Пидорские журналистские методы - Багиров

Васильев: Да, он хотел повыёбываться. Больше того, я думаю, что он вот ну не у Игоря Сечина, но у каких-то промежуточных полковников даже и интересовался, типа можно ли мне того… А они махнули рукой, и сказали — ну, а хуй с тобой. Хуярь, а мы посмотрим. Чего мы скрываемся-то? Мы ведь такие ребята крутые. Более того, один Очень Влиятельный человек мне как раз и дал понять, что так оно и было.

Багиров: Заебись…

Васильев: Нет, не заебись. Это хуёво.

Багиров: Ну, ты ведь знаешь, что у нас всё в рамках действующего законодательства…

Васильев: Да мне насрать! Я о том, что если у меня в руках сенсационное интервью, то я просто должен его опубликовать. Ты просто просил рассказать, вот я и рассказал. Это чистая правда.

Багиров: А музыку ты слушаешь? Или тебе похуй до неё вообще?

Васильев: Я вот люблю только одну песенку. Благодаря которой я понимаю, что герой нашего времени Сергей Шнуров — это хуй, говно и муравей. Короче, песню эту написал дядя Федя Чистяков…

Багиров: Группа "Ноль", если не ошибаюсь.

Васильев: Точно. Песня такая: (тщательно, со вкусом декламирует) Натянул на фэндэр струны. Мэдиатор в руку взял. Ябануууул стакан портвэйна. И (спускается на шепот) — тихонько заиграл. Эх! Рок, говнорок! Фэндэр Стратокастэр! Я и песни петь могу!

Хором: И ебацца мастер!!!

Багиров: Ебануцца!

Васильев: (мгновенно цитирует Орлушу) Это же ебануцца, просто ебануцца, ну какой меня там ожидал пиздец!

Багиров: Ну… Чё там с музыкой-то?

Васильев: Короче, я считаю, что Шнур — реальный пидор. Он пидор! Он спиздил всю эстетику дяди Феди Чистякова! А вот пусть мне Шнур напишет что-нибудь типа "Иду, курю"? Да он обосрётся жидким калом!

Багиров: У Шнура эстетика другая. Он деньги зарабатывает.

Васильев: В том-то и дело! Но — если ты зарабатываешь бабки, то нахуя ты делаешь из себя панка?

Багиров: Ну, хуй знает. Нормально живет вроде пацан. Бухает, ебальники разбивает, ему тоже разбивают иногда. Музыка у него говно полное, да, но это ж не главное.

Васильев: Да нет там музыки! Ничё там нет! Но открою тебе аццкий секрет. Скоро мы со Шнуром снимаемся в кино (ржет). Он там играет бандита, а я главреда.

Багиров: (ржет) Нихуя себе! Шнур — бандита?

Васильев: (ржет) А хуле. Приходит он такой ко мне типа, и пальцы так веером — хуяк! А я типа обсираюсь так… И мне за это кино платят (называет сумму). А мне просто похуй, я просто люблю сниматься. (оба ржут) Кстати, я вот тут написал песню…

Багиров: Кто? Ты?! Песню?

Васильев: Да, блядь, я. Песню Юрия Шевчука.

Багиров: Не понял нихуя. Он её чё, петь будет?

Васильев: Нихуя он её петь не будет. Я её написал, я её и спою. Слушай сюда (поет на мотив Шевчука):

Что такое осень? Это бляди.

Киевские бляди под водою!

Их теперь не выебешь ни спереди, ни сзади,

Осенью ебешься сам с собою!

(оба громко ржут)

Васильев: За эту песню двойной стакан с тебя.

Багиров: Хоть тройной. Вась, а как ты относишься к Владимиру Рудольфычу Соловьеву? Спрашиваю потому, что штамп "считающий себя порядочным журналистом" с легкой руки "Коммерсанта" въелся в Рудольфыча настолько прочно, что не оттереть. Ассоциативный ряд теперь очень прямой.

Васильев: Хуёво я к нему отношусь, хули скрывать. Короче, тема такая. Приходит ко мне Бородина, которая у меня пишет про телевидение. Это настолько уважаемая и порядочная женщина, что когда крупнейшие теленачальники меняют номера мобильников, то сразу пишут ей об этом уведомительный смс. Добродеев, Эрнст, и прочие. Это женщина с безупречной репутацией. Она никому из них никогда не сосала хуй! Хули ты глаза вытаращил? Я тебе реально говорю! Она с ними всеми на вы!

Багиров: А я чего? Я вообще не знаю, кто это. У меня нет оснований тебе не верить. Хоть в существование честных журналистов я не особенно-то и верю.

