Тринадцатая рота (книга первая) - Николай Бораненков

На крылечке стояла невеста старшины белокудрая Марийка в короткой клетчатой юбчонке и красных сапожках.

Ухватясь за живот, она звонко хохотала над бранными присказками своей мачехи. Увидев всадников, Марийка вскрикнула и, заслонясь локтем, упорхнула в хату.

Цапля и Квасенко спрыгнули с коней, подбежали к теленку, подняли его и выставили за плетень. Тетка Гапка рассыпалась в любезностях:

— Ах, спасибочко! От выручили бедну вдовушку. И как же вас попотчевать? Чем благодарить?

— Что вы, Гарпина Христофоровна, — взял под ручку сварливую мачеху Квасенко. — Какая благодарность? За что? Как же було не выручить таку очаровательную жинку! Да ради вас я готов подняты и самого слона.

Пухлые щеки тетки Гапки зарделись. В черных сливовых глазах ее вспыхнула нежность. Она готова была излить ее незнакомому усатому красавцу, как вдруг увидела недалеко под ракитами второго всадника — чубатого командира, — того самого командира, который в прошлую пятницу ловко усыпил ее, Гапкину, бдительность и увел в "Соловьиный яр" еще глупенькую, неоперившуюся Марийку. Эту дерзость она могла бы сейчас под хорошее настроение и простить, благо командир, видать, скромный малый, ничего плохого в том "Соловьином яру" не позволил, но тут неожиданно Гапка увидела в кармане усатого расшитый петухами рушник.

— Ах, вот вы зачем пожаловали, голубки! — по-мужски подбоченясь, процедила она… — Вздумали сватать мою Марийку, мою ягодинку. А этого вы не видели?..

Гапка широко расставила ноги, слегка наклонилась вперед, будто собралась сражаться боксом, сунула под нос усатому свату кукиш и повторила:

— А этого, я у вас спрашиваю, вы не видали?

— Гарпина Христофоровна! Да що же вы так? — раскинул руки Квасенко. — Мы к вам с добрыми, приятными намерениями, а вы нам этакий кукиш.

— С приятными, говорите? А где это приятное? Ну-ка покажи? Вы что, поослепли или в ваших очах бельмо и вы не бачите, що творят за Бугом? Гитлер пушки под каждым кустом расставил, пудовыми чушками их зарядил, а они свататься. Вин побачьте, до чего обнаглел вражина за рекою! Из пушек бы по ним. Заряд дроби бы этому косому Гитлеру в одно место, а вы по хуторам с рушниками, заманиваете в жены несмышленых девчаток. Да я б вас прутом, ремнем, крапивой… в караул, под ружье!

— Извините, Гарпина Христофоровна, но мы не солдаты, — поклонился Квасенко. — Мы всего-навсего рабочие строительного батальона и все, что нам приказано делать па ваших Жменьковских высотах, делаем, как вы сами изволили видеть, превосходно. Что же касается нашей армии, то будьте уверены, Гарпина Христофоровна, есть у нее и пушки, и танки, и все, что надо для заряда, как вы изволили сказать, косому Гитлеру в одно место.

— Ну, коль так, то хай тому и буты, — топнула ногой Гапка. — Прошу вас до хаты!

Не станем рассказывать, как тетка Гапка угощала сватов и зятя яичницей с салом, варениками и вишневой настойкой, как пел под гитару Марийки сват Квасенко… Скажем лишь, что сватовство затянулось до третьих петухов и уставшие от застолья жених и невеста вышли в сад под вишни на лавочку.

— Марийка моя, звездочка степная, — жарко обнимая девушку, говорил Бабкин. — Как я рад, что нашел тебя! И где? На каком-то маленьком пограничном хуторе. Я как увидел тебя, так и сна лишился. Лежу в палатке, а перед глазами ты… Такая милая, хорошая…

— И я все думала о вас, — вздохнула Марийка, прижавшись своим хрупким плечиком к плечу старшины. — Думала и боялась за вас.

— Боялась? Чего?

— Да вы ж так близко от границы! И без оружия.

— А ты? Твой хутор разве где-то за Днепром?

— Наш хутор недалече, но все ж… Мы хоть успеем убежать.

Старшина вспомнил слова лектора из штаба армии и сказал:

— Не волнуйся, Марийка. Нам не придется отступать. У нас же столько войск! А вот домой к себе, на Смоленщину, я тебя увезу. Вот сдадим комиссии последний дот и по домам — учительствовать в родную школу.

На улице послышался бешеный топот конских копыт, и вскоре к плетню подскакал знакомый верховой из штаба рабочего батальона. Бабкин подошел к нему. Сердце, предчувствуя что-то неладное, учащенно билось.

— Что случилось? — спросил он у верхового.

— По всему погранрайону объявлена боевая тревога. Вам пакет от комбата, он протянул конверт. — Прочтете или посветить?

— Прочту. Светает уже.

