Царь Федор. Трилогия - Роман Злотников

Правда, долго эти отношения у меня не продлевались. Потому что уже через несколько дней вовсю разворачивался процесс сосания мозга. Мне начинали звонить, щебетать в трубку, требовать, чтобы я немедленно, сейчас же, и в Париж, и в Лондон, и в Милан, «ну как же так, пусик, ну ты же все равно туда летишь…», так что я плюнул и перешел, так сказать, на более формализованные отношения. А что? Все что мне требуется от баб в этом случае я получаю куда как более аккуратно и куда более высокого качества, да еще и нервы никто не треплет. И по деньгам выходит едва ли не дешевле.

— Мисс Светла, разрешите представиться… — завел Джек своеобычную чечетку, которую я не раз наблюдал в его исполнении в Сохо. Он был слегка двинут на викторианстве, и потому процесс «гона» у него выглядел эдак по-джентльменски старомодно.

Светла бросила на меня настороженный взгляд и, уловив мою разрешающую улыбку, кокетливо улыбнулась и протянула ручку. Джек впился в нее губами. Да уж, так можно девочке и синячок сделать. Вообще-то Джек — истинный англичанин. И по привычкам и по характеру. Со всеми вытекающими отсюда достоинствами и недостатками. Достоинства… ну то есть то, что я считаю таковыми, мне у них нравятся. Например, англичане не шибко ведутся на показную роскошь. Наши нувориши… ну ладно, и я в том числе, чего уж тут скрывать-то… одно время изо всех сил из штанов выпрыгивали, пытаясь сделаться в этой английской тусовке своими. Ибо английская тусовка до сих пор числится самой крутой на планете. То ли по привычке, то ли играет роль наличие конкретно в этой тусе такого крутого девайса, как королева, то ли дело в чем-то еще, чего я пока не сумел обнаружить, но факт остается фактом. Если тебя признали в Лондоне, то во всех остальных крутых туснях по всему миру к тебе будут относиться с уважением. И ты везде будешь считаться человеком «их круга». А вот наоборот — получается не всегда. Даже имея миллиарды, соря деньгами и будучи признанным светским львом в Торонто, Риме или Нью-Йорке (не говоря уж о нашей «деревеньке Ма-асковке»), ты все равно можешь натыкаться на поджатые губы и носить снисходительный титул «этого простоватого парня из Айовы…». Так вот, заработав бабла, мы кинулись в Лондон, чтобы стать совсем уж «как настоящие», но оказалось, что ни безукоризненный английский, ни Vasheron Constantin на запястье, ни прислуга, состоящая сплошняком из индийцев и филиппинцев, ни наемный шофер на личном «Rolls-Royce» не служат пропуском в лондонский свет. Нет, деньги есть деньги, и, что бы там ни говорили всякие интеллигентские морды, к людям, распоряжающимся капиталом свыше тридцати миллионов фунтов, англичане относятся вполне благосклонно. Даже если эти капиталы и слегка, так сказать, с криминальным душком (а других на бывшей одной шестой части суши и не существует). Но… несмотря на то что пацаны буквально выпрыгивали из штанов, пытаясь проканать «за своих», большинство так и остались «простоватыми парнями откуда-то из Азии».

