Лесные командировки Соловецкого лагеря в Карело-Мурманском крае. 1929–1931 гг. - Ирина Галкова

Заключенными осуществлялись все же не все этапы работы: часть из них брал на себя лесозаготовительный трест. Так, в заметке о работах на Северной дистанции сказано, что «Согласно договорам с Желлесом заготовки производятся без вывоза леса»[36]. Кроме завербованных работников Желлеса к вывозу бревен (а иногда, возможно, и к самой вырубке леса) привлекались и крестьяне из местных сел и деревень. Эти работы тоже носили принудительный характер, и за отказ или даже высказанное недовольство крестьянин мог поплатиться переходом в разряд заключенных[37]. По воспоминаниям Ф.А. Трофимова, в конце 1920-х гг. студента Петрозаводского лесотехникума, учащихся регулярно отправляли на авральные работы по выкатке леса, причем работали они бок о бок с заключенными[38]. Но основной рабочей силой, принимавшей на себя большую часть работы – собственно вырубку и первичную обработку леса, во многих случаях вывоз[39], сплав, выкатку[40], погрузку[41] заготовленных бревен – были все же заключенные Соловецкого лагеря.

Положение заключенных 

Несмотря на то, что  лавинообразный рост числа заключенных был спланирован на  административном уровне, сам лагерь совершенно не был к нему готов. Особенно тяжелым оказался, судя по всему, 1929 год, на который пришелся пик поступлений новых арестантов. Кемский пересыльный пункт не имел достаточного резерва жилых помещений; бараки переполнялись сверх всякой меры, и само существование в них было немалым испытанием[42]. Из Кеми людей стремились поскорее отправить к месту работ, чтобы освободить пересылку для новых этапов[43].  

К месту работ на командировки Третьего отделения они отправлялись поездом в сопровождении конвоя, а по прибытии на станцию шли к месту назначения пешком. Все командировки были расположены вдоль железной дороги, однако порой до них приходилось идти по 15–20 километров. Преодолеть это расстояние после нескольких дней голода и мук в поездах и на пересылке могли не все. Начальник конвоя, сопровождавший этап в 200 человек от станции Пояконда до командировки Великий остров в ноябре 1929 г., рапортовал потом, что трое изможденных заключенных отстали от группы, двое из них замерзли насмерть. Судя по всему, такой результат при доставке рабочей силы был сочтен лагерной администрацией более чем успешным, так как конвоир не только не был привлечен к ответственности за смерть людей, но и получил премию[44]. 

Вновь открываемые командировки были в действительности просто местом, указанным лагерной администрацией по согласованию с лесозаготовительным трестом. Первые партии заключенных должны были сами обустраивать пространство будущего лагеря, ночуя до той поры под открытым небом или в шалашах. По их свидетельствам, сначала выстраивался дом для начальства и охраны, затем – здания штрафного изолятора, вышки для надзирателей, потом хозяйственные постройки и в самом конце – жилой барак для заключенных[45]. Жизнь на лесной командировке в описании бывшего сотрудника лагерной охраны предстает такой: «В дремучем карельском лесу, летом окруженные сплошными болотами, а зимой обледенелые и занесённые сугробами снега, стоят два-три барака для заключённых, небольшой деревянный домик для чекистов-надзирателей и, непременное приложение, – «крикушник» (карцер – И. Г.). Бараки сделаны из сырых тонких брёвен, между которыми положена моховая прокладка, и на полметра сидят в земле. Плоская крыша из тонких сырых жердей покрыта еловыми ветвями. Пол земляной. В бараке два яруса нар из тонких жердочек. Зимой от тепла в бараке снег на крыше тает, и заключённых, спящих на верхних нарах, мочат капли воды, протекающие сквозь щели между жердями. В бараке на четыреста-пятьсот человек три-четыре маленьких тусклых окошечка и две небольшие железные печки, которые зимой топятся всю ночь. Никаких столов и приспособлений для сиденья в бараке нет»[46]. 

В 2015–2016 гг. Международным Мемориалом было проведено две экспедиции, посвященные поиску и первичному исследованию серии командировок Третьего отделения Соловецкого лагеря, расположенных по берегам Ругозерской губы и пролива Великая Салма. Узловым пунктом для всех них являлась, судя по всему, станция Пояконда Мурманской железной дороги – именно через нее проходили этапы заключенных, доставлялись необходимые грузы и переправлялась в обратную сторону лагерная продукция[47]. Данные полевых исследований, проведенных на острове Великом, полуострове Киндо и Ковдском полуострове[48] в целом подтверждают картину, рисуемую мемуаристами, добавляя к ней некоторые новые детали. Обнаруженные остатки построек всякий раз расположены на берегу пресноводного озера – постоянного источника питьевой воды (оз. Морцы на Великом острове, Верхнее Ершовское и Круглое озера на Киндо, Лосиное и Гоголиное озера на Ковдском полуострове). Найденные остатки построек можно разделить на три типа. 

