Принимаю бой - Николай Бадеев

Дума постановила: «Морским судам быть». Этот день — 20 октября 1696 года — стал днем рождения русского регулярного военно-морского флота.

Из Липецка доставили в музей не «бандероль», а пушку, найденную при раскопках на месте села Липовка, там, где для Азовского флота готовили оружие и ковали якоря.

Первая модель

Флаги, пушки, компасы, штурвалы — все это появилось в музее позже. Вначале были модели кораблей. Сейчас их более тысячи трехсот. В этом «малом флоте» корабли всех классов и типов: линкоры и фрегаты, бригантины и галеры, броненосцы и подводные лодки, тральщики и крейсера-ракетоносцы. Недвижные, в футлярах; качающиеся, словно в шторм, на подвесках; плывущие или двигающиеся на колесах; из полированного красного дерева, из слоновой кости, панциря черепахи, перламутра; модели-малютки в несколько сантиметров и модели десятиметровые… Среди этих красавцев модель 30-пушечного фрегата выглядит неказисто. Нет на ней ни золотых или золоченых, нет и серебряных украшений. Но посмотрите, как мастерски выполнен из дуба набор корпуса — киль, шпангоуты, стрингеры и бимсы.

Да, все сделано точно, тщательно, чисто. А главное-то, главное в том, что исполнена модель в 1698 году не кем иным, а тем, кто в ту бурную, крутую пору создавал настоящий и грозный боевой флот. И вот эта самая модель и была у нас первой.

На верфях Воронежского адмиралтейства день и ночь визжали пилы, стучали топоры: строились корабли для Азовского и Черного морей. Среди крепостных плотников выделялась долговязая фигура царя в потной полотняной рубахе.

Мастеровые не жалели сил, но царь Петр хмурился: кроме желания строить, нужно еще и умение. А его-то и не хватало. На иностранцев худая надежда. Иноземные державы отменных умельцев не отдадут, они вовсе не хотят появления российского флота. Да и негоже зависеть от чужаков…

В марте 1697 года из Москвы в Голландию отбыло «Великое посольство» из молодых людей, посланных изучить кораблестроительное искусство. В составе посольства были десятник Петр Михайлов, то бишь Петр I. Опередив своих спутников, он 7 августа 1697 года прибыл в Саардам, где находилось множество верфей. Поселившись в доме якорного мастера, царь стал работать на верфи. С восхода солнца до вечера он вместе с мастерами пилил, строгал, собирал остовы кораблей, обшивал их досками. А после работы дотошно знакомился с канатными и парусными фабриками, присматривался, как сушат древесину, куют якоря и цепи.

Потом Петр перебрался в Амстердам, где были верфи Ост-Индской компании. Местные власти задавали в честь московского повелителя торжественные обеды и устраивали фейерверки. Но Петр досадливо отмахивался: он приехал учиться, а не пировать и развлекаться.

Четыре с половиной месяца Петр Михайлов работал под началом опытного мастера Класа Поля. Все поражались его трудолюбию.

Нет, Петр не считал голландские верфи верхом совершенства. Он замечал их недостатки: корабли строились без теоретических выкладок, на глазок, все решали плотники.

Петру был выдан аттестат, в котором говорилось:

«Я, нижеподписавшийся, Геррит Клас Поль, корабельный мастер при Амстердамской камере привилегированной Ост-Индской компании, свидетельствую и удостоверяю поистине, что Петр Михайлов (находящийся в свите великого московского посольства в числе тех, которые здесь, в Амстердаме, на Ост-Индской корабельной верфи с 30 августа 1697 года жили и под нашим руководством плотничали) во время благородного здесь пребывания своего был прилежным и разумным плотником, также в связывании, заколачивании, сплачивании, поднимании, прилаживании, натягивании, плетении, конопачении, стругании, буравлении, распиловании, мощении и смолении поступал, как доброму и искусному плотнику надлежит, и помогал нам в строении фрегата «Петр и Павел», от первой закладки его… почти до его окончания, и не только что под моим надзором корабельную архитектуру и черчение планов его благородие изучил основательно, но и уразумел эти предметы в такой степени, сколько мы сами их разумеем…»

В августе 1698 года Петр прибыл в Москву. Теперь не только он сам, но и те, кто с ним ездил «за море», могли сооружать корабли. Отныне не придется, как полтора года назад, тащить из Архангельска под Москву галеру, чтобы создать подобные ей. Овладев знаниями и опытом судостроения, соученики Петра были в состоянии смастерить точнейшую модель задуманного корабля, по которой можно собрать и само судно.

