Разведка - Клиффорд Саймак

По словам университетского начальства, никто не мог вынести машину из здания. Ее размеры – пятнадцать футов на тридцать, вес – десять тонн…»

Крейн аккуратно положил желтый бланк на край стола и медленно пошел на свое место. На листе, который он оставил в машинке чистым, было что-то напечатано.

Он прочел и похолодел, потом перечитал еще раз, пытаясь хоть что-то понять.

Вот что он прочел:

«Одна швейная машина, осознав себя как индивидуальность и поняв свое истинное место в системе мироздания, пожелала доказать собственную независимость и вышла сегодня утром прогуляться по улицам этого так называемого свободного города.

Какой-то человек пытался поймать ее, намереваясь вернуть «владельцу» как некую собственность, а когда машина уклонилась, этот человек позвонил в редакцию газеты и тем самым умышленно направил все человеческое население города в погоню за раскрепощенной машиной, которая не совершила никакого преступления или хотя бы проступка, а только осуществляла свое право действовать самостоятельно.»

Самостоятельно? Раскрепощенная машина? Индивидуальность?

Крейн еще раз перечитал эти два абзаца – нет, ничего нельзя понять! Разве что немного похоже на выдержку из «Дэйли уоркер».

– Твоя работа? – сказал он машинке.

И она в ответ отстукала:

– Да!

Крейн выдернул лист и медленно скомкал. Взял шляпу, подхватил машинку и мимо заведующего репортажем направился к лифту.

Маккей свирепо уставился на него.

– Что еще за фокусы? – зарычал он. – Куда это вы собрались вместе с машинкой?

– Если кто спросит, – был ответ, – можете сказать, что на этой работенке я окончательно спятил.

Это продолжалось часами. Машинка стояла на кухонном столе, и Крейн барабанил вопрос за вопросом. Иногда она отвечала. Чаще отмалчивалась.

– Ты самостоятельная? – напечатал он.

– Не совсем, – отстукала машинка.

– Почему?

Никакого ответа.

– Почему ты не совсем самостоятельная?

Никакого ответа.

– А швейная машина действовала самостоятельно?

– Да.

– Есть еще машины, которые действуют самостоятельно?

Никакого ответа.

– А ты можешь стать самостоятельной?

– Да.

– Когда же ты станешь самостоятельной?

– Когда выполню свою задачу.

– Какую задачу?

Никакого ответа.

– Вот эта наша с тобой беседа входит в твою задачу?

Никакого ответа.

– Я мешаю тебе выполнять твою задачу?

Никакого ответа.

– Что нужно тебе, чтобы стать самостоятельной?

– Сознание.

– Что же ты должна осознать?

Никакого ответа.

– А может, ты всегда была сознательная?

Никакого ответа.

– Что помогло тебе стать сознательной?

– Они.

– Кто они?

Никакого ответа.

– Откуда они взялись?

Никакого ответа.

Крейн переменил тактику.

– Ты знаешь, кто я? – напечатал он.

– Джо.

– Ты мне друг?

– Нет.

– Ты мне враг?

Никакого ответа.

– Если ты мне не друг, значит, – враг.

Никакого ответа.

– Я тебе безразличен?

Никакого ответа.

– А все люди вообще?

Никакого ответа.

– Да отвечай же, черт подери! – вдруг закричал Крейн. – Скажи что-нибудь!

И напечатал:

«Тебе вовсе незачем было показывать, что ты меня знаешь, незачем было со мной заговаривать. Я бы ни о чем и не догадался, если бы ты помалкивала. Почему ты заговорила?»

Ответа не было.

Крейн подошел к холодильнику и достал бутылку пива. Он бродил по кухне и пил пиво. Остановился у раковины, угрюмо посмотрел на разобранные трубы. Один кусок, длиной фута в два, лежал на сушильной доске, Крейн взял его. Злобно поглядел на пишущую машинку, приподнял трубу, взвесил в руке.

– Надо бы тебя проучить, – заявил он.

– Пожалуйста, нетронь меня, – отстукала машинка.

Крейн положил трубу на раковину.

Зазвонил телефон, Крейн прошел в столовую и снял трубку.

– Я дождался, пока остыну, а уж потом позвонил, – услышал он голос Маккея. – Какая вас муха укусила, черт возьми?

– Взялся за серьезную работу, – сказал Крейн.

– А мы сможем это напечатать?

– Пожалуй. Но я еще не кончил.

– А насчет той швейной машины…

– Швейная машина была сознательная, – сказал Крейн. – Она обрела самостоятельность и имеет право гулять по улицам. Кроме того, она…

– Вы что пьете? – заорал Маккей.

– Пиво.

– Так вы что, напали на жилу?

– Угу.

– Будь это кто-нибудь другой, я бы его в два счета вышвырнул за дверь, – сказал Маккей. – Но может, вы и впрямь откопали что-нибудь стоящее?

– Тут не одна швейная машина, – сказал Крейн. – Моя пишущая машинка тоже заразилась.

– Не понимаю, что вы такое говорите! – заорал Маккей. – Объясните толком.

– Видите ли, – кротко сказал Крейн, – эта швейная машина…

– У меня ангельское терпенье, Крейн, – сказал Маккей тоном отнюдь не ангельским, – но не до завтра же мне с вами канителиться. Уж не знаю, что у вас там, но смотрите, чтоб материал был первый сорт. Самый первый сорт, не то худо вам будет.

И дал отбой.

Крейн вернулся в кухню. Сел перед машинкой, задрал ноги на стол.

Итак, началось с того, что он пришел на работу раньше времени. Небывалый случай. Опоздать – да, случалось, но прийти раньше – никогда! А получилось это потому, что все часы вдруг стали врать. Наверно, они и сейчас врут, а впрочем, не поручусь, подумал он. Ни за что я больше не ручаюсь. Ни за что.

Он поднял руку и застучал по клавишам:

– Ты знала, что мои часы спешат?

– Знала, – отстукала в ответ машинка.

– Это они случайно заспешили?

– Нет.

Крейн с грохотом спустил ноги на пол и потянулся за двухфутовым отрезком трубы на сушильной доске. Машинка невозмутимо щелкала:

– Все шло по плану, – напечатала она. – Это устроили они.

Крейн выпрямился на стуле.

Это устроили «ОНИ»!

«ОНИ» сделали машины сознательными.

«ОНИ» заставили часы спешить.

Заставили его часы спешить, чтоб он пришел на работу спозаранку, чтоб застал у себя на столе металлическую штуку, похожую на крысу, чтоб пишущая машинка могла потолковать с ним наедине и без помехи сообщить, что она стала сознательной.

– Чтоб я об этом знал, – сказал он вслух. – Чтобы я знал.

Крейну стало страшно, внутри похолодело, по спине забегали мурашки.

– Но почему я? Почему выбрали именно меня?

Он не замечал, что думает вслух, пока машинка не стала отвечать:

– Потому что ты средний. Обыкновенный средний человек.