Повороты судьбы - Лидия Макарова

Ложась вечером спать, Сергей еле сдержался, чтобы не напиться. Нет, завтра ему на работу, да и вообще, толку от этого не будет никакого. Голова опустилась на подушку, глаза закрылись, и сознание мирно пустилось в свои непостижимые странствия.

Улицы были темными, не освещенными, вдоль домов росли каштаны, огромные, могучие, очень старые, кажется, даже старше, чем дома. От их вида на душе стало тоскливо и уныло. Появилось ощущение ветхости, старости и какой-то незащищенности.

Сергей не любил старые интерьеры, дух прошлого, ретро, так сказать, и всегда старался отговорить клиентов от оформления жилища в стиле барокко, рококо и прочего «дворцового дизайна». Все должно быть современным, новым, и в то же время уникально-классическим. Когда-нибудь он напишет об этом книгу, мечтал он, в которой раскроет свой подход к дизайну интерьеров и свое видение прекрасного при создании модного, но в то же время уютного жилого дома.

По улице шел какой-то сгорбленный человек с плотно надвинутым на голову капюшоном. Он сильно сутулился, вжимал голову в плечи, но, тем не менее, шел достаточно быстро, несмотря на то, что выглядел как старик.

Человек перешел улицу и направился к двухэтажному деревянному дому. Дом был такой же старый, как и все вокруг. Человек внимательно огляделся по сторонам, прежде чем зайти и, убедившись, что все тихо, бесшумно проскользнул в приоткрытую дверь. Закрыв ее с другой стороны на щеколду, он поднялся на второй этаж и скинул капюшон.

В доме было темно, сквозь плотно задернутые шторы не проникал свет с улицы. Это создавало ощущение еще большей темноты, которая была почти осязаемой, казалось, ее можно было зачерпнуть, взять в руки, потрогать. Человек снова огляделся, как будто здесь кто-то мог быть и подошел к большому письменному столу. Он осторожно отодвинул один из многочисленных ящиков, порылся и достал плотно сложенный лист пожелтевшей бумаги и бумажный пакет с чем-то шуршащим, легким, приятно пахнувшим сушеными цветами. Аккуратно, боясь повредить, он стал разворачивать записку. Лист был сложен давно и весьма плотно и плохо поддавался, видно было, что у человека слегка дрожат руки. Когда он, наконец, развернул бумагу, то увидел всего одно слово, размашисто, во весь лист написанное черными чернилами: делай.

Человек на секунду закрыл глаза, с видом глубочайшей покорности судьбе, аккуратно засунул лист и пакет в карман плаща, вышел на улицу и снова, нервно озираясь по сторонам, чтобы убедится, что его никто не заметил, надвинув капюшон почти на глаза, направился в ту сторону, откуда недавно появился.

– Почему он так решил? Неужели я смогу это сделать? Прошло столько лет, сменилось несколько поколений, да что там, изменилась и сама жизнь! – думал человек, еще ниже наклоняя голову, словно боясь, что его мысли кто-то увидит и прочитает, – может быть, это не для меня? Мог же он ошибиться, в конце концов? Нет, и ты это отлично знаешь! Не мог он ошибиться, он видел все это задолго до того, как состоялся наш разговор! Он знал, что будет и что нужно делать, – человек ускорил шаг и вскоре дошел до своего дома. Зайдя в квартиру, он повесил плащ на вешалку в коридоре и прошел в гостиную.

– Мила, у нас есть еда? – спросил он звонким голосом, а посмотрев на него, вы с удивлением могли увидеть, что он еще очень молод, как будто на улице в плаще был старик, а теперь перед вами стоял высокий симпатичный молодой мужчина с ярко рыжими волосами.

– Да, конечно, садись кушать!

– На работе мне опять говорят, что пора менять план, – сев за стол, буднично начал он, – у них план, у нас план! У всех планы, а кто будет их выполнять не понятно… – между слов он быстро черпал суп ложкой, не роняя при этом ни капли.

– Главное, чтобы был результат, вы уже давно трудитесь над этим исследованием, – произнесла Лариса. – Я устала, ты так редко бываешь дома, я, конечно, понимаю, что все на благо нашей страны и светлого будущего, но без тебя у меня его не будет! Я все же считаю, что люди важнее планов, заданий и ударного труда на благо очередной пятилетки, которую нужно выполнять и перевыполнять!

– Тише! – сказал Иван, и по тому, как он испуганно оглянулся по сторонам, сразу стало понятно, что это именно он был на улице и в доме. – Никогда так не говори! Сегодня я понял, что все правильно, все, что я делаю, правильно! Пока не спрашивай меня ни о чем, но просто поверь, Мила!

– Хорошо, – устало вдохнула та.