Васильев: Итак. Она ко мне приходит, и говорит: "Ну, вот Соловьев в эфире обвинил меня в том, что я беру взятки на канале СТС". Ты понимаешь, Бородина — это человек, который… (очень эмоционально говорит) Ну, блядь, ну даже я сам ей взятку дать не могу! Я, её начальник! Не возьмет, хоть убейся! Ну, я ей и говорю: "Ну, давай подадим на Соловьева в суд". И дает она мне распечатки его эфира. Ну, там письмо, всё такое… Там сразу этот, как его зовут… директор "Серебряного Дождя".

Багиров: Дмитрий Владимирович Савицкий.

Васильев: Да! Мне сразу пишет письмо, что типа мэ-э-э, хуё-моё, веники… И тут оказывается, что мы не можем подать в суд на Соловьева. Потому что он, как последняя блядь, сделал так, что в суд на него нихуя не подать. Он же, сука, опытный! Он всю свою пургу гнал с вопросительной интонацией!

Багиров: То есть?

Васильев: Ну, типа: "Правда ли вы ездили сосать хуй туда-то?" И в числе прочих высеров был такой: "Арина, вы что, считаете себя порядочным журналистом?" Это он в эфире своём, а Арины-то в этом эфире не было! Ну, короче, в суд мы подать не можем. Просрём потому что. Он грамотно всё сделал. После этого я дал команду: "Если у нас встречается фамилия Соловьев, причем в любом контексте, то мы пишем "Владимир Соловьев, считающий себя порядочным журналистом"… и далее по тексту. (оба ржут)

Багиров: Пиздец. Это твоя инициатива?

Васильев: Это моя инициатива. Просто везде. При любом его упоминании. Ко мне приходят ребята, и уточняют: "А если в одной заметке его фамилия будет двенадцать раз? Так же не может быть!" А я им отвечаю: "Может, блядь!" "Владимир Соловьев, считающий себя порядочным журналистом"… Хуярьте, блядь!

Багиров: Жестко.

Васильев: Соловьев, надо сказать, сразу же обосрался просто поносом! Он мне сразу же начал звонить. Типа, чё за хуйня? А я ему: "Слышь, подожди, алё! Ты что, не считаешь себя порядочным журналистом? Какие претензии-то к нам? Брат! Ты чё?"

Багиров: (ржет) Пиздец, пиздец! Всё, я понял, тема закрыта.

Васильев: Не, погоди. Я резюмирую: говно к говну плывет.

Багиров: Понял, говно вопрос. А что скажешь про Ольгу Алленову? Она, между прочим, пишет довольно жесткие тексты про войну, про чеченцев, и прочее. Типа Политковской. Не боишься, что её также грохнут к ёбаной матери?

Васильев: Да, могут, и в любой момент. Но только мы с Ольгой Алленовой — привет, Оля, я люблю тебя! — нам похую этот Рамзан. Потому что когда Рамзан еще ходил под стол в памперсах, Оля уже лежала в вонючих окопах чеченских, и никто не мог её остановить. Она писала самые лучшие репортажи. Она всегда говорит: "Надо писать только то, что видишь!"

Багиров: А скажи мне принципиальную разницу между Алленовой и Политковской. Хотя бы навскидку. Чтоб не мудрить, хуедрить… Разницу между их деятельностью.

Васильев: Легко. Алленова — журналист. А Политковская — общественный деятель.

Багиров: Чё?

Васильев: Я не знаю, что такое общественный деятель. Мне нравится журналистика. Журналисты пишут то, что видят. Ольгу можно любить, можно не любить, но я точно знаю, что Рамзан обосрётся её убивать. Потому что она — как погода. Погода — есть, и её убить невозможно. А если журналист не врет, то даже Рамзан не сможет его убить. Потому что его не поймут даже чеченцы.

Багиров: Ты считаешь, что Политковскую завалил Рамзан?

Васильев: Я не знаю об этом, правда. Я вообще ничего не знаю о жизни политических деятелей.

Багиров: То есть, с твоей точки зрения журналиста — Политковская журналистом не являлась?

Васильев: Ясен хуй.

Багиров: Окей, тогда закроем эту тему. Слушай, а как ты относишься к деятельности этой старой ебанутой клоунессы, как её… Новодворская. Она у нас в блогосфере имеет весьма однозначную репутацию.

Васильев: Ну… Я про Новодворскую могу стока, скока угодно, но… Тетка столько просидела по тюрьмам, да. И если я, комсомолец, буду её осуждать, то я буду пидарасом.

Багиров: Хорошо. А-а-а…

Васильев: Хотя, эстетически она мне дико чужда.

Багиров: Блядь, она не только эстетически…

Васильев: Ну, неважно, да?