Вышедшие из мрака - Сергей Рокотов

Так и прошло шесть лет... И вот - постоянные разговоры Сурка о побеге... В душе Жебрака происходил переворот... Он вспомнил о сыне Антошке, которому уже было десять лет... Он, наверное, уже и не узнает его... А дальше? Что будет дальше? Марина страдает, мучается в одиночестве и в безденежье... Сын растет без отца... Больная, потерявшая дар речи мать... А ведь сидеть ещё шесть лет, и амнистии он не подлежит... В стране происходили перемены, но ещё не настолько серьезные, чтобы пересматривать подобные статьи... Начинался девяностый год...

Бежать... ? Но куда? Даже если побег удастся, он же не сможет поехать в Ленинград к семье... Денег нет, никаких сбережений, все конфисковано... А скорее всего, ничего не получится, и будет лишь прибавка к сроку за побег или попытку к побегу... Нет, глупость, бессмыслица, абсурд... Нечего об этом и думать! Надо терпеть, осталась ещё половина... Он выдержит, обязательно выдержит...

Но Данилов все уговаривал и уговаривал... Все разговоры были только об этом... И все же вряд ли Жебрак решился бы на такой шаг, если бы не новые обстоятельства...

... В феврале был назначен новый начальник лагеря, некто Иван Иванович Лысяга, человек свирепый и жестокий, могучего сложения, шевелюрой полностью соответствующий своей фамилии... И вскоре он вызвал к себе Жебрака...

- Заключенный Жебрак, статья восемьдесят восьмая, - представился Василий, входя в кабинет начальника...

- Вот ты какой... - сурово глядел на него Лысяга. - Валютчик... Отвертелся от вышки, падло... Ну ничего, мы тебе здесь свою вышку организуем...

Жебрак глядел прямо, не мигая, стоя, как положено перед начальством, вытянув руки по швам.

- Гордый..., - осклабился золотыми зубами Лысяга. - Интеллигент вшивый... Ну что, договариваться будем, или как?

- О чем?

- О чем, говоришь? Да о том самом... - Лысяга многозначительно потер двумя пальцами правой руки. - Господь учил делиться, слышал?

- Было бы чем, поделился бы..., - спокойно произнес Жебрак.

- Есть у тебя, есть..., - продолжая улыбаться одним огромным ртом, злобно смотрел на него Лысяга. - Знаю... Поделись, Жебрак, и я тебе обеспечу нормальную жизнь. Писарчуком сделаю, или при столовой устрою... Напиши жене, быстро дойдет, я организую... Мне много не надо...

- У меня ничего нет, все конфисковали по решению суда - и дачу, и машину, и драгоценности...

- Свистишь, падло, все свистишь..., - продолжал зловеще лыбиться Лысяга. - Чтобы такой гусь, как ты, и ничего бы себе не оставил? В жизни не поверю таким байкам... Слышал я, какими бабками такие как ты ворочают...

- Верьте, не верьте, а у меня ничего нет... Жена работает учительницей в школе, получает сто пятьдесят рублей. И мать инвалид... Сыну десять. Сами представляете, как они живут...

- Я тебе такую судьбу организую... Петухом станешь, падло позорное..., - прошипел не желающий верить ни одному его слову Лысяга. Тут ребятишки крутые скоро к нам поступят, я их знаю, они все по-моему сделают, тебе не жить, понял ты, шакал? - наклонил свою круглую голову к нему начальник и дыхнул ему в лицо запахом водочно-чесночного перегара.

- Понял, гражданин начальник, - продолжая глядеть прямо в побагровевшее лицо Лысяги, ответил Жебрак. - Но денег у меня нет...

- Пять суток карцера за грубость начальству!!! - неожиданно гаркнул Лысяга. Он нажал кнопку звонка. В кабинет влетел дежурный. - Эй, взять его, в карцер! Он тут оборзел совсем при прежнем руководстве, но ничего, мы из него эту интеллигентскую дурь выколотим!!! Распустили тут всякую нечисть золоченую...

Перед тем, как втолкнуть Жебрака в крохотное, холодное и сырое помещение карцера, мускулистые вертухаи жестоко избили его, при этом весело смеясь ему в лицо... И с жуткой болью во всем теле оставили в темной клетушке наедине со своими мыслями... Василий почувствовал, что его охватывает отчаяние, чувство, прежде не знакомое ему, прирожденному оптимисту. Но это было ещё не все... Его ждал новый удар, причем оттуда, откуда он его никак не ожидал.

... Когда он обессилевший, осунувшийся, вышел из карцера, ему отдали только что пришедшее письмо от жены.

