Уточненная подлость - Валерий Алексеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да, работа проделана гигантская».
«А что ты думаешь? Мы с Лилькой каждую единицу сверили. Она у меня не пьет, да и по хозяйству больше. Угол обзора у нее был пошире. Если я кого из виду терял, так она не теряла».
Я представил себе Лильку и от души ее пожалел: каково обслужить два десятка орущих, пьющих, случайных людей? Нет, не пьянство главное зло. Зло скрывается вот в таких случайных компаниях. В тени одной такой компании десяток преступлений может укрыться. Это я тебе говорю, с Жориком на эту тему смысла не было разговаривать. Урок ему, конечно, будет, но надолго ли этот урок?
«Ну ладно, — сказал я Жорику. — Давай по списку с самого начала».
«Значит, так. Учет я начал вести с половины десятого. Тут мы Вовку привели, а что было раньше — значения не имеет. Видишь, крестики подряд. Значит, все собрались: и Антон, и Гришка, и Михаил Осадчук, ты его у меня один раз видел. Михаил, правда, здорово был хорош, он уж к нам хороший явился. Дальше Трифонов, это степенный мужик, этот вряд ли мог… Молчу, молчу, Боренька. Томка с Гошей Зубавиным, Семеныч, Елена Павловна, Сипухин, дальше кто? Ох, забыл… Ну как же, Колька Ряшенцев с женой своей Анной, ну, естественно, мы с Вовкой в обнимку, рядом с нами товарищ Дерягин, и жена его Рита, и золовка Марина, и дочка Дерягиных Лелечка со своим кавалером Кирюшей. Сколько вышло? Ах да, еще Жанну забыл. Ну теперь вроде все, восемнадцать должно получиться, а если Вовку не считать, то семнадцать. Ну-ка перепроверим. Раз, два, три, четыре… одного человека недостает. Как же так? Вроде всех наизусть выучил…»
«Плохо выучил. Двое лишних сейчас у тебя получилось».
«Даже так? Значит, Жанну я в список не внес. Ну, за Жанну готов поручиться. Лялька, может, ее и не любит, но у нас с этой Жанной было полное когда-то взаимопонимание. А еще один — это, наверно, Семеныч. Ну-ка дай… Точно, Семеныч. Тихий человек, незаметный, вот мы с Лилькой его и упустили».
«Незаметный, говоришь? Ладно, пусть. Ну, пришли вы с Володей и что же?..»
«Хорошо его встретили. Налили полный ему фужер. „Выпей, — говорим, — полегчает“. Не пошло ему, закашлялся он, на рубашку себе пролил. Ну, обнялись мы с ним, спели несколько песен. Тут пробел есть один, по моей, значит, линии в списке: видишь, одного креста не хватает? Это в туалет я пошел, задержался еще на кухне: с Лилькой поцапался. Возвращаюсь — Володенька мой уж готов. Сидит, нос повесил, дремлет. Нервы слабые у парня, гость хреновый он был, а все-таки праздник отмечал с людьми, по-человечески, а не как медведь в своей берлоге. Верно я говорю?»
И спросил Жора с нажимом, и смотрел на меня с ожиданием, только я ничего ему не ответил. Проповеди читать было поздно: надо было вникать.
«Попытайся вспомнить, Жора, — сказал я ему вместо ответа, — был ли за столом разговор какой-нибудь о больших деньгах?»
«То-то и оно, что был. Подкатилась к Вовке за столом наша гостья одна, Томка Кислякова… ну, которая с Гошкой на площадке любовь крутила. В списке номером пятым она идет. Одинокая, разбитная, а тут — ничейный мужик, да еще характером слабый. Обняла она его ручищей своей, тормошить его стала, волосы ерошить, слова говорить. Ну и проснулся парень. „А налей-ка мне еще“, — говорит. Выпил, разгорелся, шутки стал шутить, пиджачок с себя скинул, тут ключи из кармана и выпали. Лилька глазом мне моргнула, я и сел промеж них, разбил эту пару, от греха подальше тем более Гоша занервничал. Он ведь с Томкой пришел, с Томкой и уйти должен, так в приличных компаниях делается. С этой вот минуты и надо время считать».
«Нет, не с этой. Разговор о деньгах когда состоялся?»
«Вот не помню: то ли до пиджака, то ли после. Вроде после. Мы как раз еще песню пели: „И заслонила дорожку, ту, что ведет под уклон“. Это надо по пленке проверить».
«По пленке?»
«Ну да, по пленке. Запись, правда, паршивая, но кое-что все-таки слышно».
«Так у вас и магнитофон был включен?»
«Нет. Не у нас. У Вовки. Мы магнитофона не держим».
«Ну-ка, ну-ка, расскажи. Это становится любопытным».
«Значит, так. Тут совсем как в кино получилось. Стоим это мы с Вовкой у взломанного секретера, друг на друга не глядим, слов не молвим, вдруг я слышу: в другой это комнате что-то щелкает…»
«Толя, Толя, постой. Это ж на другое утро все было».
