Океан, полный шаров для боулинга - Джером Сэлинджер

Дорогой Кеннет,

Здесь воняет. Я никогда не видел столько крыс. Ты должен делать всякий хлам из кожы и ходить в походы. У них тут соревнование между «красными» и «белыми». Я типа белый. Я не паршивый белый. Я скоро вернусь домой и буду веселиться с тобой и Винсентом, съем несколько ракушек с вами. Они едят яйца, которые здесь все время жидкие, и они даже не ставят молоко в холодильник, чтобы пить.

Все должны петь в столовой. Этот м-р Гровер думает, что он отличный певец, вчера вечером он пытался заставить меня петь с ним. Я бы спел, только он мне не нравится. Он улыбается тебе, но жмется при каждом удобном случае. У меня 18$, которые мне дала мама, и может уже скоро я окажусь дома можт в субботу или в воскресенье если этот мужик поедет в город, как он сказал, так что я смогу сесть на поезд. Они меня теперь подвергают астаркизму за то, что я не пел в столовой с м-ром Гровером. Ни одна из этих крыс не может поговорить со мной. Есть один хороший парень из Тенеси примерно того же возраста что и Винсент. Как там Винсент? Передай ему, что я скучаю по нему. Спроси у него, читал ли он когда-нибудь коренфян. Послание к коренфянам это из библии, оно очень хорошее и милое, и Уэб тайлер прочел мне немного из него. Плавать здесь отстойно, потому что нету волн, даже небольших волн. Что хорошо, что без волн ты никогда не испугаешься и не перевернешься вверх тормашками. Ты просто плывешь к этому их плоту с напарником. Мой напарник — Чарльз Мастерс. Он крыса и все время поет в столовой.

Он состоит в команде белых, он их капитан. Он и м-р Гровер — 2 самые большие крысы, которых я когда-либо встречал, ну еще и миссис Гровер. Она прикидывается как будто она твоя мать и все время лыбится, но она такая же жадная, как м-р Гровер. Они запирают хлебницу на ночь, чтобы никто не мог сделать сэнвичи, и они уволили Джима и за все, что тут можно получить, нужно платить 5¢ или 10¢, и родители Робби Вилкокса не дают ему денег. Я скоро буду дома можт в воскресенье. Я очень скучаю по тебе, Кеннет, а также по Винсенту и Фиби. Какой цвет волос у Фиби. Наверно, рыжий, бьюсь об заклад.

Кеннет положил письмо и конверт в задний карман. Он поднял гладкую красноватую гальку и принялся рассматривать ее, вертя в руках, будто хотел убедиться, что в ее симметрии не было недостатков; потом он сказал скорее гальке, чем мне:

— Он не может идти на компромиссы, — Кеннет горько посмотрел на меня. — Он просто маленький старый ребенок, и он не может пойти на компромисс. Если ему не нравится м-р Гровер, он не может петь в столовой, даже когда понимает, что если споет, то все оставят его в покое. Что будет с ним, Винсент?

— Я думаю, что ему придется научиться идти на компромисс, — ответил я, но я сам в это не верил, и Кеннет знал это.

Кеннет положил гладкую гальку в карман для часов своих шорт и посмотрел на океан с открытым ртом.

— Знаешь что? — сказал он. — Если бы я должен умереть или типа того, знаешь, что бы я сделал?

Он не стал дожидаться, когда я что-нибудь скажу на это.

— Я слонялся бы поблизости, — сказал он. — Неко- торое время я слонялся бы поблизости.

Его лицо приняло торжествующее выражение — именно так, как обычно лицо Кеннета принимало торжествующее выражение; без намека на то, что он победил или опередил кто-то. Теперь Океан был просто ужасен. Он был полон шаров для боулинга. Кеннет встал с Больно Умного Камня, казалось, он был чему-то очень рад. По тому, как он встал, я понял, что он хочет поплавать. Я не хотел, чтобы он барахтался во всех этих шарах для боулинга.