Иван в молчании доел суп и подошел к окну. На небе всходили звезды, и луна висела огромным белым, полным собственного достоинства блином. Все вокруг было спокойно, но Иван знал, что это ненадолго, потому что его открытие скоро перевернет весь мир…

Едва забрезжил рассвет, как Иван открыл глаза и устало посмотрел в окно. Каждый день одно и то же. Серые унылые фигуры бредут по улице в таком же сером предрассветном сумраке, сливаясь с ним, сутулясь и стараясь не смотреть по сторонам, словно они не люди, а какие-то муравьи, запрограммированные двигаться только по заложенным в программу дорожкам и не знающие, что за пределами их муравейника есть огромные просторы чего-то более важного и значительного, чем они сами.

Иван понимал, что возможно скоро границы муравейника раздвинутся, распахнутся куда-то за горизонт, и от этого ему было немного страшно, даже голова слегка кружилась, как после поездки на карусели, на которой они с Милой часто катались в первый год после свадьбы. Но времени на такие размышления не было, может быть, когда-нибудь в старости он с улыбкой вспомнит эти дни. А пока, как обычно, Иван быстро встал с кровати, бережно укрыл жену одеялом и побежал под холодный душ.

Бодрость души и тела была его главным правилом. Рыжие взлохмаченные со сна волосы смешно торчали во все стороны. Иван быстро вымылся и пошел на кухню. Заботливая Мила как всегда оставила в духовке ароматную запеканку на завтрак, зная, как он ее любит. Кроме того, по собственному опыту она знала, что муж может так увлечься работой, что до самого вечера не возьмет в рот ни крошки еды, поэтому так важно было накормить его с утра.

Иван так же быстро поел и пошел одеваться. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить жену. Но она все равно стала ворочаться и сонно спросила:

– Ты нашел еду? Покушал?

– Да, Мила! Все в порядке! Спи, еще рано! Просто сегодня мы проводим серию опытов и договорились с Борисом встретиться на работе пораньше, чтобы успеть сделать кое-что до обхода!

– Хорошо, Ваня! До вечера! И не забудь покушать в обед!

– Так точно, мой генерал! – весело сказал Иван и чмокнул жену в щеку на прощание. Откуда ему было знать, что это действительно прощание. Мы никогда не знаем, когда последний раз увидим или поцелуем любимого человека…

Иван вышел во двор и бодро зашагал к трамвайной остановке. Он мог пройти несколько кварталов до работы пешком, и часто так делал, просто сегодня у него не было времени на прогулку, он спешил в лабораторию, где его уже наверняка ждал Борис.

Рассеяно глядя в пыльное и мутноватое вагонное окно, Иван задержал взгляд на ларьке с пивом. В такой ранний час там уже начала выстраиваться очередь из местных выпивох, которые рыбьими глазами смотрели вокруг себя и друг на друга. Их взгляд оживлялся только когда наталкивался на бутылки, выстроившиеся на витрине. Они подолгу не отрывали от них жадного взгляда и с нетерпением смотрели на часы. Время подходило, ларек открылся, и серая безликая масса торопливо всосалась внутрь.

Иван печально отвел глаза и вздохнул. Интересно, сможет ли его открытие избавить мир от такого вот ларька и людей с рыбьими глазами? Или ничего не измениться?

Объявили остановку, Иван ловко спрыгнул с подножки трамвая и быстрым шагом направился к большому, немного сумрачному зданию родной больницы. Войдя внутрь, он привычно направился к себе по широким прямым коридорам, улыбаясь идущим навстречу врачам и медсестрам, с некоторыми перекидывался несколькими фразами, мужчинам пожимал руку. Глядя на него, трудно было поверить, что этот молодой мужчина – подающий огромные надежды врач, ученый. Его лохматые рыжие волосы, круглое лицо и голубые глаза были по-детски веселыми и любознательными. Только очень внимательный наблюдатель, хорошо знающий Ивана, мог увидеть за всем этим неуловимую, прикрытую внешней беззаботностью обеспокоенность, чувство глубокой ответственности не только за себя, но за всю страну, весь мир.

Иван зашел в свой кабинет и только успел надеть халат, как появился Борис, вошедший как всегда торопливо и без стука, по его скованным движениям можно было понять, что внутри у него идет серьезная психологическая борьба.

Борис был старше Ивана лет на пять, ниже ростом, плотнее, но при этом нисколько не уступал Ивану в ловкости движений. Его наморщенный словно от тяжких дум, как любили говорить коллеги, лоб был предметом всеобщего подтрунивания, впрочем, беззлобного и не обидного. Все знали Бориса как человека очень ответственного, почти маниакально стремящегося к порядку во всем. Можно сказать, он в этом смысле был примером для всех, и когда Иван поступил в медицинский институт и подружился с молчаливой «библиотечной крысой», как называли Бориса ехидные и задиристые студенты, то сознательно стал перенимать у друга эту ценную, по его мнению, черту характера, не переходя, впрочем, грань разумного.