1. Большой жилой барак (две постройки на Верхнем Ершовском озере и одна на озере Морцы) – здание площадью примерно 9х24 м, состоящее из двух жилых отсеков 9х10 м и центрального пространства, в свою очередь разделенного на входной тамбур, из которого внутренние двери вели в жилые помещения справа и слева, и небольшую заднюю комнату (возможно, комнату начальника или охранника, если соотнести этот план с описанием Дж. Китчина[49]). Помещения, оборудованные двухъярусными нарами, должны были вмещать около 200 человек, а в экстремальных случаях и больше (повторяемая регулярно в мемуарах цифра в 300–500 человек, видимо, относится к заполнению именно такого барака). Судя по всему, эти здания строились по типовому проекту – такая же конструкция позже использовалась на лесозаготовках УСевЛОНа и Норильлага[50].

Большой барак на Верхнем Ершовском озере, полуостров Киндо. Правое жилое крыло и центральная часть с маленькой комнатой. Фото автора

 2. Малая однокамерная постройка размером примерно 7х7 м (два таких сруба обнаружены на Верхнем Ершовском озере, четыре – на Круглом). Сейчас трудно определить их точное предназначение, они могли быть привилегированным жильем (например, для охраны или начальника командировки) или использоваться для каких-нибудь подсобных нужд.

Малая постройка на Круглом озере, полуостров Киндо. Фото автора

 3. Малый барак – усеченная и несколько уменьшенная в масштабе версия большого жилого барака (два на Лосином озере и четыре на Гоголином) (илл. 3). Площадь постройки около 8х11 м, она, как и большой барак, имеет входной тамбур и расположенную за ним небольшую комнату, но общее жилое крыло только одно, размером около 8,5х8 м.

Малый барак на Гоголином озере, Ковдский полуостров. Фото Н.А. Ломакина

В стенах всех построек обнаружены пробуренные отверстия, служившие для крепления встроенной мебели (в большинстве случаев нар). Очевидно, что такой способ обустройства сильно ухудшал теплоизоляцию помещений, однако был в тех условиях, видимо, самым простым и быстрым.

Отверстия в стене и сохранившаяся часть встроенной конструкции. Круглое озеро. Фото автора

В бараках Гоголиного озера, сохранивших кое-где детали внутренней обстановки (фрагменты столов и нар) и межкомнатные двери, были обнаружены надписи, частично прочитываемые, сделанные карандашом на бревне одного из срубов и на дверном косяке другого. Указаны имена людей и места, откуда они прибыли. Одна из надписей, наиболее полная и хорошо сохранившаяся, читается так: «Абакумов В. В. 1930 г.… села Антушева 1908». Вторая дата, по всей видимости, является годом рождения.

Надпись на стене барака. Гоголиное озеро. Фото автора.

Дендрохронологический анализ бревен, из которых выстроены бараки на Круглом и на Ершовском озерах, показал, что большинство из них срублены задолго до описываемых событий – в начале XX или в XIX вв. Две пробы при этом достаточно четко показывают 1928–1929 годы – момент строительства бараков следует датировать именно по ним[51]. Странный возраст других бревен объясняется, судя по всему, тем, что для строительства использовали старую древесину – плавник, выносимый морем на берег. Имея в виду, что на жилье для заключенных администрация вернее всего желала сэкономить – а использование старой древесины означало экономию не только материалов, но и времени – такое объяснение представляется более чем логичным. Кроме бараков в двух местах (на Круглом и на Гоголином озерах) обнаружены фрагменты сооружений из жердей и досок, которые могут быть остатками караульных вышек. Трудно сказать, была ли вокруг лагерных пунктов какая-нибудь ограда. Тяжесть работ и суровые условия (лесорубы работали зимой), видимо, избавляли охрану от необходимости строгого надзора. Вокруг всех обнаруженных мест заметны следы старых вырубок – замшелые пни, в некоторых местах – оставленные штабели бревен. Возраст окружающего их леса не превышает ста лет. Лес, судя по всему, вырубался под корень, оставляя местность опустошенной после рабочего сезона.