Вся проза в одном томе - Юрий Кудряшов

Всё закончилось самым неожиданным образом и гораздо скорее, чем я предполагал. Ранним вечером, когда я ещё ехал домой с работы, на мой мобильный поступил звонок с незнакомого номера. Я сразу понял, что это Ядрин, и весь напрягся от предвкушения правды. Именно правда манила меня больше всего, вне зависимости от того, какой она была.

– Я слушаю.

– Здравствуйте, – отозвался в трубке хриплый, но уже полюбившийся мне голос сыщика. – Это Ядрин. Можете говорить?

– Я весь внимание.

– Ваша супруга сегодня весь день была дома, только в магазин выходила. В четыре, как обычно, уехала на работу. Я следил за ней. Сейчас она там.

– А машина?

– Насчёт машины я выяснил. Это внук одной старушки с первого этажа. Она уже на ладан дышит. А он, по всей видимости, уговаривает её переписать завещание, которое она почему-то оформила на соседку.

– А курсы?

– Я говорил с её педагогом. Она исправно посещает занятия. Не пропустила ещё ни разу. И в тот день была как обычно. Педагог показался мне видным мужчиной. Я сначала подумал, что он и сам вполне может быть её любовником. Поговорил на всякий случай с её однокурсницей. Она подтвердила информацию и к тому же поведала мне, что их учитель – гомосексуалист.

Я замер, глядя в одну точку, и не знал, что сказать.

– Вы слушаете? – спросил сыщик после продолжительного молчания.

– Да-да, что-нибудь ещё? – опомнился я.

– Так, между прочим, – продолжил Ядрин. – То колье подарил Вашей жене некий Степанов Валерий Иванович. Он уже полгода живёт и работает в Штатах… Что скажете? Мне продолжать слежку?

– Пожалуй, нет. Спасибо.

– Не за что. С Вас ещё пять тысяч. Искренне рад за Вас. В подавляющем большинстве случаев подозрения оправдываются. Так что радуйтесь, любите друг друга и будьте счастливы.

Казалось бы, я и должен радоваться. Но мне вдруг почему-то стало мерзко на душе. Я поймал себя на том, что уже смирился с мыслью о Настиной измене. Я репетировал про себя душещипательную речь, которую прочитал бы ей. Но самое ужасное то, что я возненавидел её, жаждал мести, поверив глупому стечению обстоятельств. Она любит меня, честна со мной, чиста передо мной и верна мне – а я осквернил нашу любовь глупыми беспочвенными домыслами. Каким же идиотом я выгляжу в глазах Ядрина! А главное – в глазах самого себя! Она ничего не знает, но я-то знаю. И буду помнить всегда. И это всегда будет стоять между нами. Я позволил себе ненавидеть её – и теперь из-за этого ненавидел себя.

Вся эта история казалась мне самым мерзким и постыдным происшествием в моей жизни. Я поступил как последний кретин. Я поступил как слабак – не решившись самостоятельно узнать всю правду, тайком нанял сыщика следить за Настей. До чего противно! Я поставил себя на её место: если бы она на основании столь же глупых случайностей наняла Ядрина следить за мной – как бы я к этому отнёсся, если бы узнал? Вдруг мне показалось, что это обидело бы меня ещё больше, чем обидела бы её измена. Тайная слежка друг за другом – худшее проявление недоверия – что может нанести больший вред миру и согласию в семье? И чем это лучше банальной измены? Получается, это я изменил Насте, а не она мне!

Я видел лишь один способ выйти из этой ситуации, перечеркнуть и забыть эту глупую историю. Я должен был рассказать всё Насте как есть, чтобы вместе с ней посмеяться над собственной глупостью и слабостью. Честное и откровенное признание – только оно могло вернуть ощущение взаимного доверия, мира и согласия в семье. Только оно могло снять с моей души этот тяжёлый камень.

Я завёз Ядрину его гонорар, забрал её фотографию и тут же помчался домой. Я с трудом дождался её возвращения с работы. Минуты казались мне вечностью. Я ходил по квартире, словно шизофреник, репетируя вслух всё то, что собирался сказать ей. От нервов у меня тряслись руки. Оставь я всё втайне – это сгубило бы нашу любовь. Расскажу ей всё – и наш союз только укрепится. Ошибка, которая признана и исправлена – уже не ошибка, а ценный опыт, как нельзя лучше сближающий людей.

Стоило Насте переступить порог нашей квартиры – как я буквально задушил её в своих объятиях.

– Что с тобой? – удивилась моя благоверная.

– Настенька, прости. Прости! Ради Бога прости меня! Я такой идиот! Я сделал такую чудовищную глупость! Я должен всё тебе рассказать.

