Пять баксов для доктора Брауна. Книга 5 - М. Р. Маллоу

– Ну, что вы, Софи, – опять усмехнулся граф, – я не могу. Заниматься грабежом не в моих привычках.

– Прекрасно, – Саммерс широко улыбнулся княгине, – я удваиваю ставку.

Но граф Мордвинов заметил, как коммерсант подался было вперед, увидел, как скованы его движения, и засмеялся.

– Гонки? – сказал он. – В таком виде?

– В каком виде? – очень натурально удивился Д.Э.

– Софи, вы, кажется, опять дразните мужчин, – шутя упрекнул Мордвинов. – Провоцируете на подвиги!

– Что с вами произошло, мистер Саммерс? – со смехом спросила Долгорукая.

Коммерсант, улыбаясь, развел руками.

– Отрабатывал маневр, – признался он. – Это не дороги, это проклятие. В жизни больше не стану тренироваться в темное время.

– Что же вы так неосторожно? – Долгорукая с шутливым упреком покачала головой.

– Ну, знаете…

Автомобилисты засмеялись.

– Знаю, – смеясь, кивнула княгиня. – Уж кто-кто, а я знаю.

– Она у нас сорвиголова, – г-н Михайлов, командор «Автомобиль-клуба», покачал головой. – Авиатрисса. Сама водит свой «Делоне-Бельвиль».

– Оставьте, – отмахнулась Долгорукая и повернулась к молодым людям. – Всегда думала, что плохие дороги – наша, российская беда.

– О, нет, что вы!

– Но что действительно гадко, – княгиня передернула плечами, – так это наша погода. Климат Петербурга ужасен.

– Что вы, мадам! – Саммерс взглянул в ее глаза и понял, что спешка, с которой он произнес эти слова, и которой сам не ожидал от себя, была княгиней замечена, и решил взять себя в руки. – У вас хотя бы просто гололед. А у нас в Мичигане – сверху вода, под водой лед и все это слегка присыпано снегом. Так что я вижу для себя даже преимущество.

– Вы действительно намерены участвовать в пробеге? – серьезно спросила княгиня.

– Абсолютно.

– Но ваша травма?

– Наплевать.

– Ну, если вам так угодно, – скучно сказал граф Мордвинов, – сделайте одолжение.

Автомобилисты заспорили: председатель настаивал на гонке верстовой, Всеволожский предлагал круговую. То же самое с горячностью отстаивала юная баронесса.

– Простите, господа, что настаиваю, – сказал М.Р. Маллоу, с некоторым трудом переставая любоваться баронессой, – но мой друг не зря помянул погоду. Зимой не стоит слишком увлекаться скоростью. Здесь более важна выносливость машины. Поэтому я предложил бы пробег длительный, но не слишком. Скажем, в один из ближайших городов.

Пока основатели клуба обсуждали это предложение, княгиня Долгорукая как бы нечаянно оказалась рядом с компаньонами и увлекла их в сторонку.

– Господа, – она шутливо погрозила пальцем, – мы все равно все давно догадались, что вы здесь инкогнито. Ну же? Не хотите похвалиться своими успехами? Как жаль. Позволили над собой смеяться.

– Ах, ваше сиятельство, – Д.Э. покачал головой, – что же вы с нами делаете! Зачем это все? Нам и хвалиться-то особенно нечем.

Черные глаза обратились на М.Р.

– Ну, знаешь, третьим – не так уж и плохо, – сказал тот.

– Легко тебе говорить, – компаньон с досадой похлопывал по бедру перчатками. – Ты хоть второй.

– Брось, ты просто избаловался.

– Совершенная правда! – рассмеялась княгиня. – В гонках чего только не случится. Прошлым летом – вы слышали, конечно, о Киевском пробеге? – так вот, у Виленского лопнула шина, у Цейтшеля испортился радиатор, а у Эрле – руль. Фон Мекку попался на дороге нищий, который даже головы не поднял на сигнал. Несчастный Николай едва справился с своим авто. Ну, – она стеснительно улыбнулась, – а ваша покорная слуга была доставлена к финишу на машине Беккеля. Где, вы сказали, была гонка?

– В Индианаполисе, – сказал Д.Э.

– В Саванне, – сказал М.Р. одновременно с компаньоном.

Лицо княгини не изменило выражения.

– Давно ли? – поинтересовалась она.

– Летом, ваше сиятельство.

– Ну конечно! «Олдсмобиль» и «Луазье». Индианаполис и Саванна! Так, значит, ваши настоящие имена… – княгиня как будто спохватилась, прикрыла рот рукой в перчатке и обратила на двоих джентльменов выжидательный взгляд.

Но компаньоны только потупили очи и, улыбаясь, покачали головами.

Саммерс в задумчивости

Была уже почти ночь, когда двое джентльменов поднялись к себе в номер. Hôtel “Européenne” был действительно вполне européenne. Это особенно хорошо чувствовалось по цене.

Саммерс, поскрипывая бандажом, опустился в кресло.

– Нам понадобится переводчик, – сказал он. – Местный и ни в коем случае не имеющий отношения к «Автомобиль-клубу».

