Не знаю, — она пожала плечами.

— Это то же самое, — решила Фрэнки. — Какая разница, сознательно ты врешь или нет: главное, что ты говоришь неправду.

Лиз оторвалась от блокнота.

— Разница есть, — тихо сказала она.

— Я один раз соврал, — начал было Джефф.

Но Алекс его прервала.

— Погоди, Джефф, дай послушать, что скажет Лиз.

— Я говорю, что разница есть, — немного удивленно повторила Лиз.

— И в чем же?

— В том, какое действие твои слова оказывают на тебя самого. Думаю, Фрэнки права: врешь ты нарочно или по ошибке, смысл сказанного не меняется. И Алекс тоже права: ведь если мы врем сознательно, этот выбор влияет на нашу личность.

И снова Майк понял, что многого не знал о своих друзьях.

— Не-а, — отмахнулся Джефф. — На меня ничто не повлияет.

— Может, ты просто не замечаешь, — улыбнулась Лиз.

— Только не надо задирать нос.

— Вот все и уладилось, — вмешался Майк. — Споры улажены, конфликты исчерпаны, представлены обе точки зрения.

На лице Лиз промелькнула легкая досада, и он немедленно пожалел о своем несерьезном тоне.

— Гадкая тянучка с розовым вкусом, — объявила Фрэнки, вынимая коробочку с рахат-лукумом. — Кто-нибудь хочет? Ладно, сама съем.

— Я один раз соврал, — опять начал Джефф. — Но мне за это ничего не было. Досталось мне за то, что я сказал неправду, которую на самом деле не говорил.

— Нам обязательно выслушивать эту историю, ребята? — скривилась Фрэнки. — Черт, ладно. Валяй, Джефф.

— Я сказал учительнице, что соврал ей и не разливал чернила. Мне было всего восемь лет.