Не выпуская её из объятий, даже не давая ей раздеться, не давая вставить ни слова, я скороговоркой оттарабанил заготовленную речь, боясь остановиться, боясь забыть хоть слово, боясь задуматься и не решиться продолжить. Настя глядела на меня большими круглыми глазами, впервые видя меня в таком состоянии.

– Милый, – тихо прошептала она, как только я закончил, – милый, родной, успокойся! Какая глупость, Боже мой! На что ты потратил десять тысяч! Зачем? Ради всего святого, ну зачем ты это сделал?

Она упрекала меня, но упрекала с улыбкой на лице. И я понял, что всё прощено и забыто. Всё закончилось, и камень упал с моей души.

В этот момент я любил её больше, чем когда бы то ни было. В этот момент её лицо, её улыбка казались мне поистине самым прекрасным, что я когда-либо видел. Никогда впредь она не казалась мне такой красивой. И никогда впредь мы не обожали друг друга так сильно и страстно, как в тот вечер. Это был миг счастья, который навсегда останется светлым пятнышком в моей памяти, невзирая на всё то, что произошло дальше.

3

Истина

Неделей позже за досрочно выполненную работу шеф разрешил мне не возвращаться в офис после обеда, а ехать прямиком домой. Я, разумеется, решил сделать Насте сюрприз – не звонил ей и не предупреждал о своём преждевременном возвращении…

Почему я сказал «разумеется»? Да потому что первое же предложение этой главы вызвало в памяти читателя, как и в моей, множество пошлых анекдотов. И дальнейшее до тривиальности предсказуемо. Быть на месте этого анекдотического мужа в реальности – что может быть отвратительнее? И что может быть отвратительнее, чем писать всё это сейчас о себе самом, представляя себе ехидную ухмылку на лице читателя, дескать: «Ага, ну дальше уже всё понятно! Эх, дурак! Не надо было прекращать слежку! Надо было ещё денёк последить для профилактики!»

Вы, верно, предвкушаете сцену порнографического содержания, невольным свидетелем которой я стану, войдя в квартиру. Но я Вас разочарую. Всё гораздо интереснее, чем Вы думаете. И всё самое интересное случится прежде, чем я дойду до двери подъезда.

Будучи ещё метрах в ста от дома, я заметил издали ту самую машину. Сомнений не было: это была «блестящая», о которой говорили старушки. Огромный чёрный джип красовался возле нашего подъезда и не мог не привлечь внимание. Он на порядок выделялся размером, красотой и дороговизной среди всего отечественного автопрома, что стоял рядом. Я видел его впервые. В памяти промелькнула вся эта история со слежкой, которая теперь вызывала у меня только ироничную улыбку.

«Видно, парень всё никак не уговорит бабку переписать завещание, – подумал я. – Ну что ж, удачи тебе, дружище!»

И вдруг из подъезда вышел Ядрин.

«Чёрт возьми, что он тут делает?»

Ядрин огляделся по сторонам, но меня не заметил.

«Тоже мне сыщик!»

Ядрин подошёл к джипу, сел в него и уехал.

И тут словно острый нож пронзил моё сердце. Я замер на месте и не мог пошевелиться. Мои ноги будто сковали цепи. Мелкая ледяная дрожь промчалась по всему телу до кончиков пальцев. Холодный пот проступил на лбу. Я почувствовал, что побледнел как полотно. Всё моментально сошлось в моей голове:

Жена не раз приходила в мой офис. Там-то он её и увидел.

В доме много наших совместных фотографий. Меня он тоже наверняка знал в лицо. Что он почувствовал, когда я зашёл к нему в кабинет? Хладнокровный и непроницаемый – настоящий шпик! Ни один мускул не дрогнул. Спокойно меня выслушал, а сам уже знал наперёд каждое моё слово. И наверняка уже знал, что скажет мне, когда позвонит вечером.

История с бабкой и завещанием – блеф!

Учитель-педераст – ерунда!

Ухажёр, живущий в Америке – вымысел! Даже имя ему придумал. Или услышал от Насти.

Чёрт возьми, до чего складно набрехал! До мельчайших деталей! Ему бы сценарии писать!

Я представил себе, как они вдвоём хохочут надо мной. Надо же было так лохануться! А противнее всего было вспоминать момент, когда я просил у Насти прощения. Таким идиотом меня ещё никто не выставлял! А она всё знала и «простила» меня. Ох как она смеялась про себя!

Именно в этот момент совесть во мне умерла раз и навсегда. Гнев переполнил меня так, что я чуть не лопался. Бледность на моём лице моментально сменилась агрессивной краснотой. Я сжал кулаки так крепко, что захрустели кости. Я готов был бежать со всех ног домой и порвать её на мелкие кусочки голыми руками. Я начал бояться сам себя, потому что никогда ещё не испытывал такой жгучей, испепеляющей ненависти. Никогда ещё не чувствовал в себе отчётливое желание и готовность убить человека. В моей голове пронеслась мысль о тюрьме.