Океан, полный шаров для боулинга - Джером Сэлинджер

Он за белых, он их капитан. Он и мистер Гровер две самых больших крысы, что я встречал, хотя и миссис Гровер такая же. Она пытается быть, как мама, улыбаться все время, но гадит не хуже мистера Гровера. Они прячут хлеб на ночь, даже сэндвич не сделать, они уволили Джима, и все, что здесь можно достать, стоит 5 или 10 центов, и родители Робби вилкокса ему денег не оставили. Я скоро приеду, наверна в воскресене. Я очень скучаю, Кеннет, и по Винсенту скучаю, и по Фиби. Какого цвета у Фиби волосы? Спорю, что рыжего.

Твой

Кеннет сложил письмо и конверт в задний карман. Подобрал гладкий рыжеватый камешек и принялся рассматривать, вертеть в руках, будто желая убедиться в его совершенстве. Потом сказал скорее камню, чем мне:

— Холден не умеет идти на уступки, — он с болью взглянул на меня. — Он все тот же ребенок и не идет ни на какие уступки. Если ему не понравился мистер Гровер, он не будет с ним в столовой петь, даже если знает: нужно лишь спеть, и его оставят в покое. Что с ним будет, Винсент?

— Думаю, он научится идти на уступки, — ответил я, но сам в это не поверил, и Кеннет видел меня насквозь.

Он сложил камешек в карман для часов и, приоткрыв рот, оглядел океан.

— Знаешь что? — начал Кеннет. — Если придется умереть или типа того, знаешь, что я буду делать?

Он не дождался ответа.

— Буду бродить тут, — сказал он, — Поброжу где-нибудь тут.

Его лицо стало торжествующим — так, как только его лицо умело; без намека на одержанную победу, без поисков ее признания. Океан ужасал. Он был полон шаров для боулинга. Кеннет встал с Камня-Умника, казалось, его что-то очень обрадовало. Тогда я заметил — он в настроении искупаться. Я не хотел отпускать его в эти шары.

Кеннет сбросил обувь и носки.

— Давай искупнемся, — сказал он.

— Ты пойдешь в шортах? — спросил я. — Замерзнешь на обратном пути. Солнце садится.

— У меня в машине под сидением запасные есть. Давай. Пошли.

— У тебя от мидий кишки завернутся.

— Я всего три штуки съел.

— Не надо. — Я хотел остановить его. Он снимал футболку и не услышал.

— Что? — спросил он, освободившись.

— Ничего. Давай недолго.

— Ты не пойдешь, что ли?

— Нет. Я без шапочки, — это его здорово рассмешило, он легонько меня толкнул.

— Давай, Винсент, пойдем.

— Иди. Терпеть уже не могу этот океан. Он полон шаров для боулинга.

Он не расслышал. Убежал по кромке пляжа. Я хотел схватить его, затащить в машину и немедленно уехать.

Закончив купаться, Кеннет стал выходить сам, я и заподозрить ничего не мог. Он по песчаной кашице прошел там, где вода касается щиколотки; он пробежал ту сухую часть кромки, на которой остаются еле заметные следы, я и заподозрить ничего не мог, лишь голова его была опущена. Он почти вышел на теплый пляж, и тут океан кинул в него последний шар для боулинга. Я во всю глотку прокричал его имя, бросился к нему со всех ног. Поднял, даже не взглянув на него; на трясущихся ногах добежал до машины. Посадил его и еще первые пару километров бывало немного притормаживал; после же совсем перестал.

Я увидел Холдена на веранде еще до того, как он заметил меня или понял хоть что-нибудь. За креслом-качалкой стоял его чемодан. Холден ковырялся в носу, пока не заметил нас. А когда заметил, прокричал имя Кеннета.

— Передай Мэри, пусть вызовет врача, — сказал я, чуть не задыхаясь. — Номер у телефона. Красным карандашом.

Холден снова выкрикнул имя брата. Протянул грязную руку и смахнул, почти сбил песок с носа Кеннета.

— Быстрее, Холден, будь оно проклято! — выкрикнул я, потащив Кеннета мимо. И понял, Холден уже бежит по дому, на кухню, за Мэри.

Через несколько минут, пока еще даже доктора не было, мои родители подъехали к дому. Гвир, игравший в постановке молодого героя, был с ними. Я махнул маме из окна комнаты Кеннета, и та, как девчонка, помчалась в дом. Я с минуту с ней поговорил; потом спустился, встретил отца.

Позже, когда доктор и родители сели в комнате Кеннета, мы с Холденом стали ждать на веранде. Гвир, этот актер, зачем-то сидел с нами. А потом тихонько выдавил:

— Ну, думаю, пойду.

— Иди, — пробормотал я. Актеры нам были не нужны.

— Если что-то.

— Иди домой, а, парень? — сказал Холден.

Гвир с грустью улыбнулся и пошел. Не очень ему хотелось уходить. Его терзало любопытство, особенно после короткого разговора с Мэри, горничной.

— Что с ним? Сердце? Он же ребенок еще, да?

— Да.

— Ты пойдешь уже домой или нет?

Позже я будто смеялся. Я рассказал Холдену об океане, полном шаров для боулинга, а этот мелкий придурок кивнул и выдал:

— Да, Винсент, — словно понял, что я имею в виду.

Той ночью, в десять минут девятого Кеннет умер.

Может, то, что я выложил все на бумагу, даст ему уйти. Он был в Италии с Холденом, был со мной во Франции, Бельгии, Люксембурге, в части Германии. Я так не могу. Он больше не должен здесь бродить.