Битва за рейтинг - Артем Каменистый

Даже претензии начали предъявлять, требовать предоставить товар повыше качеством. Прикинь, как это выглядело? Ну Ашшот, ну Паксус, ну сами расскажите. У вас смешнее получалось. «Ааа! Оно целоваться полезло! Ааа! Оно меня трогало там! Ааа! Оно без уважения отнеслось к моей семье! Ааа! Оно за мной гналось и требовало любви!» Ну ребята, ну пожалуйста не молчите!

В ответ на это Паксус вновь завыл, а Ашшот ответил коротко и нехорошо:

— Сдохни!

Огрон, ничуть не обидевшись, начал объяснять сам. Торопливо, рвано, косноязычно, то и дело забегая вперёд, посмеиваясь невпопад, но в целом понятно.

— Чак, они оттуда сбежать попытались. Но там такая публика, что если к ним в клешни попал, то попал конкретно. Нагрузили их, мол, клиент не имеет право уйти без оказания услуг. Будь они из известных столичных семей, легко бы отвертелись, а таких провинциалов тут за людей не считают. Аристократ ты из дальних краёв или простой человек, им без разницы. Наши от них тикать, а те давай гоняться. Ну и куда там убежишь? Квартал, почти как крепость, и все местные в доле. Схватили наших любовничков, и на деньги разводить начали. Типа заведение дорогое, их обслуживать уже начали по полному разряду, а те беготню устроили. Нехорошо получается. Полагается оплатить услуги, даже если их не до конца оказали, ну и за беспокойство добавить не помешает. Развели обоих, да так развели, что денег у них не хватило. Даже часть одежды стянули. И они оставили Ашшота, типа в залог шайке бородатого, а Паксуса послали принести недостающее. А он вышел и бегом к страже. Прикинь, к местной страже. Хорошо, сказал сразу, откуда он. Так бы они ему бока намяли без разговоров, им ведь все бордели квартала приплачивают, чтобы не мешали всякие делишки проворачивать. В итоге Ашшота, как бы, освободили, но сказали, что на них теперь долг висит, а долги надо отдавать. Мол, если сами не отдадите, с семей ваших требовать станем. А кому оно надо, чтобы семьи узнали про такие приключения? И стражники все эти разборки слышали. А раз стражники слышали, считай, что вся столица слышала. Или даже вся Рава. Уверен, недели не пройдёт, как последний батрак будет рассказывать, как парочка учеников очень неудачно ошиблась дверью. Народ такие истории любит, так что вы, друзья, прославились конкретно.

Паксус завыл ещё громче, а Ашшот вновь обхватил голову руками.

— Откуда ты знаешь, что бордели стражникам приплачивают? — спросил я. — Ты ведь не из столичных.

Огрон подмигнул:

— Да это из их рассказа любому понятно. Но вообще-то я тут много всякого знаю, потому что слушаю ушами, а не тем, чем Паксус с Ашшотом слушают. Причём таких балаболов, как Ботс, даже не пытаюсь слушать. Может помнишь, я утром сказал, что Колючие Лилии для меня чересчур колючие?

— Так ты ещё тогда знал, что там не всё просто? — нахмурился я.

Огрон покачал головой:

— Ну... про все бордельные тонкости я знать не могу, но кое-что слышал. Да ты сам на них посмотри. Разве не видишь? Сразу видно, что из деревенского навоза только-только выбрались. Таких не то, что к борделям, таких к приличной конюшне подпускать нежелательно. То шутки с гараврой, то ещё что-нибудь такое же тупое. Ребята, да вы по жизни отстающие. Вам, ребята, надо книжки умные читать и дома сидеть. У вас на лбах написано, что вы простофили.

Я тоже покачал головой:

— Огрон, ты неправ. Ущерб репутации аристократов, это чересчур жестоко для шутки. Надо было предупредить.

— Да Чак, ты о чём вообще? Кого тут предупреждать? Ты глянь на них и вспомни, разве они станут слушать чужие советы? Говорю же: простофили недалёкие. Таким если что-то в голову каким-то чудом попало, словами не вышибить. Только жизненными ударами.

Резко подскочив, Паксус сел на койке, свесив ноги. В глазах пустота, физиономия припухшая, причёска выглядит так, будто целый день за вихры таскали.

И тут соседа прорвало на затяжной монолог. Сначала всё тем же неживым голосом, но чем дальше, тем торопливее и сбивчивее становилась речь, тем больше нарастало возбуждение. К концу короткого повествования Паксус почти в истерику впал, повысив голос до крика.

— Ты неправ. Хаос побери, ты совершенно неправ, Огрон. Я не простофиля, я хуже, я гораздо... гораздо хуже. Я не знаю, как... я не понимаю, почему со мной всегда такое. Всегда. Сколько себя помню, это постоянно. Я таким родился. Да, именно таким. Я ущерб ходячий, я выродок никчемный. Да-да, я самый последний выродок. Это сразу было понятно, с первого дня. Все, кто видели меня младенцем, сразу понимали, что будущего у такого неудачника нет, и не может быть. Я тоже всё понимал, но понимая, я ничего не мог с этим поделать. Не знал, не догадывался, как такое возможно изменить. Жил одной жизнью, мечтал о другой. Поэтому я начал врать. Я всегда всем врал. И вам я тоже врал. Я врал, во всём. Знайте, что я на самом деле не валял всех наших служанок на сеновале. Да я вообще никогда никого не валял. Я лишь раз попытался с одной дурочкой деревенской. Она была немая, кривоногая и толстая, как раскормленная свинья. И она так редко мылась, что от неё воняло за дюжину шагов. Но даже она мне не дала. Только смеялась. Беззвучно смеялась, когда я... когда я... Хаос, да как же она смеялась! Она ржала, как простуженная кобыла. И как же у неё воняло изо рта, как же воняло... Ребята, я думал, что тут, в школе, всё будет не так. Что тут, наконец, я стану жить той, другой жизнью. Что всё изменится. Тут не будет отца с его вечными придирками. Не будет косых взглядов и недовольства. Не будут указывать мне место и обзывать за спиной пустым нахлебником. Ведь тут не будет тех, кто с меня смеялись всю жизнь. И этот бордель... Мне ведь на самом деле не он нужен, это... это как бы символ. Символ начала новой жизни. Свобода. Свобода в лучшем месте столицы. Свобода там, где под боком будет самый знаменитый бордель. Бордель, где все мне всегда рады. Да тут, возможно, даже от порядочных девчонок обломится. Порядочных и нестрашных. Но я ошибался. Как же я ошибался... Для меня всё, как было, так и осталось. Это судьба. Я как жил в обмане, так и живу. Это не город проклят, это я проклят. Тут