Бабкин разорвал конверт, взглянул на тетрадный листок и пошатнулся к плетню. Война! Через час немцы начинают войну. Рабочих роты приказано срочно отводить на восток. К Пинским лесам.

Подбежала Марийка:

— Ванечка, что с вами?

Бабкин глянул на Марийку глазами, полными слез.

— Война, Марийка. Война. Обеги весь хутор. Скажи людям, чтоб уходили. И сами. Сами уходите, — он неопределенно махнул рукой в сторону занимавшейся зари. — На восток. Туда…

— А вы? Как же вы? — она обхватила его за шею, боясь, что вот сейчас он, ее жених, ее почти муж, ускачет от нее надолго, навсегда.

— А мы? Мы — мужчины, Марийка, — поборов минутную расслабленность, сжав кулаки, стал грозно Бабкин. — Если что — будем бороться. Прощай!

— Прощай, — ухватилась за стремя Марийка, — Ой, какая ж я несчастливая!

Кони уносили безоружных парней в неизвестность.

3. В ХМЕЛЬКАХ УЧРЕЖДАЕТСЯ НОВЫЙ ПОРЯДОК

Пограничный городок Хмельки не хуже других на Волыни. Тут было все: и белые мазанки, и традиционные вишневые садочки, и пирамидальные тополя с аистами на вздетых колесах, и улыбчивые подсолнухи за плетнями… а вот поди ты, хмельковцев недооценили. В то время как в других советских пограничных селах жителям в первый же день войны «посчастливилось» увидеть роскошные пожары, фейерверки бомб, одноэтажные и двухэтажные виселицы, довелось любезно познакомиться с доблестными солдатами фюрера и услышать от них такие «приятные» слова, как: "матка, курка, яйки", "хальт!", "руки вверх!", "стань к стенка!" и тому подобное, здесь, в Хмельках, держалась почти предвоенная тишь, если не считать двух хат, разбитых шальными снарядами, да трех коров, сраженных осколками.

Вообще-то гитлеровские генералы не собирались обижать Хмельки. Разрабатывая план похода на Урал и дальше, они нанесли этот милый, тихий городок на карту в число тех селений, кои надлежало осчастливить "новым порядком" в Европе. Меж тем шел пятый день войны, а в Хмельках никто из учредителей "нового порядка" так и не появился. Войска фельдмаршала фон Бока шли в каких-нибудь десяти — пятнадцати километрах правее, левее города, а иногда машины грохотали и того ближе, но ни один батальон, ни одна рота второго эшелона не сочли нужным завернуть в Хмельки.

Священник отец Василий и пономарь Голопузенко обвинили в этом самого Адольфа Гитлера. Это-де он обидел маленький городишко. А между тем во всем был виноват тот, кто основал Хмельки в таком неказистом месте.

Солдату пятой роты сто пятого пехотного полка Фрицу Карке, достигшему в числе первых автоматчиков западной окраины городка, сразу же не понравилась хмельковская земля. Перед походом на Россию ему показывали вовсе не серую глину, перемешанную с песком. За час до наступления командир роты обер-лейтенант Дуббе принес в роту ящик жирного чернозема и, поставив его перед строем роты, призывно воскликнул:

— Солдаты! Перед вами подлинные образцы полтавского и кубанского чернозема. Только осел, круглый идиот или безрогая скотина не пожелает отличиться и получить этот клад. Лично я готов за эту землю лечь костьми. Такого же мнения и господа унтер-офицеры. А теперь разрешаю вам подойти к ящику и посмотреть. Можно и пощупать.

Да, то была не земля, а паюсная икра. Ни одной серой песчинки. Сплошной чернозем. Не то, что эта, хмельковская… Карке тут же связался по радио с командиром роты.

— Господин обер-лейтенант! Я только что пощупал хмельковскую землю. Дерьмо, а не земля. Сплошная глина, за которую не стоит и марать штанов. Давайте держать прицел на кубанскую. Она, конечно, хороша и полтавская, но кубанская все же лучше. Она паюсную икру напоминает.

— Благодарю за патриотическое предложение, — сказал обер-лейтенант. — Ваши слова, солдат Карке, я передам всем стрелкам, они наверняка окрылят их. Вперед на чернозем! Получим по сорок семь десятин на Кубани!

Бедный обер-лейтенант Дуббе! Он не прошел на восток и километра. Пулеметная очередь из восьмого дзота, построенного тринадцатой ротой, сразила его, и было неизвестно, успел ли кто отослать его медальон на землю овдовевшей супруге.

Командир сто пятого пехотного полка майор Нагель, в полосе которого лежали Хмельки, как старый вояка, знавший секреты победы фюрерского оружия, рассудил о городке по-своему:

— Для блестящего наступления полка нужен помимо Железных крестов, речей фюрера и строгих приказов еще один стимул — трофеи противника. В Хмельках же только мыловаренный завод, а мылом сыт не будешь. Пусть им намылит себе одно место тот, кто сунул полк в эту дохлую дыру, а сам нацелился на луцкую колбасу и ковельское сало.