Начало - Андрей Васильевич Лео

я тебе бабушка? Ты зачем встал? Тебе лежать надобно, помрёшь ведь. Что мне отец твой скажет? Машка уже успела ему об улучшениях растрепать.

Еле смог пролепетать:

– Да там блохи.

Тётка не размахиваясь влепила мне клюкой по бедру. Ох ёж твою, больно-то как!

– С тобой эти блохи пришли – тебе и кормить. А ну, быстро в постель! – Она замахнулась уже серьёзно.

Я от греха подальше поскорее юркнул в землянку. Отпор ей дать можно и в нынешнем состоянии, но оно мне надо – ссориться с единственным на данный момент человеком, который способен предоставить информацию о здесь и сейчас. Помнится, в старые времена суровое отношение к детям считалось нормальным, буду выпендриваться – прибьют на фиг, и вся недолга. Если это действительно восемнадцатый-девятнадцатый век, как я предполагаю, то летать мне после выздоровления быстрее тапка.

Закапываясь в шкуры, я старательно прислушивался к громкому ворчанию местного «жандарма», а устроившись, попытался осмыслить неожиданную встречу. Самое главное из всего услышанного – тут говорят по-русски. Значит, всё же прошлое. О болезни я правильно догадался, и кризис уже миновал. Слабость ощущается, но дело идёт на поправку. А лечила меня, очевидно, эта карга, очень на ведьму похожая.

Одежда у неё, как на фотках крестьян царской России времён Николая II: серо-синяя хламида, напоминающая сарафан с кофтой, да платок этот странный. Но думаю, так одеваться могли и при вторжении Наполеона. Присутствует какая-то Машка, наверно помощница. А ещё у меня есть отец, которого побаиваются. Что ж, придётся симулировать потерю памяти. Представляться вселенцем из будущего? Ну его на фиг, сожгут или утопят по-тихому. И ведьму заодно. Зачем нам демоны? Не-е-е, нам демоны ни к чему. Аминь, буль-буль.

Мои размышления прервал приход ведьмы. Я постарался изобразить лёгкий испуг.

Подошла, посмотрела и прошипела, хитро прищурившись:

– Что, боишься?

Блин, чуть не ляпнул: «Страшнее видали». В этих потёмках её и не разглядеть-то нормально.

– В огороде зачем морковку вытаскал?

– Есть хотелось.

– Наелся?

– Нет.

– Это хорошо. Сейчас заячьих лапок сварю. А тебе поспать необходимо. – Она махнула рукой в мою сторону.

«Ага, уснешь тут в вашем клоповнике», – только и успел подумать я и… вырубился.

Разбудил меня божественный запах мясного супа. Открыв глаза, столкнулся взглядом с внимательно наблюдавшей за мной давешней тёткой. Чёрт, что-то слишком уж пристально она меня рассматривает. Не к добру это.

– Ты другой стал.

Во, бляха-муха, рентген на ножках на мою голову выискался. Держись, Саша, иначе расколет тебя ведьма до самой задницы, а там и до безвременной кончины недалеко.

– Что ж в тебе изменилось? Не пойму я.

Нужно что-нибудь сказать, отвлечь как-нибудь.

– Я ничего не помню.

Голос у неё из задумчивого стал немного испуганным.

– Совсем ничего?

– Не знаю.

Она наклонилась ближе и требовательно спросила:

– Отца, мать?

– Не-е-ет.

– Обманываешь, – прищурилась ведьма.

Оба-на, она ещё и детектор лжи ходячий! Мне следует врать ей о-очень осторожно, а лучше совсем не врать.

– Сеструху помнишь? Вчера за тобой убирала.

– Не-е-ет.

– А братьев?

– Нет.

– А деревню?

– Нет.

– Вроде не врёшь. – Тётка сразу как-то осунулась. – Лес-то хоть помнишь? Он же тебе словно дом родной. Повадки всей живности знал.

– Лес помню. – Я постарался изобразить напряжённую работу ума.

– Как зверя добывать, силки ставить, помнишь?

– Помню.

