Демоны крови - Андрей Посняков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, спасибо, коли так… Ты вообще что такой задумчивый-то?
— Да так… — Вашников выбросил окурок. — У тебя твои продавцы жалованье прибавить не просят?
— Жалованье? — Ратников усмехнулся — ну, надо же, выбрал слово! — Да я и так им повысил, вернее, одной Верке — на тысячу, а второй продавец у меня Маша, супруга, ей-то зачем платить?
— Это точно! Умеют же люди устраиваться! Кстати, я тоже повысил, — владелец пилорамы снова закурил. — Кому на тысячу, кому даже на две… хоть вообще-то у меня и сделка, просто расценки немного поднял… так, вишь, мало! Те, кто не пьет, а вкалывает, у меня по тридцать штук заколачивают — и мало. Да ладно, если б только у меня…
Вашников явно разволновался, похоже, эта тема его задела давно и прочно:
— Вот у меня знакомый один есть, у него в городе своя фирма, офис там, ну, не суть… так лет пять назад, когда открывался, много народу к нему из бюджетных структур перешло… рады были — едва руками не плескали! Еще бы — у всех по семь-восемь тысяч зарплата, а у них — по пятнадцать-семнадцать. Красота. Сейчас по двадцать — и недовольны! Дескать, плохо хозяин зарплату повышает… надо больше! В газеты пишут — надо, мол, частника заставить, чтобы зарплаты росли, а они ведь и так растут…
— Э-э, — тихо засмеялся Ратников. — Я так думаю, им — в разы рост-то нужен! Сам посуди — у всех твоих бывших коллег зарплата семь тысяч, — а у тебя — двадцать! Так ты — кум королю… А когда у всех почти одинакова… Это ж что получается? Не, Боря, им не на три тысячи надо повышать, а в три раза — тогда только довольны будут.
— Сволочи! — угрюмо кивнул пилорамщик. — Увольнять таких надо на хрен.
Жаркое июньское солнце спряталось за набежавшим вдруг облаком, белым и кудлатым, подул легкий ветерок, зашумели росшие рядом деревья. Хорошо было кругом, славно, сладко пахли высаженные на клумбах цветы — синие, желтые, голубые — в кустах жимолости радостно щебетали птицы, а из не такого уж и далекого леса ветер приносил озабоченные позывные кукушки.
— И почему у людей такие глаза завидущие? — докурив, Вашников сплюнул. — Ну, народ! То хвалятся друг перед другом всякой хренью, то завидуют.
Михаил хохотнул:
— Так одно без другого не бывает! Потребительская цивилизация — культ наживы и денег!
— Хм… А ты, я смотрю этот… философ! Ладно, не обижайся! А я вот еще думаю… если б сейчас государство наше всем разом — обязательно всем! — пенсионерам пенсию до двадцати тысяч подняло… так опять недовольные бы отыскались: почему, мол, всем? Мы больше работали, а они меньше… И так — во всем! Ну, народ…
Махнув рукой, Ватников попрощался и, сев в свой «рено», укатил… наверное, на пилораму.
Через пару минут на крыльцо спустился Димыч, а следом за ним и все прочие, кроме председателя — тот, как видно, остался на своем служебном посту, хотя время уже было обеденное, точнее сказать — к нему подбиралось.
Кивнув, ушел директор детского дома, за ним — Капустиха — недалеко, в свой магазин, — братья Кумовкины, Эдик и Николай, сели в новенькую, сверкающую никелем и лаком «семерку» — других машин старший Узбек почему-то не признавал — и уехали.
Миша повернулся к участковому:
— Так о чем ты поговорить-то хотел?
Димыч вытер рукою выступивший на лбу пот:
— Об Узбеках. Точнее сказать, о старшем — Николае. Слышал — он пароход прикупил, вся деревня в шоке!
Ратников рассмеялся — действительно, это была самая обсуждаемая вот уже в течение месяца новость.
— Ну, допустим, купил. Но, ведь не крейсер, а так, суденышко, баржу самоходную или траулер бывший. Цветной металл собирается в Эстонию переправлять — кажется, законно.
— Да законно, — лейтенант махнул рукою. — Лицензию я лично смотрел — не подкопаешься. Только вот… — он оглянулся по сторонам и понизил голос: — Бизнес-то этот давно налажен, поделен… а Коля Кумовкин тут — без году неделя. Как бы не грохнули такого прыткого… мне на участке криминальные трупешники не нужны.
— Ну, — Михаил хмыкнул. — Думаю, Кумовкин не от себя работает… они, узбеки-то, вообще люди в таких делах осторожные.
— И все же! Ты это, мало ли услышишь чего, ну, про Кумовкина, про кораблик его…
— Чего услышу — скажу, — Ратников ухмыльнулся. — Да, думаю, тебе и деревенские все расскажут — Кумовкиных тут не любят.
Простившись с участковым, Михаил поехал в магазин, к Маше. Подумал, может, детдомовский директор успел своих детишек прислать — за порошками и прочим.
Один парнишка как раз ошивался на крыльце — небольшой, лет, может, одиннадцати, светлоглазый и, как почему-то показалось Мише, какой-то меланхоличный.
— Здравствуйте, — слегка картавя, поздоровался мальчик. — Вы — Михаил Сергеевич?