"Вася, дорогой, я должна сообщить тебе важную новость. Я больше так не могу, мы просто гибнем. А недавно один человек предложил мне выйти за него замуж. Он кооператор, у него все есть, он очень любит меня и готов усыновить Антошку. Васенька, я очень люблю тебя, но так жить больше не в состоянии. Моих денег катастрофически ни на что не хватает, наш сын ходит в обносках, над ним смеются все одноклассники, ему десять лет, но у него нет ничего, что есть у других - ни магнитофона, ни плейера, мы со страшным напрягом, с помощью Ильи купили ему прошлым летом велосипед, и когда его у него через два месяца украли, он так горько рыдал, зная, что другого у него уже не будет... Большая часть моей зарплаты уходит на лекарства твоей маме... Илюша нас не забывает, он тоже пытается помочь, как может, но ты же знаешь, у врачей такая же маленькая зарплата, как и у нас, учителей. К тому же он недавно женился, они ждут ребенка, и помогать нам он теперь просто не в состоянии, им с женой самим едва хватает на хлеб. А жизнь все дорожает и дорожает... А у Бориса, того человека, который предлагает мне выйти за него, квартира на Литейном, дача, много денег... Пусть Антошка вырастет без комплексов, нам порой элементарно не хватает на еду, питаемся одной картошкой и хлебом... Прости меня, ради Бога, но тебе сидеть ещё шесть лет... Мы не выдержим... Я хожу в школу в дырявых сапогах, мне стыдно перед учениками... Я больше так не могу... Маму твою мы не бросим, Борис обеспечит её лекарствами и уходом... Еще раз прости. Марина."

Жебрак стоял, опустив руки... Письмо упало на снег... Это все... Это конец... Больше у него никого нет, кроме матери-инвалида... И Марину грех обвинять... Она по-своему права... И Антошке так будет действительно лучше...

Но сидеть здесь? Зная об этом?...

- Ну что? - раздался около его уха громкий шепот Данилова.

- Я подумаю, - тихо произнес Василий.

Он был готов, он больше не хотел сидеть...

Данилов и Жебрак стали обсуждать план побега... И все, что приходило к ним в голову, на поверку оказывалось совершенно нереальным... Подкоп? Абсурд... Бежать с работ? Невозможно...

Но как порой бывает у людей, страстно желающих чего-нибудь, выход нашелся сам собой. И пришел он в лице вора Шалого...

- Винта дать решили, братаны? - как-то после ужина подошел он к ним сзади, подошел совершенно бесшумно, словно кошка.

- Ты что, вольтанулся? - вздрогнул Сурок.

- Никак нет, братаны, в норме я. Просто, слухом идеальным с детства обладаю, - ощерился Шалый, худой жилистый, лет тридцати пяти, осужденный за разбой на восемь лет. - Другие на слышат, а я слышу... И базар ваш слышал до последнего словечка... А вот ещё что я слышал, Зеленый... Наш хозяин большой шухер тебе готовит, как бы тебе не подзалететь... Тут скоро отморозков привезут, я маляву получил от одного кирюхи, к тебе он что-то имеет, наш хозяин... С него станется... Не верит он тому, что нет у тебя ничего, думает, что ты много скрыл, и от конфискации, и даже от своей жены, даже после того, как он её маляву к тебе прочитал... А наша почта верная, тут не ошибаются, жди беды, парень... Лысяга тварь ещё та, он раньше замом служил в другой зоне, километрах в пятистах отсюда, его братки знают, как облупленного, он и не такие провокации устраивал, на том живет... Денежный чувак, стервятник он... Высушит он тебя, братан...

- И чего ты хочешь? - спросил Жебрак.

- Третьим стать, - спокойно ответил Шалый. - Обрыдло мне тут, а чалиться ещё пятерик, почти столько же, как и тебе... Понту нет, братаны, широко зевнул и потянулся он. - И здоровья нет, сами знаете, загнусь я здесь... Хочу ещё волю потоптать малость, хоть пожить, хоть сдохнуть на воле... И вот ещё что - я здешние места знаю, на поселении тут был после зоны в конце семидесятых... Так что..., - смачно сплюнул он сквозь стиснутые зубы, - без меня вам ни отсюда, ни из тайги не выбраться...

- Ну и что ты надумал? - заинтересовался Жебрак.

- Есть идея...

Идея была проста, как все гениальное. К воротам зоны по утрам подъезжал мусоровоз. Один старый вор, друг Шалого, которому оставалось сидеть совсем недолго, должен был отвлечь внимание вертухаев, устроив большую потасовку, а они в это время залезли бы в мусорные баки, и их бы вывезли за пределы зоны... Рискованно, разумеется, но какой же побег без риска?

- Значит, ещё один будет знать? - хмыкнул Данилов. - А то и не один...

- А что, у тебя есть другой планчик? - презрительно усмехнулся Шалый. - Предлагай, послушаем...

Сурок только пожал плечами. Планчика, действительно не было...

...Побег наметили на восьмое марта, зная, что многие вертухаи в этот день будут квасить прямо на рабочих местах и немного притупят свою бдительность...

... Братва не подвела Шалого. Старый вор по кличке Кныш разыграл сцену как по нотам. Когда к столовой подъехал мусоровоз, чтобы забрать объедки, он затеял драку с рядом стоящим, придравшись к какой-то мелочи. Завязалась грандиозная потасовка, при этом сам затеявший заваруху Кныш растворился в колышущейся толпе, вертухаи бросились на дерущихся, а по сигналу Шалого трое беглецов бросились к машине. Нырнули в мусорные баки, и стали зарываться в вонючие объедки, словно в золотой песок... Когда машина тронулась, они были уже в середине контейнеров... Их вывезли за пределы зоны на грандиозную, источающую зловоние на километры, свалку, находящуюся на опушке могучего бесконечного леса. Не исключалось, в крайнем случае, и убийство водителя и его подручного, но, к счастью, этого делать не пришлось. Водитель и подручный имели заначку, и пока они распивали её в кабине, троица благополучно выбралась из вонючих контейнеров и нырнула в глухую тайгу...