«Утром, правильно. Ты меня слушай. Говорю я тогда Вовке: что-то щелкает вроде… А он мне смотрит в лицо и не понимает. Я опять ему: „Что там такое?“ — „Ерунда, — говорит мне Вовка, — это я, наверно, магнитофон забыл выключить, вот и крутится“. — „Когда, — спрашиваю, — забыл? Ты же только что встал!“ — „А вчера, — отвечает, — когда вы меня уводили…“ Тут взглянули мы друг на друга — и бегом в ту комнату. Правда, вертится катушка, магнитофон весь горячий, прямо зверем рычит. Шутка ли: всю ночь проработал. „Слушай, — говорю я Вовке, — так ведь здесь же все записалось!“ Черта с два. Стали слушать мы пленку — расстройство одно. Весь наш пир через стенку записался, все застольные песни: слышимость-то знаешь какая. А в квартире у Вовки — тишина, как в индийской гробнице. Только скрипнуло сильно, и в прихожей как будто бы что-то упало. Молчком работал, бандит. Хоть бы кашель подал или голос: знал ведь, что в квартире один! Нет, опытная рука действовала…»
«Подожди, Жора. Ты мне лучше объясни: как же так получилось, что сосед твой перед уходом магнитофон на запись включил?»
«Тут, брат, как в кино получилось. Вовка — он на радио работает, понял?»
«Ну и?..»
«Ну и в технике этой кое-что понимает».
«Так что же?»
«А то, что в тот вечер, когда мы его к себе затащили, он от скуки комбайн свой налаживал. Магнитола у него собственного изготовления. Не сказал бы, что вещь добротная, все детали на кишках, но работает, не барахлит».
«Ты покороче».
«А покороче — наладил он свой аппарат с микрофона записывать, а тут мы как раз и пришли. Нажимает он автостоп или как это. там называется».
«Тумблер паузы, наверно».
«Ну да, тумблер паузы, чтоб на время вырубить, не совсем. И вот этот самый тумблер — представляешь себе? — тоже на кишке висит, и, естественно, не срабатывает. Как в кино. Только запись негодная, орали мы слишком за стенкой. Знать бы заранее…»
«Глупости ты говоришь. И как долго эта запись велась?»
«А до самого утра. Ну, конечно, катушка смоталась — и крутилась всю ночь вхолостую. А, теперь я понимаю, отчего ты этой пленкой заинтересовался: по ней можно время считать. Нам с Володей в голову не пришло. Триста пятьдесят метров, да со скоростью четыре метра в минуту… сколько времени получается?»
«Положим, не четыре метра в минуту, а пять сантиметров в секунду. Это, брат, не одно и то же. Получается два часа чистого времени».
«Ну правильно: два часа мы с Володей и слушали. Мы-то по-другому думали, все хотели шаги опознать».
«А шаги тоже слышно?»
«Нет, шаги еле-еле. Да, может, и не у Володьки шаги, а рядом или наверху. Но скрипнуло здорово, рядом».
«Хорошо б эту пленку послушать».
«А чего ее слушать? Я тебе все и так рассказал. Впрочем, если охота берет — вот, пожалуйста. Но предупреждаю: ничего особенного не услышишь».
Тут, представь себе, лезет мой Жорик в портфель и достает оттуда кассету с пленкой. Вот ведь что забавно: он мне график свой совал, а такая вещь спокойно лежала у него в портфеле.
«Ничего не услышишь, — предупреждает он меня. — Без привычки одно шипение».
«Шипение, говоришь?»
Сбегал я в гостиную, притащил свой «Днипро» — не лезет кассета. Взял отвертку, снял всю верхнюю панель, наладил кое-как, думал, не потянет такую махину, нет, потянуло. Сели мы с Георгием поудобнее, слушаем. Все как он говорил: «Раз, два, три, проба, проба», потом звонок, возня в прихожей, Вовка на одной ноге прыгает, брюки надевает. Пряжка звенит. Записалось прекрасно. После — щелкнул замок, ушли. И — сплошное шипение. Голоса за стеной еле-еле.
«Метров двести смотай, — говорит мне Жора. — Ничего интересного не услышишь».
«А мне все интересно, — сказал я ему. — Потеряем лишний час, зато получим полное удовольствие».
Посидели послушали.
«Ну правильно, — говорит Жора, — два раза Томка к нему подкатывалась. Вот сейчас, слышишь? Песню поют. Подошла к нему Томка сзади, обняла его за плечи, говорит: „Ах ты сладкий мой! Кто б тебя пожалел, приласкал! Неужели дуры такой не найдется?“ Тут Володю и повело».
Я выключил магнитофон, засек время. Получалось сорок минут с их прихода.
«Ну и что ей Володя ответил?»
«„Эх, — говорит, — Тома, Тома! Дура, может, и найдется, да мне ведь умную надо. Думаешь, я простой такой? Нет, не простой. У меня, — говорит, — худо-бедно, четыре с половиной наличными, на два года хорошей жизни хватило бы. Но такой я, — говорит, — привередливый: умную мне подавай“. Вот такие слова он ей говорил в приблизительной передаче. А потом, конечно, язык прикусил и сидел как пришибленный. Пока не заснул. Ну, тогда уж внимания на него не обращали».
