В жизни не каждого теннисиста - Артём Романович Наумчик

украшали румяные щечки и курносый нос, а также не менее красивые губы, благодаря которым виднелась всегда улыбка. Она обожала работу с нами. А мы не менее обожали ее ежедневные уроки, на которых она всегда придумывала что-то, чтобы нас порадовать. Вспоминается мне, как она принесла сушки и большую шоколадку. Все вначале не поняли, почему именно эти два угощения. Но потом Джули растопила шоколад в глубокой миске и надела каждому по несколько сушек на пальчики. Она нам разрешила макать сушки прямо в шоколад, а потом их съесть. Это было самое сладкое угощение за мои десять лет.

По приказам директора, мы все отправились в местную поликлинику вместе с Деборой. Уже на пороге в клинику Дебора начала язвить с первым попавшимся врачом:

— Вы понимаете, если вам надо осмотреть детей для спорта, то вам надо сводить их в спортивную поликлинику! — говорил врач Деборе.

— Я тренером отработала больше, чем себя помню! Мне надо проверить этих детей, чтобы вам не стоило!

— Проходите, — поперхнулся врач.

— То-то же, — с ухмылкой улыбнулась Дебора и пошла своей королевской походкой, поворачивая свой таз в разные стороны.

Сидя и дожидаясь очереди, вечно бухтел и жаловался только один человек…

— Почему так долго! Почему нельзя пропустить несчастных сирот! — кричала Дебора на весь зал больных, имеющих, в отличие от нас родителей, пользуясь тем, что мы сироты, не имеющие ничего в этой жизни… Она кричала, чтобы быстрее уйти домой и не оставаться с нами.

Профосмотр не прошли только двое детей. Один из них был наследственным сердечником, а другая со статусом ДЦП. Нас проверяли, делали снимки, мерили, а также провели незапланированную беседу, рассказывая не о спорте, а о нашем пребывании в интернате. Спрашивал о нашем самочувствии, о учителях и воспитателях лично. Данный опрос показал мне, что я не безразличен коему количеству людей. Всем выдали справки и уже после окончания профосмотра все поехали обратно в интернат. Мне никогда не забудется эта почти свободная прогулка по городу, ведь в тот момент я ощутил мелкую свободу, идя за пределами моих воображаемых мыслей. В городе мне посчастливилось побывать только один раз. Но эти эмоции были незабываемыми. Я сидел около окна, разглядывая каждый домик, здание, а сам радовался. Также было удивительно узнать, что неподалеку от нашего интерната, в расстоянии двух километров, располагалась компактная церквушка. Проезжая мимо которой, ясный свет солнца светил на купола христианской церкви.

Приехав обратно в смутное на тот момент место, что заменяло мне дом, нас рассадили по комнатам и вызывали поочередно. Мы сидели вместе с Дэвидом, дожидаясь какой-то информации. Я понятия не имел, зачем каждого вызывали лично. Это все больше и больше накалило обстановку.

— Рональд Клоптон, — услышал я свое имя.

Дрожащими руками я все ближе и ближе подходил к двери, за которой мои всевозможные страхи были обдуманы… Почему именно этот момент стал для меня настолько страшным, что я, даже не выходя из комнаты упал в обморок.

— Ты как, мистер Клоптон? — с уважением спрашивал у меня директор.

— Все хорошо, а что произошло? — удивлялся я.

Директор Антонио тут же прибежал на крики моего друга Дэвида. Антонио вместе с Деборой отвезли меня в медпункт на первом этаже и постоянно смотрели, стоя надо мной.

— Спокойно, Рональд, ты упал в обморок, что произошло? — спокойно спрашивал директор.

— Если этот Дэвид или как его там, что-то сделал… Вдруг он пихнул его или ударил его специально? — немыслимо размышляла Дебора с желанием уже кого-то наказать.

— Мне просто стало плохо, — говорил я.

— Не надо защищать того, кто сделал тебе больно, — твердила Дебора.

— Я говорю честно, — сказал я и встал с кровати, убегая в сторону своей комнаты.

— Тупые врачи! Не могут понять, что у этого проказника сердце слабое, что не может выдержать обычного стресса! Как же он будет в теннис играть? — добавляла разъяренная Дебора, тыкая директора в плечо.

— Успокойтесь! Мальчик просто испытал стресс. Мне кажется, что очень зря я принял вас на эту вакансию. Вас уже дети бояться, когда вы их зовете, — размышлял Антонио.

— Вы, должно быть забыли, запамятовали, директор, что же я могу сделать для вас взамен на эту вакансию, — сказала Дебора и провела своими давно не стриженных ногтями по груди директора, ведя пальцы чуть ли не до самого торса.

— Я очень надеюсь на ваше удовлетворительное содействие, в особенности с детьми, — вздохнул директор.

Мне хотелось бежать со всех ног в тот момент, когда мое детское чувство среагировало, поддаваясь только эмоциям. Мне было страшно осознавать то, что они могли сделать с моим лучшим другом Дэвидом. Благо он оставался в нашей общей комнате, дожидаясь меня. Он тоже был напуган. Признавшись, он рассказал, как я его таким образом подставил, ведь все подумали на него. Но вот странно то, что Дэвид является моим лучшим другом и он в итоге мне ничего не рассказал, что именно с ним сделали. Когда я вошел, он сидел, сжавшись в углу под одеялом своей кровати и дрожал.

В тот вечер мы, не выходя из комнаты, просидели без дела, смотря, в прямом смысле, просто в белую стенку, что уже давно пора бы оштукатурить.

Глава вторая. Меркантильная власть

Утром первого июня всех созвали на первую ознакомительную тренировку. Выходя из здания, все сироты начали ломиться и толкаться, из-за чего образовалась толпа. Вахтерша Кэролайн была в ярости из-за раздражающих ее детей, что толпились, выходя из спален интерната. По дороге к теннисному корту Дэвид постоянно интересовался у меня о теннисе, хоть я сам не имел никакого представления о этом виде спорта. Он прыгал от счастья, думая, что все будут играть в популярный вид спорта.

На открытии корта присутствовал мэр, директор и, конечно же, Дебора. Принудительно наш новый тренер выстроил нас в линию, чтобы показать масштабы количества обучающихся.

Мэр города, Мотис Кемерсон, был одет в деловой костюм. Хоть сам он низкого роста и полноват, его наградили редкими короткими курчавыми волосами темно-русого цвета. А его узкие, заурядно-приветливые глаза, желающие чего-то стоящего от данного открытия, с растерянным взглядом смотрели на нас — сирот. Узкое круглое лицо украшал его чуткий нос. И маленькие губы, нервно покусывая которые, виднелись издалека. Ведь власть в этом городе была беспорядочной, а мэр боялся губернатора — своего вечного начальства. Страх появлялся из-за вечного трепетного желания уволить Мотисса, а лишение поста власти для него могло обернуться полным провалом жизни. Именно мэр разрешил директору Антонио Ховарду сделать на