Рукопись Бэрсара - Елизавета Манова

Это было приятно после томительных дней безделья. Я сидел на поляне и работал, а вокруг толпился народ. Всякий был не прочь задержаться, поглазеть, похвалить, дать совет. Можно было смеяться над этим: знаменитый физик профессор Бэрсар наконец-то нашел себе дело, я и смеялся, но не всерьез. Да, я нашел себе дело в _э_т_о_й_ жизни, и почти уже принят людьми. Раньше я не нуждался в людях. Была привычная жизнь, была работа, которая заменила мне все, здесь же я был бессилен и жалок, одинокий человек без корней, и надо было зацепиться за что-то.

Я работал, люди менялись вокруг, только один приходил всегда. Рават. Не пошучивал, не давал советов, простоя стоял и молча смотрел. Очень удобно для наблюдения - Рават меня тоже занимал.

Было ему лет 25, и он был строен, подтянут, щеголеват. Единственный, кроме Охотника, с кем не противно есть. Мне нравились его переменчивые глаза и быстрая, как солнечный зайчик, улыбка. Мне нравились, как себя держал: с достоинством, но без зазнайства. И нравилось то, что он молчит и никак не решится спросит меня.

- Учитель, - робко спросил он меня наконец, - а правда, что вы ребят учили?

- Учил, но не детей, а таких молодцов, как ты.

- А... а меня вы не согласитесь учить?

- Чему?

Он кивнул на мой самодельный стол.

- Вот этому?

- Всему! - ответил он, осветившись улыбкой.

Заняться преподаванием здесь? Я обрадовался и испугался. Это попахивает хроноклазмом: я со своим набором идей, со складом мышления, с логикой десятого века учительствую в средневековье? Но Рават глядел на меня с такой надеждой, что я понял: не хочу быть благоразумным. Три года, как меня отлучили от университета, три года жажды и пустоты. Мне это нужно - давать и сеять, именно мне, мне самому...

- Могу и поучить, только легко не будет.

- Я понимаю! - ответил он торопливо. - Не сомневайтесь во мне, Учитель!

И я дорвался. Отвел душу. Начал с простейших вещей: понятия о видах тел, законы Кетана и Табра, - и очень неплохо пошло. Рават был толковый парень, с ним стоило поработать. Но что за каша была у него в голове! На всякий вопрос он отвечал: "так бог велел", а после оказалось, что бог богом, а он понимает, как работает блок и рычаг, и что заставляет двигаться пулю.

Бессмысленно было это все разгребать, я начал с другого конца: налег на общность законов природы и взаимосвязанность всех явлений - достаточно радужная картинка, я знал, что это его возьмет.

А время шло. Я сбежал в середине лета, а теперь к землянкам уже подползала осень, и я чувствовал, что вся эта эпопея, словно вычитанная в одном из романов Фирага, окончательно осточертела мне. Потускнела прелесть мнимой свободы, и остались только холод и грязь, раздражение и усталость.

Да, я устал от этой жизни вполсилы, от невозможности занять свой мозг, от отчуждения Охотника и зависимости от него.

Да, меня все раздражало: землянка, отвратительная одежда, невозможность вымыться и то, как они не пускали меня в свой мир.

И я сорвался.

Был промозглый осенний день, все в лесу затаилось и отсырело, а в землянках под решетками заплескалась вода. И я понял, что не могу. Хватит. Все. Я метался от стенке к стеке, чувствуя, что сейчас сорвусь и пойду вразнос, и стыдился этого, и хотел.

Рават предложил позаниматься, я грубо буркнул, что болит голова.

- С дождя, - сказал Дибар. - Бывает.

Они сидели на нарах и глядели, как я мечусь, и за это я ненавидел их.

- Тоже затылок ломит, - сказал вдруг Охотник. - Пройдусь, пожалуй. Не хотите со мной, Учитель?

Я не хотел, но пошел. Колючей сыростью встречал нас лес, дождь перестал, но воздухе висела мокрая мгла, и сразу же меня прохватило ознобом.

- Озябли? - спросил Охотник?

- Сыро.

Он взял меня под руку и повел к одной из пустых землянок. Там было еще холодней. Ссутулившись, я смотрел, как он бьет по огниву кресалом, пытаясь поджечь отсыревший трут. Тот стал тлеть. Охотник раздул огонек, нашарил на полке светильник, и красные блики легли на его лицо. Впервые он показался мне очень усталым. Мы молча стояли, разглядывая друг друга, вопросы душили меня, но эту игру начал он, и первый ход был его.

И он сказал, наконец:

- Я все ждал, когда вы начнете задавать вопросы.

- Вы бы все равно не ответили.

- Теперь отвечу.

- Хорошо. Кто вы, Охотник?

- Мое имя - Баруф Имк.

Я нашарил позади нары и сел. Так вот оно что.

- Я думал... у Имка никого!

- Быстро соображаете. Я его племянник. - Посмотрел на меня и улыбнулся. - Значит, я вас не удивил?

- Не очень. Вас выдают привычки - от умывания до поведения за столом.

- А вы наблюдательны!

- Я - экспериментатор, Имк. Рассказывайте!

Он опять улыбнулся - снисходительно и устало.

- Все очень просто, профессор. Вы завещали свое имущество дяде...

- Жалкие крохи!

- Для вас. Ему хватило не только на безбедную жизнь, но и на то, чтобы выучить меня. Так что я ваш должник.

- Оставьте! Что мне, Глару было наследство оставлять? Как вы сюда попали?

- Это долгая история, профессор.

- Я не спешу.

Я знал, что веду себя глупо. Не так бы мне с ним говорить - с единственным _с_в_о_и_м_ человеком в неведомом мире, где все так бессмысленно и глупо, и только он... Но ярость душила меня, я его почти ненавидел за эти пропащие недели, за все проглоченные унижения, за то, что, все обо мне зная, он только сейчас приоткрылся мне. И пусть у него есть на то причины - я даже догадываюсь, какие - плевать! Я все равно не прощу!

- Начало заурядное. Кончил Политехнический, несколько лет работал инженером на алюминиевом заводе в Сэдгаре. А потом... Обычная история: оборудование изношенное, эксплуатируется безобразно. Была авария, погибло пять человек. Рабочие потребовали принять меры, администрация, конечно, отказалась. Я тоже участвовал в забастовке. А дальше, как всегда: дирекция вызвала войска, с рабочими разделались, а я навсегда потерял работу. Собственно, это все решило. Мне оставалось только найти людей, которые борются с режимом Глара...

- Я не нашел.

- Конечно. Вы были слишком на виду. Ни одна группа не решилась с вами связаться. Для нас конспирация - это жизнь.

- И помогало?

- До поры. Пока к нам не втерся провокатор. Часть организации спасти все-таки удалось, но пришлось помотаться. Как-то обстоятельства привели нас в Квайр, и я рискнул повидаться с дядей. Знал, что он очень болен, и боялся, что другого раза не будет.

- А он знал, чем вы занимаетесь?

- Конечно. Я его достаточно уважал. - Помолчал и сказал задумчиво: Удивил он меня тогда. Молчун - а тут его вдруг прорвало. Тогда он и рассказал мне правду о вашем исчезновении. Я ведь знал только официальную версию: взрыв в лаборатории. А потом достал из тайника старую папку. Знаете, что там было?