– Стало быть, и остальное вспомнится, – с облегчением сказала она. – Лес тебе просто ближе всего, вот и не дает болезни память отобрать. А поправляться начнёшь, он и то, что забылось, возвернёт. Только не пойму, почему Машку, сеструху свою, забыл? Ты ж за неё даже на волка кидался, да и она в тебе души не чает. Просидела тут седмицу[6], пока ты в бреду метался. Домой не шла, сколь я ни гнала, почитай всё время в ногах у тебя спала. Ничего, помогу я тебе. Ты лишь, – она наклонилась ко мне, – отцу и братьям о памяти не болтай. И мамке пошто про это знать? Волнение одно. А с Машкой я поговорю, лишнего не сболтнёт. Она не смотри что два вершка, с понятием девка. Теперь, коли есть хочешь, отвару похлебай, начнём с малого.

Супчик из зайца на вкус был просто объедение. Судя по реакции тельца, оно такого давно не ело. Меня опять потянуло в сон. Да-а, к непростой тёте я попал. Сегодня мне повезло, а что дальше делать?

Второй раз я проснулся после полудня. Рядом сидела маленькая всклокоченная девчушка и пристально на меня смотрела. Опа! Похоже, про неё говорили – два вершка. Новоиспечённая сестрёнка. Личико красивое. В потёмках, правда, особо не разглядишь, но не крестьянское какое-то, более вытянутое. Глазищи большие, почти чёрные, оттенок не уловить. Пучки тёмно-серых волос в разные стороны торчат. Она мне взъерошенного воробушка напоминает. Смешная.

Я улыбнулся:

– Машка.

Ох как взвился этот воробушек! И зачирикал с сумасшедшей скоростью, периодически подпрыгивая на месте:

– Я же говорила, говорила! Меня он обязательно узнат. Он не сможет меня не узнат! Уж кого-кого, а меня он всегда узнат. Я ни вот столечки не боялась, ну ни вот столечки!

– Уймись, балаболка. – Тётка стояла, уперев руки в бока, но на лице её играла улыбка.

Сестрёнка на секунду замерла, а потом резко пододвинулась ближе и положила ладошки мне на грудь.

– Мишка, как я исполохнула[7], что ты умрёшь. Ты не думай, я не верила в это ни капельки. Я и Боженьку всё время молила и тянула тебя к себе по совету бабы Софы. Но боялась, не дозовусь, не услышит Боженька. У него дел тьма-тьмуща, да и ты сказал, совсем уходишь. Зачем ты так сказал, зачем? – Она легонько ударила своим кулачком по моей груди.

– Уймись! Слаб он ещё, – уже сердито рявкнула лекарка. – Будешь кулаками махать – уйдёт опять, не дозовёшься.

У сестрёнки на глаза навернулись слёзы. Она положила голову мне на грудь, обняла ручонками и стала тихонько всхлипывать. Тётка тяжело вздохнула и отошла к печке, а я серьёзно задумался над словами девчушки. Где же прежний владелец тельца и какова причина его исчезновения? Когда читал книжки о попаданцах, как-то это мимо сознания проходило: исчезли и исчезли, срослись с новым телом – и флаг им в руки. А сейчас, понимая, насколько эта малышка любит ушедшего, я завидовал. У меня, к сожалению, не было ни брата, ни сестры.

Куда он пропал? Связан ли его уход с болезнью? Почему говорил, уходит навсегда? Сам ли ушёл? Если сам, тогда что могло послужить такому решению? Надо в дальнейшем попробовать всё это выяснить.

А сестрёнка у меня ничего такая. Боевая.

Э-э, Саша, местный приём тебя, конечно, слегка огорошил, но ребёнка следует успокоить.

– Маш, – я потрепал сестрёнку по вихрам, – поверь, теперь я никуда не уйду.

Она подняла голову. Глазищи блестят чёрными угольками.

– Правда?

– Правда. Если и пойду куда-нибудь надолго, то тебя с собой возьму.

Заплаканное личико осветилось улыбкой.

– Ой, Мишка, я так рада, так рада! Ты не представляшш, как я вся извелась…

Машка продолжала тараторить, а я с удивлением прислушивался