Он уже сдергивал с себя обувь и носки.

— Ну давай, спускайся сюда, — сказал он.

— Ты хочешь замочить свои шорты? — спросил я. — Ты замерзнешь на обратном пути. Солнце уже село.

— У меня есть еще пара под сиденьем. Да ладно, давай сюда.

— У тебя будет заворот кишок от моллюсков.

— Я съел всего три.

— Нет, не надо, — пытался я его остановить. Он стягивал рубашку и не слышал меня.

— Что? — спросил он, когда открылось его лицо. — Ничего. Не задерживайся долго в воде.

— А ты что, не зайдешь в воду?

— Нет. У меня нет шапочки.

Ему показалось это довольно забавным, и он плеснул водой в мою строну.

— Эй, давай сюда, Винсент.

— Давай ты сам. Сегодня этот океан невыносим. В нем полно шаров для боулинга.

Он не слышал меня. Он бегал по полоске пляжа. Мне хотелось схватить его, оттащить и скорее умчаться отсюда.

Закончив дурачиться в воде, он вышел сам, и я не мог ничего разглядеть. Он уже прошел достающую до лодыжек мутную жижу, вышел из нее; он даже бросился вперед и преодолел сухую часть прибрежной полосы с едва видимыми на ней следами ног, но я так и не смог различить ничего кроме того, что он опустил голову. И едва он ступил на мягкую почву пляжа, океан бросил в него свой последний шар для боулинга. Я во всю глотку проорал его имя и со всех ног бросился к нему. Даже не взглянув на него, я просто схватил его; я нес его, идя на ватных ногах к автомобилю. Я усадил его на сиденье и первую милю еще жал на тормоз; потом я отпустил его полностью.

Я увидел Холдена на веранде прежде, чем он заметил меня или еще что-то. Его чемодан стоял рядом со стулом, и он сидел, ковыряясь в носу, пока не увидел. Когда увидел, то прокричал имя Кеннета.

— Скажи Мэри — пусть вызовет врача, — сказал я, запыхавшись. — Номер записан на этой штуке у телефона. Красным карандашом.

Холден опять выкрикнул имя Кеннета. Он протянул свою грязную руку и смел, почти сбил немного песка с носа Кеннета.

— Быстрее, Холден, черт побери! — сказал я, пронося Кеннета мимо него. Я почувствовал, как Холден помчался через дом на кухню за Мэри.

Через несколько минут — еще до того, как приехал доктор, — моя мать и отец подъехали к дому. Гвир, исполнявший роль молодого героя на представлении, был с ними. Я помахал матери из окна комнаты Кеннета, и она вбежала в дом, как девочка. Я минуту поговорил с ней в комнате; потом я пошел вниз, встретив отца на лестнице.

Позже, когда доктор и мои родители собрались наверху в комнате Кеннета, Холден и я ждали на веранде. Тут же по каким-то причинам слонялся Гвир, молодой актер. Наконец он тихо сказал мне:

— Я, наверно, пойду.

— Хорошо, — сказал я неопределенно. Я не хотел, чтобы вокруг крутились какие-то актеры.

— Если что-нибудь…

— Иди домой, а, парень? — сказал Холден.

Гвир грустно улыбнулся ему в ответ и начал собираться. Казалось, он не очень-то хотел уходить. Ему было даже любопытно после его короткого разговора с Мэри, горничной.

— Так что это, это его сердце? Он ведь еще ребенок, да?

— Да.

— Ты пойдешь уже домой или нет?

Позже мне захотелось посмеяться, что ли. Я рассказал Холдену, что океан был полон шаров для боулинга, и этот маленький болван кивнул и сказал:

— Да, Винсент, — как будто понял, о чем я говорю.

Он умер той ночью в десять минут девятого.

Возможно, то, что я записываю все это, отпустит его отсюда. Он был в Италии с Холденом, был во Франции, Бельгии, Люксембурге и части Германии со мной. Я этого не вынесу. В эти дни он не должен слоняться поблизости.