Прежде чем я усну - С. Уотсон

— Да, — отвечаю я. — Позвони, пожалуйста.

— Я люблю тебя, Кристин. Всегда помни об этом.

Он закрывает за собой дверь. Я поворачиваюсь и возвращаюсь в гостиную.

Немного позже, около полудня. Я сижу в кресле. Посуда вымыта, тарелки аккуратно стоят в сушке. Белье крутится в машине. Я придумала, чем себя занять.

Но сейчас я почувствовала опустошенность. Бен сказал правду — у меня нет памяти. Ничего не помню. В доме нет ни единой вещи, которую я бы помнила. Даже фотографии — ни вокруг зеркала, ни в дневнике — не вызывают никаких ассоциаций, и с Беном у меня не связано никаких воспоминаний, не считая нашего утреннего общения. Как будто моя память стерта.

Я закрываю глаза, пытаюсь вызвать что-нибудь из небытия. Хоть что-нибудь. Вчерашний день. Прошлое Рождество. Любое Рождество. Свою свадьбу. Ничего.

Встаю, брожу по дому. Из комнаты в комнату. Медленно, словно дрейфуя. Веду рукой по стенам, по столам, по изгибам мебели… Но на самом деле ничего не ощущаю. Как же так получилось? Я размышляю. Рассматриваю ковры, разноцветные половички, фарфоровые фигурки над камином, коллекцию декоративных тарелок на стене в кухне. Пытаюсь внушить себе, что это мое. Все это — мой дом, мой муж, моя жизнь. Но нет, это не принадлежит мне. Открываю шкаф в спальне, в нем висит незнакомая мне одежда — аккуратно, словно пустая оболочка некой женщины-невидимки. Женщины, в дом которой я проникла, попользовалась мылом и шампунем, надела халат и тапочки. Она затаилась во мне, как призрак, холодный и неприступный. Утром я со странным чувством перебирала белье в ящике, рассматривала трусы, лежавшие вперемешку с колготками и чулками, как будто боялась, что меня застукают. Когда я обнаружила в глубине шелковые трусики с чулками, мне стало ужасно неловко — такое белье покупают не только для себя. Наконец, положив все обратно в том же виде, я выбрала бледно-голубые трусы и лифчик, натянула плотные колготки, надела брюки и рубашку.

Потом я села за туалетный столик, чтобы рассмотреть хорошенько свое лицо. Я осторожно подняла глаза на отражение в зеркале. Я разглядывала морщины на лбу и мешки под глазами, улыбнулась, увидела свои зубы, тонкие морщинки в углах рта, «птичьи лапки» вокруг глаз. Я заметила пигментные пятна на коже, а на лбу странное бледное пятно, похожее на не до конца прошедший синяк. Я нанесла немного тонального крема. Потом чуть-чуть пудры и румян. Мне представилась женщина — моя мать, как я понимаю, называвшая это «боевой раскраской». И сегодня, после того как я накрасила губы и ресницы, это выражение было точно к месту. Я действительно ощущала, что готовлюсь к некой битве или битву готовят для меня.

Отправить меня в школу. Сесть и накраситься. Я пытаюсь представить еще какие-нибудь действия мамы. Но безрезультатно. Только какое-то марево, бездонные провалы между крохотными островками воспоминаний, годы, ушедшие в никуда.

Я в кухне. Открываю шкафчики: упаковки пасты, пачки риса «Арборио», банки фасоли. Я не знаю этих марок. Я вдруг вспомнила, как ела тост с сыром, рыбу на пару, сэндвичи с солониной. Я беру наугад банку с надписью «Молодой горошек» и пакетик с каким-то «кускусом». Понятия не имею, что там внутри, и уж тем более — как это готовить. Как я выкручиваюсь, хозяйка дома?

Я вижу доску для письма, которую показал мне перед уходом Бен. Она грязно-серого цвета, слишком много слов было на ней написано, стерто, другие написаны поверху, исправлены, и от каждого остался еле заметный след. Интересно, что я прочитала бы, если бы «вскрыла» все слои, до самого начала, расшифровав таким образом свое прошлое, но понимаю, что это ничего не дало бы. Уверена, я бы обнаружила краткие напоминалки да списки покупок и домашних дел.

«Неужели это вся моя жизнь? — думаю я. — И это все, что у меня есть?» Я беру фломастер и пишу: Приготовиться к вечеру? Ничего выдающегося, зато надпись моя.

Послышался какой-то звук. Мелодия. Прямо из моей сумки. Открываю ее и высыпаю все содержимое на диван: кошелек, пачка салфеток, ручки, помада, пудра, чек за два кофе… И записная книжка. Размером с ладонь, на обложке — цветочный орнамент, в переплет вставлена ручка.

Нахожу телефон, который, как я понимаю, описывал Бен: он маленький и пластиковый, какой-то игрушечный. Звенит звонок, мигает экран. Я нажимаю, как мне кажется, на нужную кнопку.

