Сосуд скудеющий (трилогия) - Ангелина Прудникова

Карина отчужденно сидела за столом, наблюдая все это великолепие: это единственное, что радовало ее в этот вечер. Взбалмошный Вадим притащил ее сюда без всякого приглашения, заявив, что ему одному будет скучно, а ей все обрадуются. Чудак! Ему можно — он приехал из Севастополя и давно всех не видал. А она зачем-то согласилась — зачем? Решила, что сходит, ничего страшного: друзья ведь, хоть и прежние. Ан не все так думают: не очень-то любезно ее тут встретили. Сергей улыбнулся ей при встрече ровно настолько, чтобы никто ничего не заподозрил — чуть посдержанней, чем остальным. И сейчас Карина чувствовала себя тут неуютно, особенно после того, как Вадим с порога заорал: «Ребята, посмотрите, кого я к вам привел: соловья нашего, птичку редкую!» Но ему народ обрадовался, как редкому гостю, а ей — разве что мужики, да и те тайком от ревнивых жен. Это раньше, когда все были молодыми, ее упрашивали спеть в компании, да она и не ломалась, уговаривать не надо было: как запоет свою песню — кто плачет, кто подпевает; но только она знала, что песни ее — все до одной — Сергею предназначались. А теперь некому стало петь, и песни ее никому не нужны.

Вадим по приходе как-то сразу откололся от нее, оказался в центре толпы его давно не видели, окружили, оттеснили, а ее, хотя тоже давно не видели, — но и еще бы сто лет не видали, так она поняла. Скорее, наверно, удивляются, как она посмела к Сергею в дом придти. Вот Карина и сидит, скучает, разглядывая шикарный стол, которого сама она никогда бы не сумела приготовить. А вот Татьяна сумела — значит, она такая же, как и они, она легко впишется в их компанию, да и попробовали бы ее не принять — она ведь стала женой Колобка, а это не какая-нибудь Муся с пляжа. А вот Карина не смогла стать его женой — не то, чтоб он этого не хотел, а круг этот, окружение его, не допустило бы. И не допустило. Она-то это знает. И вот сейчас у Сергея новая жена, и она уже успела родить ему сына. Обо всех этих новостях Карина узнавала уже «пост фактум». Ну что ж, не судьба, значит, ей с Сергеем.

Гости, наконец собравшись за столом, радостно принялись произносить первые здравицы в честь юбиляра; конечно, все речи были подготовлены на высшем уровне, все было заучено и отрепетировано заранее. Первой была оглашена «Ода Колобку». Две самые разбитные жены своих мужей развернули свитки, и… с их легкой руки Колобок «покатился». Он прошел все стадии, проходимые интеллигентами Усть-Никольска, чтобы стать уважаемым в городе человеком: родился, учился, поступил в техникум; закончив его, поступил в институт. Женился, родил сына, из комнатушки перебрался в квартиру, пусть и в не самом престижном доме и квартале; купил тачку, «Жигули» — верх желания, все аплодируют, — закончил институт и — покатился дальше: занял хорошо оплачиваемую должность, начал строить дачу… Подруги пели «Оду» с неподдельными радостными всхлипами (и мы, мол, такие же — из грязи в князи!) и торжествующими криками. Карина внимательно слушала — да, действительно, все было так: Сергей упорно пробивался по нужной стезе, хотя мать его была простой, неграмотной деревенской женщиной. И все это благодаря тому, что умел дружить с кем надо. Не бросал в беде «друзей», когда все уже от них отворачивались. Потом папы своих сыновей оценили эту дружбу — и у Сереги все сладилось в жизни. Правда, чуть было не загремел вместо дружка в тюрьму ничего, родители дружка и его вытащили: все за дружбу, за благородство. Потом до своего уровня подняли — работу нашли престижную, доходную. Правда, Людмила, жена его, не выдержала таких испытаний дружбой — когда все уже, казалось, наладилось, умерла вдруг от сердечного приступа, и московская клиника (опять папы старались) не помогла. Но… Колобок покатился дальше.

Женщины, забыв упомянуть о Людмилиной кончине — она не совсем вписывалась в «Оду», — запели о новых, достойных похвал, достижениях Колобка: он недавно женился, взял в жены красивую, хозяйственную Танечку, которая тоже не подвела: тут же родила ему, и не кого-нибудь, а сына (это тоже было очень престижно в Усть-Никольске) — нового богатыря, который, конечно, пойдет по папиным стопам и повторит его блестящий путь (без смерти жены, конечно). «Ну чего нет у нашего Колобка? — верещали подруги. — Все есть!» Красавица жена, «Жигули» под окном, два сына, работа, квартира, даже кожаное пальто; стол, ломящийся от яств, и — такие друзья, как они, окружение, с которым он никогда не пропадет. Все есть, чего еще желать? Да нечего! Виват!!

