Приключения великого герцога мекленбургского Иоганна III - Иван Оченков

Тысячу уэльских стрелков.

Сэр Джон Бэксворд был толстым, как кот,

А конь его был без подков.

Сэр Джон Бэксворд пил шотландский эль,

А к вечеру сильно устал.

Он упал под ель, как будто в постель,

И там до Пасхи проспал!

Айлэ, айлэ, как будто в постель,

И там до Пасхи проспал!

Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной...

Король Эдуард четырнадцать дней

Ждет Бэксворда отряд.

Десять тысяч копий и столько ж коней

Не пьют, не едят и не спят.

Король Эдуард восьмого гонца

Вешает на суку,

А Бэксворда нет, и вид мертвеца

Нагоняет на войско тоску!

Айлэ, айлэ, и вид мертвеца

Нагоняет на войско тоску!

Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной!..

Король Эдуард подписал приговор

Пот утерев с лица.

"Сэр Джон Бэксворд - изменник и вор,

И плаха ждет подлеца!"

Сэр Джон в Уэльсе спит на траве,

И шлем у его плеча.

И не ведает, что по его голове

Плачет топор палача!

Айлэ, айлэ, по его голове

Ох, плачет топор палача!

Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной!..

Лорд-канцлер Кромвель с войском спешит

К ущелью, где спит Бэксворд.

Королевский указ к уздечке пришит

У каждой из конских морд.

Войско идет, кончается год,

В Лондоне войска нет.

А французский флот переплыл Ла-Манш

И занял цветущий Кент!

Айлэ, айлэ, переплыл Ла-Манш

И занял цветущий Кент!

Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной!..

Сэр Джон в Уэльсе спит в кандалах,

Плечом опершись на ель.

А войско гуляет в Уэльских лугах

И пьет бэксвордовский эль.

Лорд-канцлер Кромвель в Лондон спешит

С мешком у луки седла.

А круглый предмет, что в мешке зашит, -

Голова Бэксворда, ха-ха!

Айлэ, айлэ, что в мешке зашит, -

Голова Бэксворда, ха-ха!

Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной!..

Король Эдуард в Париж привезен,

В железный ошейник одет.

А все потому, что в войске его

Джона Бэксворда нет.

А все потому, что забыл король

Присказки древней слова:

Что, покуда пьёт английский народ -

Англия будет жива!

И покуда пьёт шотландский народ -

Шотландия будет жива!

И покуда пьёт ирландский народ -

Ирландия будет жива!

И покуда пьёт шведский народ -

Швеция будет жива!

Услышав про пьющую Шотландию благодарные слушатели разразились приветственными криками и принялись подпевать. Похоже песня им понравилась. А я понизив голос закончил:

- Но покуда пьёт российский народ -

Планета будет жива!

А потом грянул с новой силой, заполняя звонким голосом пространство.

- Так налей, налей еще по одной,

С утра я вечно больной!

И еще, еще, еще по одной,

Пусть буду я вечно больной.

И вечно хмельной!

Из толпы горцев выступил Джон Лермонт и с поклоном заявил:

- Вы прекрасный поэт, ваше королевское высочество, пожалуй, после такого поражения я брошу занятия поэзией.

- Что вы друг мой, ни в коем случае не делайте так, напротив продолжайте свои занятия. Скажу вам больше, постарайтесь привить страсть к сочинительству вашим детям. И кто знает, может ваши потомки прославят род Лермонтов не только как храбрые солдаты, но и как искусные сочинители.

Наладив хорошие отношения с шотландцами, составляющими значительную часть шведский войск, я решил, что пора бы подружится и с русскими властями. Как я уже говорил, власть эту в Новгороде представлял воевода князь Одоевский Иван Никитич Большой. Вот к нему я и отправился в гости, взяв с собой неразлучных Лёлика с Болеком и Аникиту. Якоб Делагарди предупреждал меня, что князь-воевода держится русских обычаев и принимает гостей "совершенно варварски", но испугать ему меня не удалось.

Если князь и удивился моему визиту, то вида не подал. Встретил на крыльце с приличествующей обстоятельствам помпой. Княгиня нестарая еще женщина с румяным лицом с поклоном подала мне ковш "испить с дороги". Я грешным делом опасался что поднесут мне тройной перцовой, но, по видимому это была, точнее, будет, фишкой Петра Великого. В ковше был квас, причем довольно ядреный. Кстати, по словам Аникиты с которым я предварительно немного проконсультировался, почетным гостям подносят мед или заморское вино, но князь видимо таким образом выражал фронду. Но не тут- то было, не знаю как прочие иноземцы, а я выпил квасу с удовольствием и поблагодарил княгиню. Как говорят московские бояре, я представлял себе довольно слабо, но как то само собой у меня вырвалось в совершенно шолоховском стиле.

- Спаси тебя Христос, княгинюшка, знатный у тебя квас.

Наверное, если бы я станцевал вприсядку, поя при этом "ave Maria", княгиня удивилась бы меньше. На заросшем густой бородой лице князя эмоции выражались слабее, но похоже он также проникся. Нас пригласили в горницу, усадили на почетное место и стали потчевать. Закуски слуги натащили на хорошую гулянку, но я и мои спутники молоды, да еще военные, так что возможностью пожрать на халяву нас добрых молодцев не испугаешь.

