Интимная Русь. Жизнь без Домостроя, грех, любовь и колдовство - Адамович Надежда

И похоже, это единственное светлое пятно на портрете наших предков, потому как еще один деятель, известный нам как Псевдо-Кесарий, живший в IV веке, утверждал:

Склавины… с удовольствием поедают женские груди, когда [они] наполнены молоком, а грудные младенцы [при этом] разбиваются о камни, подобно мышам… …Живут в строптивости, своенравии, безначалии, сплошь и рядом убивая, [будь то] за совместной трапезой или в совместном путешествии, своего предводителя и начальника, питаясь лисами, и лесными кошками, и кабанами, перекликаясь же волчьим воем[10].

Людоедство, убийство детей, начальников… Бр-р, мороз по коже. Неужели это правда или просто пропагандистская пугалка вроде медведей на улицах Москвы в XX веке? Впрочем, уже в те далекие времена европейские авторы отзывались о соседних народах не иначе как о варварских, диких, грязных… В отличие от них, арабские путешественники VIII–X веков дают буквально этнографические картинки. И именно у них мы встречаем описание двух народов: славян и русов. Правда, последние появляются в рукописях только в Х веке и совсем не похожи на славян. Вот как описывает славян арабский писатель Ибн Руста в самом начале Х века:

Страна славян — равнинная и лесистая, и они живут в ней. <…> Они — народ, который пасет свиней, как овец.

Когда кто-то из них умирает, его сжигают на огне, а их женщины, если кто-то умер, ранят себе ножом руки и лицо. На другой день после сожжения этого умершего они идут к нему, берут пепел с этого места, кладут его в глиняный сосуд и ставят на холм.

<…>

У них нет вьючных лошадей, кроме небольшого [числа], и нет верховых лошадей, кроме как у высокопоставленного лица. Их оружие — дротики, щиты и копья, а другого у них нет.

А вот что он говорит о русах:

Они нападают на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются и забирают их в плен, везут в Хазаран и Булкар и там продают. <…>

Они храбры и мужественны… <…> Они высокого роста, статные и смелые при нападениях. Но на коне смелости не проявляют и все свои набеги и походы совершают на кораблях. <…> Все они постоянно носят мечи…[11]

Я видел русов, — заявляет арабский путешественник ибн Фадлан, живший в X веке, — когда они прибыли по своим торговым делам и расположились у реки Атыл. Я не видал [людей] с более совершенными телами, чем они. Они подобны пальмам, белокуры, красны лицом, белы телом. Они не носят ни курток, ни хафтанов, но у них мужчина носит кису, которой он охватывает один бок, причем одна из рук выходит из нее наружу. И при каждом из них имеется топор, меч и нож, [причем] со всем этим он [никогда] не расстается. <…>

А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей. И у каждой коробочки — кольцо, у которого нож, также прикрепленный на груди. На шеях у них мониста из золота и серебра, так что если человек владеет десятью тысячами дирхемов, то он справляет своей жене один [ряд]… каждые десять тысяч, которые он прибавляет к ним [дирхемам], прибавляют [ряд] мониста его жене, так что на шее иной из них бывает много [рядов] монист[12].

Мутаххар ибн Тахир ал-Мукаддаси (Макдиси) отмечал в своем энциклопедическом труде (966):

Что касается русов… <…> Говорят, что, если рождается у одного из них ребенок, оставляет ему [отец] меч и говорит: «Нет у тебя ничего, кроме того, что добудет твой меч»[13].

Вот так! Получается, славяне и русы — два совершенно разных народа. Славяне — это славяне, а русы… Древний летописец Нестор в Повести временных лет прямо отождествляет русов с варягами. Но и славяне, и русы-варяги — наши предки, построившие в лесах Восточной Европы таинственное и величественное государство с кратким именем — Русь.

Глава 2. Порок на поляне

Эта короткая летняя ночь выдалась в доме сельского кузнеца бессонной и хлопотной. Еще бы: старшую из дочерей, Любавицу, готовили к самому важному действу в жизни русской девушки — к Торжищу. С вечера, едва солнце скрылось за дубравой, началась суета: самого кузнеца отправили спать на сеновал, а Любавицу помыли, для чего пришлось протопить в избе печь (это в такую-то жару!), натерли снадобьями, что принесла Вештаня — местная ведьма. Любавица — вот дурище-то выросла — поначалу выла в голос, но постепенно выдохлась или смирилась со своей участью и после полуночи только всхлипывала, уставясь синими своими глазами в красный угол, откуда наблюдали за людьми истинные хозяева дома — домовой с домовихой. Между тем ее обрядили в расшитую рубаху, убранную обережными знаками понёву. Вештаня, самолично расчесывая Любавицыны русые волосы и заплетая их в косу, нашептывала ей на ухо все те секреты, что должна знать девушка, выходящая замуж… Наконец коса была заплетена, на голову возложена расшитая золотом повязка, лицо выбелено, щеки нарумянены, брови вычернены, глаза подведены. («Не смей слезу пущать, — сурово наставляла мать. — А то как нечистик станешь… Хто тя таку купит?»)

Смурый кузнец запряг в телегу пегую лошаденку, прикрикнул на хлюпающих носами дочерей («Цыц, куры, вот ужо я вас… Отворяй ворота!»), в очередной раз сокрушился, что дали светлые боги ему пять дочерей — и ни одного сына, дождался, пока Любавица усядется на телегу, и под причитания словно бы очнувшейся жены тронул лошадь. На улице к ним присоединилось еще несколько телег, на которых сидели разодетые по-праздничному девушки.

Так целым обозом и выехали из села, и это было хорошо, ведь дорога на Торжище могла оказаться очень опасной: зачастую молодые парни, не имея возможности купить жену, нападали на мужиков, везущих девок на торги, и умыкали их…

Наверное, так могла бы выглядеть повесть о жизни женщины в стародавние времена на Руси или даже раньше. Геродот в V веке до н. э. так описывал энетский (венетский) праздник:

Раз в году в каждом селении обычно делали так: созывали всех девушек, достигших брачного возраста, и собирали в одном месте. Их обступали толпы юношей, а глашатай заставлял каждую девушку поодиночке вставать, и начиналась продажа невест[14].

Арабский писатель Казвини (1281–1344) сообщает о россах: «Тот, у кого родилось две или три дочери, обогащается, тогда как имеющий двух-трех сыновей делается бедняком»[15]. Исследователи видят в этом заявлении прямой намек на обычай продажи невест. В Древней Руси жених выплачивал за невесту особый выкуп — вено.

Собственно, пережитки заключения брака посредством купли жены сохранялись у славянских народов до последнего времени. В свадебных песнях жених называется купцом, а невеста — товаром. Да и сами свадебные обряды больше напоминают торговые сделки.

На Руси при заключении брака передавалась не невеста как вещь, а символы власти над ней. У славян это была плеть, символизирующая право мужа наказывать жену. Сохранялись и своеобразные ярмарки невест.