— Я Михаил Сергеевич, — улыбнулся Ратников. — Только не Горбачев. Ты из дет… Тебя директор прислал? За порошками и пастой?
— Угу, — парнишка кивнул как-то без особенной радости.
Маленький, худенький, с соломенными растрепавшимися волосами, в коротких, чуть ниже колен, штанишках, он чем-то напоминал грустного воробья. Ратников спрятал усмешку:
— А что, побольше и посильней тебя не нашлось?
— Не нашлось, — мальчишка вздохнул. — Побольше и посильней на пилораму ушли и за продуктами.
— Понятно. Тебя хоть как звать-то?
— Артем… Тема…
— Ну, что стоишь, Тема? Заходи.
В магазине на этот раз было пусто, и Маша с Ратниковым быстро подобрали товар в соответствии с принесенным Артемом списком, загрузили в «уазик»…
— Постой, — Маша выбежала на крыльцо с каким-то журналом.
Ага… Очередной номер «Истории авиации», Михаил его недавно начал возить, так, на пробу — может, Горелухин купит? или подростки… Пока вот, никто что-то не покупал…
— Тебя ведь Артем зовут, да? — Маша подошла к мальчишке поближе и улыбнулась.
— Да, Артем…
— На! Это вот для тебя журнал, бери… Как это… бонус, да, милый?
— Угу, — Ратников кивнул. — Бонус.
— Но… — парнишка озадаченно заморгал. — Но я не могу вот так… спасибо… но…
— Ну, бери, пожалуйста, я же видела, как ты на него смотрел… — девушка улыбнулась. — Ты же не хочешь меня обидеть, верно?
— Нет… — мальчишка покачал головой. — Не хочу.
— Тогда — забирай. И вообще, заходи иногда… У нас тут много чего интересного, да и так… поболтаем.
— Бери, бери! — расхохотался Михаил. — Да полезай в машину — поедем уже.
— Хорошо, — Артем обрадованно кивнул. — Поедем…
Хлопнула дверца.
Маша обняла супруга за шею, шепнула:
— Милый… Ты не обиделся, что я тут так вот, распоряжаюсь.
— Что ты, родная, — Ратников крепко поцеловал жену в губы. — Это ж и твоя лавка тоже.
— Вот уж не думала, что в люди торговые выбьюсь… А отрок этот, он мне таким грустным показался, несчастным, думаю, у него какое-то горе, я в таких делах разбираюсь, поверь…
— Я знаю…
— И журнал… он так на него смотрел, что я… я подумала…
— Правильно подумала, душа моя… Слушай, а что это у тебя на шее-то?
Марьюшка смутилась:
— Да бусы! Понравились они мне… красненькие, как рябинки. Себе оставлю — можно?
— Нет, нельзя! Она еще спрашивает! Оставляй, конечно, раз нравятся… Хм — между прочим, там «Made in China» на каждой бусине выбито.
— Тебе не нравится? Тогда сниму…
— Не, не, что ты! Очень даже тебе к лицу — к глазкам твоим зеленым… Ай, иди сюда, краса моя!
Еще раз поцеловав жену, Миша забрался в машину, повернул ключ и, уже отъезжая, повернул голову, заметив в светлых глазах мальчишки слезы. Хотел было сказать что-то… спросить… но раздумал. Наверное, и вправду у парня какое-то горе… Марьюшка разбиралась, уж сама-то за всю свою не такую уж и долгую жизнь горюшка хлебнула с лихвою. Да и сейчас… один выкидыш был, а второй раз что-то не беременела, а ведь хотелось бы уже и деток, и Маша по этому поводу переживала, чем дальше, тем сильнее — Михаил это чувствовал…
— А это жена ваша? — когда сворачивали к интернату, неожиданно спросил Артем.
— Да, жена.
— Хорошая… — Мальчишка почему-то вздохнул и отвернулся.
Потом снова — явно стесняясь — спросил:
— А правда можно в ваш магазин заходить? Даже так… ничего не покупая, просто…
— Конечно, заходи! — Ратников потрепал парнишку по голове. — Тебя ж приглашали.
У входа в интернат их уже поджидал директор.
— Ну вот, Иван Андреевич, — выскочил из машины Миша. — Привез, что обещал. Все по списку.
— Спасибо вам большое, Михаил, — крепко пожав Ратникову руку, улыбнулся директор.
Обернулся:
— Артем, положи там все внизу, на скамейке… Подожди, помогу сейчас.
— Я сам…
Оставив молодую супружницу торговать дальше, Миша покатил, наконец, домой, на усадьбу, располагавшуюся километрах в пяти от поселка и приобретенную года два назад при способствовании и по совету Ганса, точнее сказать — Веселого Ганса, так его звали реконструкторы. Не для себя покупал Ратников — ради Марьюшки, Маши, только ради нее. Но вот неожиданно и самому понравилось — прижился уже в здешних мечтах, как сказала Маша, «привык к волюшке» — и все меньше вспоминал родной Питер. Отремонтировал дом-пятистенок, поставил забор, ворота, сарай, скот вот только покуда заводить не решался — проблем с ним много, а выгода — сомнительная, от везения много зависит, от рынка сбыта. А какой тут, к черту, рынок, когда свой собственный поросенок — почти у каждого?