Сергей, довольно сияя, стоя выслушивал поздравления. Когда речь пошла о жене и новорожденном сыне, он небрежно, не глядя на Татьяну, обхватил ее за плечи, как бы говоря ей: «Не бойсь, не обижу», а друзьям: «Не самый, конечно, лучший вариант, но семье нужна хозяйка, мужику — баба, эта навязалась — какая разница?..» Карина ужаснулась: «Да он же ее совсем не любит», — но это ее не обрадовало, а больно укололо, и она тут же пожалела молчаливую — тоже, видать, чувствующую себя не в своей тарелке, — Татьяну. Она вдруг показалась ей какой- то жалкой, недостойной этого «высокого» окружения, да и молчаливость ее, наверно, тоже не от великого ума…

Горячо проаплодировав «Оде», гости снова дружно принялись за манящие закуски, заедая ими неограниченные порции коньяка и водки, и за столом сразу стало тихо и как-то пустынно.

Карина приняла решение держаться независимо. С Колобком они более чем друзья… были, все это знают, и здесь ей нечего стесняться. А на остальных она — плевала, хотя они и смотрят на нее, не видя: она не их круга, человек «из народа», ее можно и не замечать. У нее ведь нет сына, машины, кожаного пальто наконец, так чего ей здесь надо? Колобок тоже «из народа», но у него уже есть все. А она жить не умеет. Так пусть сидит в своей коммуналке. А личные качества здесь ни при чем, если они не работают, не создают всех этих благ. Во время танца одна из жен не удержалась, — проплывая мимо Карины, она процедила сквозь зубы: «Чужих нам здесь не надо», — явно относя это к ней, чем, как рассудила Карина, уронила саму себя до «жучки подзаборной» и обнаружила свое истинное лицо — тоже «народное». Все они такие, «благородные»… А может, не так уж и беспричинно «жучка» к ней цеплялась: ведь поставить рядом Карину и их, жен своих мужей, невозможно, они тут же и проиграют; ровесницы, а опустились, обрюзгли, работу с праздником путают: одна в футболке пришла в гости, другая в свитере и рейтузах, на головах — мочалки, не у всех, конечно, через одну; а поговори с ними — от такой косности мысли сразу заскучаешь. Одно знают: как салат состряпать да в каком магазине и что вчера давали. Скучища! А тоже — «из себе мене корежат»…

После танцев, когда публика достаточно разогрелась, был запланирован «коронный номер» компании: женщины показывали «варьете». Это, в их понятии, был особый шик, высший пик «бузы». Только горячительного хлебнуть побольше надо. Тут уже кто на что был способен — оголяли все что можно, украшая прочие места: пестрые и прозрачные тряпки, шляпы, перья, черные чулки и косметика — все шло в ход. И зрелище, действительно, было потрясающим.

Трудно было хоть как-то столь разнокалиберных женщин подравнять, но всеобщая оголенность и желание шокировать своим макияжем и необычностью «номера» объединяла их. Мужчины, как правило, этого номера не выдерживали: они бурно реагировали на канкан, кое-кто от восторга аж вскакивал на стулья, кто-то в порыве экстаза норовил взобраться на стол… Карина (она как чужая не принимала участия в канкане, да и была не готова к этому), посмотрев на реакцию мужчин и на поднимающиеся вразнобой, разного калибра — тонкие, кривые и слишком пухлые — ноги их жен, решила удалиться в спальню, угол которой, с шикарным трельяжем, заманчиво виднелся в приоткрытую — под мореный дуб дверь.

За дверью, в детской кроватке, стоящей у стены, она увидела спящего новорожденного Колобка — того, которому уже уготовано было прокатиться по проторенной батькиной стезе и приобрести в своей жизни, возможно, нечто посущественнее, чем старые «Жигули» и кожаное пальто, и, может, даже занять более высокое положение в этом обществе, чем папаша. Карина ревниво присмотрелась к спящему младенцу и, не обнаружив сходства с Сергеем, потеряла к нему интерес.

Кроме кроватки и трельяжа, в «шикарной» спальне, отделанной по стенам деревом, Карина ничего больше не приметила. Правда, на полу лежало еще нечто, к чему Карина подошла, чтобы рассмотреть поближе. Это оказалась безногая, полуразвалившаяся тахта, доски которой вылезали из-под обшивки, — провалившаяся и наспех закинутая застиранной узкой дерюжкой, из-под которой выглядывало несвежее белье. «Неужто на этом ложе наши молодожены состряпали своего чудо-богатыря?» — не поверила Карина, разглядывая то, что, конечно, не предназначалось для чужого глаза. Ей стало жалко чету Колобков. «Ну приобретут они спальный гарнитур, не все сразу, еще не успели…» — успокаивала она себя.