— Алло, — говорю я.

Мне отвечает незнакомый мужской голос:

— Алло. Кристин? Это Кристин Лукас?

Мне не хочется отвечать. Фамилия звучит для меня так же незнакомо, как и имя. Мне вдруг кажется, что небольшой участок твердой почвы, который я обрела, превратился в зыбучий песок.

— Кристин, вы меня слышите?

Кто это может быть? Кто знает, где я и кто я такая? Но я понимаю — это может быть кто угодно. Чувствую, как мной овладевает паника. Палец тянется к кнопке, чтобы выключить телефон.

— Кристин, это я, доктор Нэш. Ответьте, пожалуйста.

Имя мне незнакомо, но все же я говорю:

— Кто это?

Человек отвечает уже по-другому, как будто с облегчением:

— Это доктор Нэш, я ваш врач.

Я снова напрягаюсь.

— Врач? — Мне хочется добавить, что я не больна, но даже в этом я не уверена. У меня вдруг резко начинает кружиться голова.

— Да, — говорит мужчина. — Вы не волнуйтесь, мы пытаемся разбудить вашу память. Все хорошо.

Я отмечаю, что он говорит в настоящем времени — «пытаемся». Значит, это еще один человек, которого я не помню.

— Что значит питаемся?

— Мы вместе хотим достигнуть улучшения. Понять, что конкретно вызвало провалы в вашей памяти, и можем ли мы повлиять на это состояние.

Вроде все логично, хотя у меня тут же возникает новая мысль: почему Бен не упомянул о враче сегодня утром?

— Вот как? А что именно мы делаем? — спрашиваю я.

— Мы с вами встречаемся регулярно уже несколько месяцев. Два раза в неделю, как правило.

Звучит неправдоподобно. Человек, с которым я якобы встречаюсь регулярно, но которого совершенно не помню.

Простите, но мы с вами незнакомы, — вот что мне хочется ответить. — Я не знаю, кто вы такой.

Но я молчу. То же самое я могла бы сказать и мужчине, рядом с которым проснулась, а ведь он оказался моим мужем.

— Я вас не помню, — говорю я.

— Не волнуйтесь, я это знаю, — говорит он с особой мягкостью.

Если все это правда, то он, должно быть, действительно все понимает. Он утверждает, что наша очередная встреча назначена на сегодня.

— Сегодня? — восклицаю я. Снова вспоминаю утренний разговор с Беном, список намеченных дел на доске в кухне.

— Но мой муж ничего мне не сказал, — и понимаю, что впервые назвала Бена своим мужем.

Пауза. Затем доктор Нэш говорит:

— Боюсь, что Бен не знает о наших встречах.

Я, конечно, замечаю, что он знает имя моего мужа.

— Как это может быть?! Он бы обязательно предупредил меня.

Доктор вздыхает.

— Пожалуйста, поверьте мне, — просит доктор Нэш. — Я могу все объяснить вам при встрече. Мы с вами достигли больших успехов.

«При встрече». Интересно, как это возможно? Сама мысль о выходе из дому без Бена, даже если этот врач знает, где я живу и кто я, внушает мне ужас.

— Простите, но я не могу.

— Кристин, это важно. Посмотрите в ежедневник, и вы убедитесь, что я говорю правду. Вы нашли его? Он должен быть в вашей сумке.

Я беру книжечку из кучи вещиц на диване с шокирующей датой на внутренней обложке: 2007 год. На двадцать лет позже, чем надо.

— Нашла.

— Посмотрите на сегодняшнюю дату, тридцатое ноября. Там запись о нашей встрече.

Я не понимаю, как сейчас может быть ноябрь, а завтра декабрь, но листаю тонкие, как папиросный лист, странички до нужной даты. Вижу между страницами обрывок бумаги, на котором незнакомым почерком написано: 30 ноября — встреча с д-ром Нэшем. И ниже: не говорить Бену. Интересно, видел ли это Бен, роется ли он в моих вещах?

Нет, решаю я, с какой стати! Остальные страницы пустые. Ни дней рождений, ни вечерних планов, ни гостей. Неужели здесь вся моя жизнь?

— Хорошо, — говорю я.

Доктор сказал, что заедет за мной, что он знает адрес и будет через час.

— Но мой муж…

— Не бойтесь. Вы вернетесь домой задолго до его прихода. Гарантирую.

Бьют часы на каминной полке, я оборачиваюсь. Они под старину — большой циферблат в деревянном ящике, римские цифры. На часах половина двенадцатого. Рядом лежит маленький серебряный ключик, видимо, от них. Бен должен заводить часы каждое утро. Они действительно старые, даже интересно, откуда они у нас появились. А может, у них нет никакой истории, во всяком случае, связанной с нами, а мы просто увидели их на рынке или в комиссионном магазине, и одному из нас они приглянулись. «Скорее всего Бену, — тут же решаю я. — Мне эти часы не нравятся».