Начинать разговор, прежде чем гость утолит голод и жажду верх неприличия, даже Бабе-Яге в сказках всегда говорят, ты меня накорми напои, а потом спрашивай. Так что боярин терпеливо дожидался, пока четверо молодых проглотов с завидным аппетитом уничтожают разложенные на столе припасы. Наконец, первый голод утолен, и мы переходим к деловой части визита. Первым начал воевода и велеречиво и витиевато выразил удовольствие от приема в Новгороде такого дорогого и знатного гостя, которого принимали с колокольным звоном как царскую особу.

- Ох, князь, льстишь ты мне сирому и убогому, нешто царей, где без хлеба-соли встречают?

Никита Иваныч поперхнулся и посетовал, что встречал меня сам Делагарди, а его до торжественной встречи не допустили, и как положено в немецких землях встречать столь высокородных гостей он не ведает.

- Да я чай не в неметчину приехал, что бы меня на иноземный манер встречали. - Медовым голосом пропел я боярину.

Похоже, шаблон хозяину я порвал напрочь, и он недоуменно моргает глазами. Лёлик и Болек помалкивают, будь разговор на польском они бы поняли, а так лишь с пятого на десятый. Аникита тоже молчит, лишь иногда усмехаясь в бороду. Он уже привык, что у меня язык без костей и плести словесные кружева я могу довольно долго.

- Видишь ли, боярин, в весьма трудном положении я. Король Швеции Густав Карлович безмерно опечален нестроениями в русской земле и, по христианскому обычаю желая помочь ближнему, послал меня разузнать, в чем причина этих нестроений и нельзя ли как-то помочь вашему горю. И вот приехал я к вам, а у меня дома жена молодая, ждет меня, печалится. Да в вотчинах своих я сколь времени не был, того и гляди лихие люди растащат добро мое без хозяйского пригляду-то!

- Так чем же я тебе помогу, князь? - оторопело спросил боярин. Очевидно, мои причитания о брошенных вотчинах нашли живое понимание в его сердце.

- Как чем дорогой мой Иван Никитич! Правдой, только ей родимой. Вот ты скажи мне, вы крест королевичу Карлу Филипу целовали?

- Целовали, князь, и от клятвы своей не отступим.

- Это хорошо, это просто бальзам на сердце мое израненное. И его королевскому величеству благоприятно узнать это будет, но ведь вы еще и обещались поспособствовать, что бы его брата на царский трон в Москве возвели. А меж тем в Москве какие-то польские прощелыги сидят и в ус не дуют. Того и гляди Сигизмунд королем станет и в латинство всю Русь введет.

- Не бывать тому! - Неожиданно твердо и с вызовом в голосе говорит боярин. - Не бывать Жигимонту нашим царем, хоть все свои животы положим, а не допустим такого бесчестия!

- О как! А кто в Новгород приехал жителей к присяге его сыну королевичу Владиславу приводить?

- Королевича Владислава дума боярская приняла, и он обещался веру православную принять, а не исполнил того. Да и ваш шведский королевич тоже!

- Вот то-то и оно что семибоярщина приняла королевича Владислава, а не земля русская. А надо бы земский собор созвать и там всей землей решить, кого звать на царство. И коли вся земля решит, что не стоять земле русской без православного государя, так и Карл Филип православие примет и любой иной кого бы ни выбрали. Внял ли боярин? Вот то-то же.

Выезжая с воеводского двора, я заметил, что в сторону митрополичьих палат побежал дворовый человек князя. Не иначе воевода решил поведать Исидору о чудном заморском герцоге, объявившемся в русской земле. Ну-ну!

Главный храм Новгорода это Святая София, как я слышал еще в прошлой своей жизни (смешно звучит правда?) самый древний христианский храм построенный славянами в нашей необъятной родине. В принципе, храм и храм, интересно посмотреть, конечно, раньше-то не довелось, но я теперь как-бы лютеранин и мне не то что бы нельзя, но надо. Тьфу, блин, совсем запутался! В общем, есть у меня дело, храм сей красоты чудной и святости превеликой интересен еще и тем что в нем есть ворота именуемые сигтунскими. Сигтуна, если кто не знает, это древняя столица Швеции и ворота сии новгородцы оттуда, как бы это помягче, увезли короче. После набега естественно. Неизвестно откуда молодой шведский король Густав Адольф про это прознал, но только пришла ему в голову блажь оные ворота вернуть на историческую родину. Он озадачил этим Якоба Делагарди, ну и меня попросил посодействовать. Причем если Якоб отнесся к поручению со всей серьезностью, то я сразу решил что сделаю все чтобы это мероприятие саботировать. Оно конечно я сейчас немецкий герцог, но в прошлой-то жизни был русским. Так что, хрен вам, дорогие товарищи, а не реституция культурных ценностей. Прежде всего, надо ворота осмотреть самому. Ну что же впечатляют, работа изумительная и без сомнения западноевропейская. Новгородские обыватели и церковные служки смотрят на меня, пока я любуюсь ими, мягко говоря, неодобрительно, но помалкивают. Не, нельзя такую красоту шведам, они люди суровые оценить так как мы не сумеют. Нафиг-нафиг, ибо не фиг! Никакой реституции. Выхожу наружу и вновь натыкаюсь на толпу нищих. Вновь потому что когда заходил уже видел. Вообще, немного бесит, куча профессиональных горластых бездельников выставляют напоказ свое убожество, часто и густо липовое. Ко мне, правда особо не лезли, я для них чужеземец, враг и вообще басурманин. А это еще кто? Из толпы выходит некто совершенно безумного вида в лохмотьях, веригах и прочем. Юродивый. Так, они пользуются непререкаемым авторитетом среди местных и плетью его нельзя. К тому же если верить классику, обладают даром пророчества или еще каким.