(Не)правильный выбор (СИ) - Рябинина Юлия Валериевна

Когда горячая струя обожгла мне горло, я с удовольствием отметила, что Димка, тяжело дыша, нежно коснулся моей щеки, слабо улыбнулся.

— Обожаю твой ротик, Анют.

Пока я слизывала последние капли с его опавшего члена, он продолжал наблюдать за мной, не сводя глаз.

— Ты сегодня подготовилась к нашей встрече, Анют?

В голосе парня проскользнул неподдельный интерес. Значит, сомневался во мне. Значит, смогу удивить. Я медлю с ответом и вместо него начинаю стягивать с себя платье. Следом полетел лифчик, и дальше трусы. Пока освобождалась от одежды, не переставала кидать поочерёдные взгляды то на Димино лицо, то на его пенис, который с каждым моим последующим движением опять наливался возбуждением.

Я встаю на четвереньки и поворачиваюсь к нему попой. Прогибаюсь в пояснице, чтобы лучше видеть его лицо в тот момент, когда раздвигаю ягодицы, чтобы продемонстрировать то, что он привёз мне, когда приезжал в прошлые выходные.

— Анютка, — в глазах Димки вспыхивает знакомое мне нетерпение, и он, не медля ни секунды, скидывает с себя остатки одежды и упирается возбуждённой головкой в мою разгорячённую, мокрую от желания щёлочку.

— Готовилась, Дим, — мурчу я и трусь о его возбуждённый орган.

— Анютка, ты очумелая девчонка, — шипит он, пробегая по позвоночнику подушечками пальцев сверху вниз.

Я уже выучила эти движения наизусть и помню каждое из них наощупь. Вот большой палец касается штуковины, которую он назвал «анальной пробкой», и которая у меня стояла там весь день, как он и просил, и, мягко покручивая и покачивая ее, Дима начал растягивать тугое колечко.

Я задышала часто, с надрывом. Когда вставляла пробку туда, было совершенно не больно. Может, немного возбуждающе-непривычно чувствовать в себе что-то инородное всё время.

Но когда Дима начал трогать и теребить её, по телу прошлось жаркой волной возбуждение. Судорожный стон сорвался с моих губ, когда почувствовала, как Дима одним глубоким толчком проникает в меня до самого основания, до шлепка яичек о мою пульсирующую горошину. Жалобный стон вырывается изо рта, разносясь по маленькой клетушке.

— Анютка, — рычит парень, — ты такая невероятно узкая, — он наращивает темп толчков, начинает входить в меня жёстче… глубже.

— Дима, а-а-а-а-ах, — стону я срывающимся в хрип голосом, — Ди-и-има, — судорожные вдохи-выдохи и просьба: — Ещё… не останавливайся, Дим… Пожалуйста… Ещё…

В груди становится невыносимо жарко, и я, открывая рот, высовываю язык, чтобы облизать пересохшие губы. Но в этот момент в голове что-то взрывается, и я, без понятия, что произошло, начинаю падать в пропасть нереального оргазма, облизывающего моё тело огненными волнами эйфории.

— Тс-с-с, Анютка, не кричи, — Димка закрывает мне ладонью рот, а я понимаю, что до сих пор продолжаю выкрикивать в его влажную ладонь его же имя.

— Как ты это сделал, Дим? — спросила я парня спустя несколько долгих минут.

— Сейчас покажу, — возбуждённо проговаривает парень, и когда его пенис, затянутый в тонкую прозрачную резину, упирается в узкое анальное колечко, понимаю, что пробки больше нет.

— Господи, Дима, я не выдержу этого, — я дёрнулась вперёд, пытаясь вырваться из цепких пальцев парня, но куда там.

— Анют, ты чего. Сегодня всё будет по-взрослому и до конца, — в его голосе слышу недовольные нотки, и это меня отрезвляет лучше любой пощёчины.

Меньше всего хотелось, чтобы Димка мною был недоволен.

Аня, крепись, ты всё выдержишь, ты смелая. И раз Дима говорил, что это не больно — значит всё будет хорошо.

— Вот и отлично, Анют, ты, главное, помни, что сопротивляться не нужно. Лучше расслабься и получай удовольствие.

И я расслабилась, но только там, где почувствовала, как на мою дырочку Димка выкладывает холодный скользкий вазелин, а вот глаза сильно зажмурила. И впилась в старенький ковёр ногтями, когда Димка, раздвинув мои ягодицы, толкнулся в меня, проникая каменным органом в саднящую от анальной пробки глубину.

