Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

«Иваноискатель».

На спиле ствола молодого деревца толщиной сантиметра полтора, сучком с вилкой на конце закреплялась неподвижно каплеобразная стрелка из сосновой коры. Но стоило только сучок слегка потянуть, как стрелка тут же приходила в движение и, покрутившись несколько секунд, словно шустрая гончая, острым концом указывала в сторону текущего местонахождения ее единственного и неповторимого.

Опробовано и одобрено многократно.

Радиус действия — несколько километров, в нашем случае — в пределах города.

Точность…

Ну, уж мимо собственного-то мужа она не пройдет.

И довольная премного собой и своей сообразительностью Серафима освободила стрелку.

Не произошло ничего.

Не веря своим глазам, она потрясла приборчик, покрутила вокруг всех возможных осей, потом снова зафиксировала забастовавший кусок коры и снова освободила…

Ничего.

Медленно и обиженно моргая и хмурясь, царевна выпятила нижнюю губу и повертела иваноискатель перед своим носом, придирчиво выискивая причину неисправности. Ведь даже если стрелку потерять, сучок сломать, а спил намочить, то после восстановления конфигурации — проверено в полевых условиях! — устройство продолжало работать!..

В чем же дело?

Неужели…

Не может быть!

Как он смел!..

Без меня!..

Один!..

И куда?

А если всё-таки с ним что-нибудь случилось?

Эта простая мысль словно окатила раскипятившуюся было Сеньку ведром холодной воды.

Если произошло что-то неожиданное, срочное, отчего он был вынужден спешно покинуть город?..

Настолько спешно, что не взял ни меча, ни кафтана, и никому (Кому это — «никому» — наверное, пояснять не надо) не сказал ни слова?..

Но почему же иначе Ярославнина штуковина на него не реагирует?

Ведь не может же быть, чтобы он… чтобы его…

Дура.

Конечно же он жив.

И нуждается в моей помощи.

Сборы были короткими: торопливо завершить одевание по сезону, поспешно нагрести денег из секретера в карманы и кошельки, проворно отыскать и прицепить на место меч и колчан, стремительно чиркнуть пару слов всем заинтересованным ее отсутствием лицам — и опрометью выскочить в гостиную.

— Эй, подъем, засоня, уже два месяца, как весна на улице! — Сенька вцепилась в свисающие со шкафа роскошные шерстяные кисти цвета кофе с молоком, изо всех сил дернула на себя и ловко отпрыгнула в сторону.

В следующее мгновение на то место, где она только что стояла, с антресолей обрушился Масдай.

— И что это, по-твоему, ты такое творишь?! — безмолвные еще минуту назад покои заполнил грохот переворачиваемой табуретки, опрокидываемой подставки, низвергающегося с нее каменного цветка, и возвышенный в сонном негодовании шершавый голос.

— Масдаюшка, лапушка, потом объясню, — бегло протараторила, царевна, лихорадочно раздирая и растворяя еще запечатанное на зиму окно. — Иван пропал.

— Если ты с ним обращалась так же, как со мной, то не нахожу в этом ничего удивительного, — сухо прошелестел злопамятный шерстяной голос из глубин скатанного ковра.

— Если я найду его, и выяснится, что причиной его пропажи стала какая-нибудь ерунда, то он еще позавидует тебе, — сквозь зубы, но от всей души пообещала Серафима, закрепила створки рамы крючками на стенах, быстро раскатала свое воздушное судно на полу и кинула на него мешок с припасами.

— Что-то серьезное? — неохотно полюбопытствовал ковер.

Сенька бухнулась посредине, поджала ноги по-тамамски и взяла наизготовку иваноискатель.

— Серьезней некуда! Погнали, скорей!

— Мяту хоть стряхни… и моль дохлую… — всё еще недовольно, с легкой тенью обиды прошуршал ковер, сладко потянулся складками, сонно пожал ворсинками, томно расправил кисти и осторожно поднялся на метр от натертого мастикой узорчатого паркета.

— По дороге стряхну, — нетерпеливо отмахнулась Сенька. — Скорей давай, до городских стен — и по спирали вокруг. Будем круги нарезать, пока прибор на него не сработает. Не мог он далекой уйти за вечер и ночь… надеюсь…

— Как скажешь, — пожал кистями Масдай, бережно приподнял края и плавно, будто орел, поймавший восходящие потоки, выскользнул в распахнутое окно.

Нарезание кругов продолжалось гораздо дольше, чем царевне того хотелось бы.

Прошло утро, протащился мимо полдень, исподволь подкрался вечер… Внизу проплывали, сначала чередуясь, а потом бесхитростно сливаясь в одну бесконечную полосу леса, деревни, поля и дороги. По дорогам проходили, не поднимая голов, или отчаянно пялясь и тыкая пальцами в невозмутимо парящего Масдая купцы из торговых обозов, крестьяне со своих телег, дружинники верховые и пешие, и просто странники — калики перехожие. Юг сменялся востоком, север — западом, а тот снова югом — ничего нового в географии за время ее поисков придумать не успели — а деревянный прибор оставался невозмутим и спокоен, словно забыв о своем назначении, или вовсе утратив после зимовки в ларце главную и единственную функцию.

При мысли об этом Серафиме становилось не по себе.

— Нечистая тебя раздери… — отчаянно трясла она то и дело нехитрую деревянную конструкцию. — Ну, действуй же, действуй, действуй!.. Ищи!!!..

Но безразличная приспособа оставалась глуха к ругани, уговорам и мольбам, и первый день без Ивана плавно и безнадежно перетек в первую ночь.

Не колеблясь ни секунды, Сенька надела бы кольцо-кошку и продолжила поиски и без помощи устало окончившего смену солнца и бессовестно прогуливающей работу луны, но с затянутого вдруг и сразу тучами неба стал накрапывать мелкий дождик, грозящий вот-вот перейти в крупный ливень. Масдай взбунтовался, и пришлось сделать привал в первой попавшейся деревеньке.

Постоялого двора там не было — если посчитать, там и простых-то дворов было негусто — но ужин и место на полатях спустившейся с неба супруге наследника престола нашлось.

С первыми лучами отдохнувшего за ночь светила она расплатилась с гостеприимными хозяевами, волоком вытащила сонно бурчащего, пригревшегося на печи Масдая на крыльцо, и поиски были продолжены.

Когда ближе к полудню тупо застывшая в одном положении стрелка очнулась от вечного сна и лениво шевельнулась, Сенька не поверила своим глазам.

— Стой!!! — осипшим от долгого молчания голосом выкрикнула она, и ковер послушно завис в воздухе.

Стрелка повернулась вправо, потом влево, словно принюхиваясь, и, наконец, определившись во мнении, твердо указала на север.

Серафима бережно положила ярославнино приспособление на ковер и в радостном предвкушении праздника воссоединения семьи потерла озябшие руки.