Они не отличались изяществом, эти первые русские модели, ибо строились не для украшений. Их так и называли — строительными или «образцовыми корабликами». В то время плотницкие мастера слабо, а то и вовсе не «читали» чертежи, а вот «образцовые кораблики» давали ясное, наглядное представление об устройстве корпуса и всего прочего.

Петр заботился о том, чтобы модели наивозможно быстрее воплощались в боевые корабли. Уже 27 апрели 1700 года в Воронеже был спущен на воду 58-пушечный корабль «Предистинация» («Предвидение»). По отзывам современников был он «весьма красивый, зело изряден пропорцией, изрядного художества и зело размером добро состроенный».

Летом 1699 года в Азовское море вышла целая эскадра крупных военных судов. На одном из них, 52-пушечной «Крепости», русский посол отправился в Константинополь для переговоров о мире. До турецкой крепости Керчь его сопровождал 36-пушечный корабль «Отворенные врата» (читай: «Россия открыла ворота в южные моря»), которым командовал сам Петр.

В плавание к турецким берегам с пушным товаром, зерном, кожами, воском готовились корабли «Благое начало» (понимай: «Россия приветствует развитие торговых отношений»), «Соединение» (разумей: «Готовы завязать прочные отношения»).

18 августа 1700 года в Москву пришла весть из Константинополя о заключении мира с Турцией: крепость Азов с окрестной территорией отошла к России, страна получила выход в Азовское море.

На следующий день Россия объявила войну Швеции «за многие неправды и за учиненные обиды».

В Воронеже, Таганроге спешно упаковывали в крепкие футляры «образцовые кораблики», грузили на телеги и посылали в далекий путь, на север.

О том, как в те времена перевозили «кораблики» от одной верфи к другой, свидетельствует наказ сержанту и солдатам, командированным сопровождать модель:

«И велеть им дорогою ехать тихо и бережно, и тот кораблик хранить в ухабах и косогорах, и с гор спускать и в лесах и на переправах беречь и отвесть в целости, а буде каким небрежением (от чего сохранит бог) поврежден будет, за то учинена им будет смертная казнь».

«Образцовые кораблики» ехали в Архангельск, на реку Свирь и Ладожское озеро, туда, где предстояло строить флот для борьбы со шведами.

В те края была отправлена и модель 30-пушечного фрегата, изготовленная Петром. В Лодейном поле, на Свири, а позже в Санкт-Петербурге по ней стали строиться боевые корабли для борьбы со шведским флотом.

Когда в Петербурге было основано Адмиралтейство, Петр устроил при нем модель-камеру, где хранились «образцовые кораблики». Эта модель-камера и положила начало нынешнего Военно-морского музея.

Корабельный вож

— Весь музей осмотрели, не нашли тех флагов…

Перед дежурным консультантом стояли двое матросов из Архангельска.

— О каких флагах идет речь?

— О шведских, что были захвачены при участии нашего земляка.

— Когда это было?

— Двести семьдесят лет назад.

— Иван Рябов?

— Так точно!

Консультант задумался.

— Вы осмотрели только часть музея. Пойдемте со мной…

25 июня 1701 года шняка — небольшое парусно-гребное судно Николо-Корельского монастыря добывало рыбу в Белом море, у острова Сосновец. На корме, управляя рулем, сидел Иван Рябов — корабельный вож, как называли северных лоцманов.

Над водой стлался туман. Когда он рассеялся, рыбаки увидели семь судов, двигавшихся к устью Северной Двины.

— Кажется, заморские гости… — прищурился одни из ловцов.

Рабов пристально рассматривал высокобортные парусники. На их мачтах колыхались голландские и английские флаги. Обычные торговые суда? Но Рябов встревожился — уж очень они ладно маневрируют. Не шведы ли?

Беломорским поморам приходилось быть начеку — почти год как шла война со Швецией. Противник угрожал Архангельску — главнейшему в то время морскому порту Российского государства. Отсюда ходили в Европу с рыбой, салом, пушниной, пенькой, воском, шкурами морского зверя. Множество иностранных барков, бригов и баркентин с разными товарами посещало Архангельск.

Шведский король не раз грозил закрыть морские ворота России в Европу. А совсем недавно стало известно — враг спешно готовит корабли к дальнему плаванию. Ищут лоцманов, бывавших в Архангельске, «а разглашают, что хотят идти в Гренландию, где китов ловят». Рябов доподлинно знал, что сам царь Петр Алексеевич строго наказал архангельскому воеводе Прозоровскому «иметь великое опасение и осторожность»…