– Если он будет знать английский, или хотя бы французский, это неминуемо означает, что он из публики образованной, и наши с вами неспортивные методы выплывут наружу, – добавил М.Р., – А русского, дорогой компаньон, мы не знаем. Что будем делать?

Идея относительно того, как именно выигрывать гонку, пришла в голову М.Р. Маллоу, который полагал, что шутит, до тех пор, пока в дело не вмешался Саммерс. Он утверждал, что идея прекрасна, и что все, что нужно, сделают на заводе “Treugolnik” – знаменитом на всю Европу заводе резиновых изделий.

Но сейчас Д.Э. молча курил.

– В случае чего, закажем в Лондоне, – сказал М.Р. – Выйдет только немножко дороже.

Компаньон, скрипнув бандажом, уложился на спинку кресла. Он продолжал молчать.

– Да, но люди, – в глубоком раздумье продолжал М.Р. – Нам нужны переводчик, пресса… нет, главное – переводчик. Но как его найти? Как?

«Петербургский листок»

Автомобильный пробег

Петербург, 19 января. Назначен автомобильный пробег. Состоялся торжественный прием в помещении Автомобиль-Клуба. Председатель Клуба доктор Всеволожский провозгласил тост за Государя Императора, флигель-адъютант Свечин – за президента автомобильного общества великого князя Михаила Александровича. Тосты покрыты криками «ура» и гимном. 8 февраля в 9 часов утра назначен старт. В ралли участвует единственная женщина-автомобилистка, кн. Долгорукая.

– Что хочет этот человек? – с интересом спросил Саммерс, обращаясь к Долгорукой.

Сегодняшнее собрание было коротким. Автомобилисты покинули клуб в семь, чтобы, теперь уже как можно быстрее, начать приготовления.

– Который? – княгиня обернулась в ту сторону, где в мутном, желтом свете уличного фонаря граф Всеволожский отмахивался от умолявшей о чем-то личности.

Личность была одета в пальто и картуз с ушами, из которого были видны только нос цвета персидской сирени и запотевшие, несмотря на холод, очки.

– Ах, этот? Дрянь, репортеришко. Подробностей клянчит.

– Василий Павлович, – специально по-английски сказала юная баронесса (она очень жалела, что уезжает и не сможет участвовать в ралли), – не обращайте вы на него внимания. Он и отстанет.

– Не могу, душенька Галина Николаевна, – с досадой ответил ей Всеволожский, – совсем стыд потеряли.

Хотела ли баронесса Galina Nikolaevna, чтобы двое джентльменов поняли, в чем дело, или, может быть, не хотела, чтобы репортер узнал, что на него обратили внимание, но произошло неожиданное.

– Ваше Сиятельство, но я репортер “Peterburgsky Listok”! – английский личности обнаружил отличнейший акцент ирландского докера. – Всего пять минут! Окажите любезность!

Обернулся Мордвинов с брезгливым выражением лица и отчетливо произнес: “Gorodovoy!”. Репортер проворно отскочил и направился прочь. Это явно означало полицию. Каково же было удивление двоих джентльменов, когда вместо высокого, как положено, полицейского в форме, появился низенький, упитанный kossak, с такими же самыми выпученными глазами, что и у типа на площади, такой же закутанный и так же увешанный оранжевыми шнурами поверх своей черной шинели. Kossak оказался не kossak. Это был русский putoshnik.

Не мешкая, он поднес ко рту свисток, но Всеволожский махнул рукой: мол, не надо. Автомобилисты рассаживались по машинам.

– Давай за ним, – потребовал Д.Э. Саммерс.

Маллоу, шмыгая на морозе простуженным носом, яростно накручивал ручку стартера.

– Чертов авто!

«Модель-Т» трясся, испускал дым и заводиться не хотел – фордыбачился.

Мордвинов насмешливо крикнул что-то, сидя рядом с шофером в своем «Панар-Левассор». Саммерс разобрал «внушительных успехов» и, кажется, «продолжайте в том же духе!».

– Скажи ему: Посмотрим, кто будем смеяться последним! – потребовал он.

– Связались с дешевкой, – злился Маллоу себе под нос, – теперь расхлебывай! Давай, ну давай же ты, прах тебя побери!

«Модель-Т» чихнул в последний раз и рванул с места – задом. Маллоу пришлось пробежаться, затем он вспрыгнул за руль и компаньоны помчались в погоню.

Репортера догнали быстро – тот свернул на соседнюю улицу и шел быстрым шагом, пока не остановился у, как записал в блокнот Дюк, koukhmisterkaya. Вывеска выглядела так: «Полонезъ». Маллоу дал тормоз. В морозном воздухе плавали обеденные запахи. Репортер подошел под свет фонаря. Полез в карман, стараясь держаться в пятне света и сосредоточенно поковырял в ладони пальцем. Этот процесс вызвал у него некие затруднения, о которых можно было судить со сгорбленной спине и досадливому бормотанию. Порывшись еще в карманах, он извлек что-то, что, кажется, его обнадежило, но тут же выкинул на тротуар скомканную бумажку. Скорее всего, это был использованный билет в омнибус, кинематограф или мюзик-холл. Все эти действия привели к тому, что репортер постоял еще секунду, размышляя, и пошел себе прочь.