Мне в этом смысле повезло несколько больше. Причем именно повезло. Не скажу, что я как-то это просчитал или, допустим, спланировал. Нет, просто мне в какой-то момент надоело изо всех сил тянуться за «большими дядями» и изображать из себя крутого лондонского тусовщика, и я плюнул и начал жить своей жизнью. Во-первых, я резко сократил походы по ресторанам и вечеринкам и снова стал готовить сам. Ну люблю я это дело, чего уж тут… И, во-вторых, купил себе яхту. Как позже выяснилось, я сделал все абсолютно правильно. Потому что настоящий джентльмен должен иметь какую-нибудь причуду. Нечто такое, что как бы выбивается из некоего усредненного образа настоящего джентльмена. Ну там дом с камином, скотч со льдом, вечер в клубе, скачки в Эскоте и т. д., что так старательно копировали наши пацаны. И именно причуду, а не там… вкладывать деньги в картины, породистых лошадей, футбольные клубы или старинные замки, чем некоторые пытались заниматься. И именно иметь, а не казаться. Если ты будешь просто изображатьувлеченного чем-то эдаким, то тебя довольно быстро раскусят. Здесь лохов практически нет, а те, что есть, наперечет… И, раскусив, пренебрежительно скривят губы и окончательно занесут тебя в список этакого разбогатевшего быдла. Причем уже навсегда… А вот если есть нечто, чему ты отдаешься всей душой, да еще и достиг в этом неких вершин мастерства, признаваемого за тобой крутыми профессионалами, — это меняет дело. Поэтому русский мультимиллионер, обладатель роскошных двухсотметровых апартаментов на Piccadilly со штатом прислуги, собственноручно готовящий себе на обед говяжью отбивную с овощами на гриле, сразу стал им неподдельно интересен. И куда как более интересен, чем его соотечественники, толпами шляющиеся по полям пригородных гольф-клубов, проводящие вечера за бриджем и скупающих целые ложи на премьерах в «Covent Garden». И когда позже выяснилось, что это не эпатаж, а действительно настоящая, стопроцентная, классическая причуда, от которой этот русский и не собирается отказываться, я как-то незаметно для себя был признан за почти своего. Почти, потому что совсем за своего тут признаются лишь те, за кем стоят «старые деньги». А значит, никто из моего и еще пары последующих поколений на большее рассчитывать не может. Как мне объяснил как-то по пьяни Малкольм, тоже яхтсмен и миллиардер из Аделаиды, проклятые лаймы [5]считают, что заложенным нами родам(буде они не только продолжатся, но и вообще случатся), надо будет лет сто регулярно стричь свои собственные газоны, прежде чем они соизволят хотя бы рассмотреть вопрос, считать или не считать вот этого конкретного потомка своим в их собственной тусе. Так что в ближайшие сто лет в этойтусе мы можем рассчитывать лишь на вторые роли. В лучшем случае на очень продвинутые вторые роли. Ну как у меня, который внезапно оказался едва ли не круче всей остальной толпы не только из России, но и со всего востока Европы. Но не более… Хотя мне это по большому счету было уже по барабану.

Что же касается недостатков, то больше всего меня напрягает английская манера подгребать под себя все, что им только представляется интересным. Вот так вот просто… Ты создаешь бизнес, выстраиваешь цепочку поставщиков и аутсорсеров или окучиваешь телку, но потом появляется англичанин, одаряет тебя белозубой улыбкой и ничтоже сумняшеся подгребает все под себя… то есть как минимум пытается. Мы же тоже ребята с зубками, знаете ли… И все не потому, что он такой уж крутой пацан или отмороженный подонок. Нет. Он просто считает себя, англосакса, наследника великой Британской империи, в которой никогда не заходило солнце, выше и круче всех на этой вшивой планетке. Мол, трепыхайтесь там, пока «большой дядя» не обратит на ваши дела свое милостивое внимание, а уж если обратил, то извини-подвинься. Это уже не твоидела, а дела «большого дяди». Так что всякое возмущение не только недопустимо, а просто глупо. Мол, ты же не возмущаешься тому, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе. Так устроен мир. И здесь все то же самое — ну просто так устроен мир. Англосаксы — это высшая раса. А вам, уважаемый, к сожалению, не повезло родиться англосаксом, о чем мы искренне сожалеем, но ничего поделать с этим, увы, нельзя. Sorry…

И ведь что интересно, такое быкование у них повсеместное. Причем не только в бизнесе. Я знаю одну биксу из числа двинутых на идее осчастливливания человечества такими всеобъемлющими ценностями, как свобода и демократия, которая испытывает страшные душевные муки как раз вследствие того, что ей хотелось бы быть как все. Ну там простой полячкой, украинкой или тартарианкой (это она так татар называет) и мужественно, страдая и не сдаваясь, бороться за правое дело. Но, вот ведь незадача, ей не повезло родиться англичанкой, да еще и, представьте себе, такая засада, в Гринвиче, и именно принадлежность к этому совершенно точно высшему человеческому племени как раз и заставляла ее неподдельно страдать…

Спустя полчаса Светла удалилась в спальню чистить перышки и готовиться к сегодняшнему дню, а я решил немного дернуть Джека за штаны. А то что-то он слишком разошелся.

— Сколько ты вчера продул, Джек? — разливая остатки водки по рюмкам, невинно поинтересовался я.

Джек, все это время самодовольно поглядывавший на двери, за которыми скрылась Светла, тут же помрачнел и, сграбастав рюмку, опрокинул ее в себя.

— …— пробормотал он, — эти хитрожопые греки раздели меня почти на восемьдесят тысяч фунтов, Фэдор. И это за один вечер.

— Сегодня вечером пойдешь отыгрываться? — спросил я.

Джек усмехнулся:

— Я не настолько наивен, Фэдор, чтобы надеяться выиграть у казино. Сегодня я просто попытаюсь ограничиться парой тысяч фунтов за вечер. Я вообще не играю, чтобы выиграть. Тот, кто играет, чтобы выиграть, — глупец… или мошенник. Я играю, чтобы… разозлиться. Когда я проигрываю слишком много, я начинаю лучше работать, чтобы вернуть потери. И возвращаю свое сторицей. А потом мне становится скучно, и я… снова отправляюсь поиграть.