— Анютка, ты такая узкая, — шипит Димка, проникая все глубже и глубже, а у меня душа замирает от избытка накатывающих сокрушительной волной эмоций.

Дима начинает во мне двигаться всё быстрее и быстрее, и меня разрывает от ощущений, накрывая тяжёлой, удушливо-сладкой волной, и кажется, ещё чуть-чуть, и я достигну желанного пика.

— Анют, я кончаю, — слышу сквозь вату в голове голос Димы, и меня накрывает оргазм нереальной пламенной волной, от которой кровь закипает в венах.

Я в последний раз выгибаюсь дугой и обессиленно валюсь набок без чувств.

ГЛАВА 3

Две недели спустя.

— Ань, у нас курсовая на носу, а ты все за своим Димкой скучаешь, — шипит мне Машка (да-да, та самая, внучка тёти Дуни), — ну надо думать, чего он не приезжает, тоже либо к экзаменам готовится.

Я слушала Машу в пол-уха, так как и без её подсказок находила Димкиному отсутствию кучу оправданий. Вот только сердцу невозможно приказать, о чём ему нужно думать, а о чём — нет. И болит и ноет оно не от того, что ты ищешь оправдания парню, нет, болит от того, что ни одно оправдание не окупает той бури эмоций, которую испытывала я при встрече с ним. Как теперь запретить себе думать о том, что есть что-то намного большее, чем просто симпатия? И любовью это не назовешь… я уже поняла, что я одержима Димкой. Одержима настолько, что по ночам в подушку тихо вою, потому что с ума схожу от ревности и от страха того, что он бросит меня.

***

Старенькая Моторола, купленная мамой у каких-то барыг, всё больше начинала меня раздражать, потому как механический голос, постоянно твердящий неизменное «абонент вне зоны доступа», совсем не то, что я хотела услышать на другом конце.

— Ань?! — взволнованный голос мамы немного отвлекает от этих мыслей, и я, в последний раз набрав номер Димы и услышав в ответ «телефон абонента выключен или находится вне зоны доступа», выхожу из туалета.

— Что ты, мам? Я здесь, — поправляя платье, отзываюсь ей.

— Господи, Анька! А почему ты не у Дуси? Я захожу, а она говорит, что не было тебя сегодня… — она суетится вокруг меня, как курица вокруг цыплёнка.

— Да, не знаю, мам, что-то голова кружится. Давление, наверное, — я пожимаю плечами и обхожу мамку, иду на кухню.

— А по утрам не тошнит, Ань? — догоняет вопрос мамки в спину.

Я на миг споткнулась на ровном месте.

— Ага, сегодня что-то подташнивало, но мне кажется, это из-за оладий… они очень масленые были…

— Ох, Анька! — мамка вскидывается, и тут же на мои плечи ложатся её руки, она резко поворачивает меня к себе. — Ты с Димкой своим спала? — смотрит на меня выжидающе, а в глазах у самой влага застыла.

— Мам, ты о чем?

До меня в первые секунды совсем не доходит, о чем она говорит. Только после того, как я вижу, как меняется выражение её лица, понимаю, в чем вся суть её вопроса заключается.

— Ну, говори? — встряхивает она меня за плечи.

— Даже если и так, мам, мне уже давно есть восемнадцать и… — я запинаюсь, — …я не беременна, мам. Это просто обычное недомогание.

— Завтра пойдёшь к врачу, — мамка отпускает плечи, и я чувствую, что хватка у неё была будь здоров, синяки теперь останутся точно.

— Мам, если тебе от этого будет легче, то схожу, — беззаботно отвечаю ей.

— Мне точно будет легче, Ань, по крайней мере, буду точно знать, что не нужно через девять месяцев готовиться к рождению внука. И посмотри, когда у тебя были последние месячные.

***

— А ты тест делала? — спрашивает пожилая гинеколог, не глядя на меня.

— Нет, — отвечаю, а у самой по позвоночнику холодной змейкой страх скользит сверху вниз и обратно.

— Ну, а что ж ты?! Сказать на сто процентов точно я пока не могу, что ты беременна, но первые признаки на лицо: и матка увеличена, и задержка…

У меня в пятках душа замирает. Нет, не может этого быть. Димка же всегда презервативы надевал.

— Но как такое возможно? У нас всегда была защита, — бормочу себе под нос.